Павловская, Эмилия Карловна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эмилия Павловская
Основная информация
Имя при рождении

Эмилия Карловна Бергман

Дата рождения

28 июля (9 августа) 1853(1853-08-09)

Место рождения

Санкт-Петербург, Российская империя

Дата смерти

23 марта 1935(1935-03-23) (81 год)

Место смерти

Москва, СССР

Страна

Российская империя Российская империя, СССР СССР

Профессии

оперная певица, камерная певица, вокальный педагог, пианистка

Певческий голос

лирико-драматическое сопрано

Инструменты

фортепиано

Жанры

опера,
камерная музыка

Коллективы

Мариинский театр, Большой театр

Награды

Эми́лия Ка́рловна Павло́вская, урождённая Бе́ргман (в некоторых источниках — Бе́рман; (28 июля [9] августа 1853 (по другим источникам — 1857), Санкт-Петербург, Российская империя — 23 марта 1935, Москва, СССР) — русская оперная и камерная певица (лирико-драматическое сопрано), вокальный педагог, пианистка. Выпускница Санкт-Петербургской консерватории по классу фортепиано и вокала. Солистка Большого театра (сезоны 1883/84, 1888/89) и Мариинского театра (1884—1888). Заслуженная артистка Республики (1925). Заслуженная артистка РСФСР (1934). Герой Труда. Супруга певца С. Е. Павловского.

Первая исполнительница в операх П. И. Чайковского партий МарииМазепа», 1884), Татьяны[К 1]Евгений Онегин», 1884), КумыЧародейка», 1887). Созданный артисткой образ Марии, при жизни композитора, считался критиками лучшим.[1]

Среди лучших партий, исполненных певицей — АидаАида» Верди), ВалентинаГугеноты» Мейербера), ВиолеттаТравиата» Верди), КарменКармен» Бизе), Манон ЛескоМанон» Массне), МаргаритаФауст» Гуно), МарияМазепа» Чайковского), РозинаСевильский цирюльник» Россини), ТатьянаЕвгений Онегин» Чайковского).





Биография

Родилась в Петербурге 28 июля [9] августа 1853 года[2] (по другим источникам — в 1857 году). По свидетельству Е. Клейнмихель (урожд. княжны Мещерской) Бергманы происходили из дворян и исповедовали лютеранство[3].

В биографии младшей сестры Павловской, Фанни Карловны, упоминается о том, что семья Бергман имела некое отношение ко двору великой княгини Елены Павловны[4], при финансовой поддержке которой возникли Русское музыкальное общество (1859) и первые классы российской консерватории (1862) во главе с А. Рубинштейном.

В родительском доме была создана благоприятная атмосфера для развития музыкальных и актёрских данных юной Эмилии Бергман, которая в первом полугодии 1863/64 учебного года являлась ученицей Рубинштейна. В январе 1866 года поступила в Петербургскую консерваторию по классу фортепиано Г. Кросса. Через два года там же начала обучаться пению у профессора К. Эверарди.[5]

В консерватории обучалась бесплатно, так как являлась стипендиаткой великой княгини Елены Павловны[К 2]. Принимала участие в ученических концертах как пианистка и работала концертмейстером Эверарди. Фортепианный класс окончила в 1869 году, а в 1872 году получила аттестат об окончании класса пения.[7]

В 1873 году уехала совершенствовать вокал в Милан, где и начала карьеру оперной певицы.

Сцену оставила в 1892 году и занялась преподавательской деятельностью.

В Москве проживала на углу Арбата и Большого Афанасьевского переулка в Доходном доме № 13[8][9].

Умерла 23 марта 1935 года в Москве. Похоронена на Введенском кладбище (участок № 5)[10].

Архивные материалы певицы находятся на хранении в ГДМЧ[11], РГАЛИ[12][13], ГЦТМ им. А. А. Бахрушина[14] и ГЦММК им. М. И. Глинки[15].

Семья

  • Муж — Сергей Евграфович Павловский (1846—1915), оперный певец (лирический баритон), артист Мариинского театра, артист и режиссёр Большого театра, вокальный педагог.
  • Сестра — Фанни Карловна Татаринова, урождённая Бергман Франциска Аннета Карловна(1863, Петербург — 1923, Москва), окончила Московскую консерваторию по классу драмы Самарина. Вышла замуж за инженера-технолога Василия Степановича Татаринова (ум. 1886). В 1884 году переехала с семьей в Ялту, где вела активную общественную работу: благотворительница, издатель и редактор ежедневной газеты «Ялтинский листок», деятель Ялтинского Отделения ИРМО и «Общины сестер милосердия». В начале 1900-х годов владелица ялтинской гостиницы «Джалита», где собирались видные деятели культуры. Играла на одной сцене со Станиславским, М. Петипа, Горевым и др. В дальнейшем преподавала в МХТ. Горячая поклонница А. П. Чехова, т. н. «антоновка». Похоронена на Введенском кладбище[3].
  • Племянник — Константин Васильевич Татаринов (ум. в 1897).
  • Племянница — Анна Васильевна Угричич-Требинская, урождённая Татаринова. Похоронена на Введенском кладбище.

Творчество

Голос

Краткая характеристика вокальных данных артистки дана в словаре «Отечественные певцы. 1750—1917»:

Обладала гибким, сильным (с горловым оттенком) голосом „жидковатого“ тембра и широкого диапазона, в совершенстве владела колоратурной техникой. Исполнение отличалось высокой культурой пения, исключительной выразительностью и драматическим мастерством.

По мнению оперного певца Василия Шкафера, голос Павловской не был красивым, тем не менее артист отмечал его богатую выразительность[16].

Отзыв музыкального критика на московский дебют артистки в партии Виолетты:
Большой, хороший, красивый голос, не поражающий силы, но во всяком случае, вполне сценичный, по свойствам своим подходит ближе всего к тому, что итальянцы называют soprano guisto. Много уменья и опытности, кантилена, фиоритуры одинаково удаются на славу, всюду видна хорошая, основательная школа. Прибавьте к этому образцовое произношение слов, горячую, умную фразировку и большинство свойств первоклассной актрисы.

С. Н. Кругликов [17]

Музыкальный критик Н. Кашкин писал в 1888 году, что сила голоса певицы и её вокальная техника оставляли желать лучшего. Считая вокальные средства Павловской весьма скромными для оперной исполнительницы, Кашкин отдавал должное её артистическому таланту, подчёркивая художественно законченную цельность создаваемых ею образов и продуманного исполнения[18].

Сценическая деятельность

Оперная карьера Павловской началась в Италии. Дебют состоялся в 1873 году в г. Крема, где она пела вместе с Сергеем Павловским в опере Верди «Бал-маскарад».

1874 — выступления в Равенне и Турине (Италия).

П. И. Чайковский — Э. К. Павловской

Москва. 4 февраля 1884

Дорогая, чудная Эмилия Карловна!

<…> Спасибо вам, несравненная Мария, 
за неописанно чудное исполнение роли!
<…> Никогда не забуду глубоких впечатлений, 
доставленных Вашим дивным талантом.
Письмо написано после премьеры оперы «Мазепа»[19].

1875—1876 — итальянская опера в Ла-Валлетте (о. Мальта).
1876—1879 — антреприза И. Я Сетова, (Киев).
1879—1880 — антреприза П. Медведева (Харьков).
1880—1883 — антреприза И. Питоева (Одесса, Тифлис).
В 1883 году принята солисткой в московский Большой театр.[20] Пела в театре сезоны 1883/84 и 1888/89.
1884 — гастроли в Харькове.
В 1884 году переведена солисткой в петербургский Мариинский театр.[20] Покинула Мариинский театр в 1888 году.
В 1887 году гастролировала в Харькове. Приняла участие в спектаклях «Русалка» Даргомыжского, «Аида» и «Травиата» Верди, «Джоконда» Понкьелли, поставленных Московской частной оперой С. Мамонтова. Дирижировал И. Труффи[21].
В ноябре 1892 года была приглашена антрепренёром И. Сетовым на гастроли в Киевскую оперу.
1921 — солистка московской Оперы С. Зимина.

Репертуар

Преподавательская деятельность

После завершения артистической карьеры в 1892 году занялась преподаванием. С 1895 года обучала вокалу молодых артистов Большого театра. Среди учеников: Елизавета Азерская, Конкордия Антарова, Леонида Балановская, Наталия Ван-дер-Вейде, Наталия Ермоленко-Южина,Евгения Збруева, Елена Муравьева, Антонина Нежданова, Надежда Папаян, Надежда Салина, Александр Свешников, Дмитрий Смирнов, Леонид Собинов, Елена Степанова, Xристофор Толкачев, Степан Трезвинский, Мария Турчанинова, Елена Хренникова, Мария Цыбушенко, Вера Эйген.

Сочинения

  • Павловская Э. К. [www.tchaikov.ru/memuar088.html Из моих встреч с П. И. Чайковским] / Сост. Е. Е. Бортникова, К. Ю. Давыдова, Г. А. Прибегина; Ред. В. В. Протопопов. — М.: Музыка, 1962. — С. 139—142.

Напишите отзыв о статье "Павловская, Эмилия Карловна"

Примечания

Комментарии
  1. Первое исполнение оперной партии на петербургской сцене профессиональным артистом. Ранее опера «Евгений Онегин» была поставлена в Петербурге силами кружка любителей.[1]
  2. «Стипендиатами Её Императорского Высочества Государыни Великой Елены Павловны» назывались ученики, принятые в Санкт-Петербургскую консерваторию по её особому распоряжению. Обучались они бесплатно. Также покровителем стипендиата могло быть любое общество или частное лицо, вносящее плату за обучение.[6]
Источники
  1. 1 2 Кашкин, 1954, с. 221.
  2. 1 2 Пружанский, 2000.
  3. 1 2 Клейнмихель В., Клейнмихель Е. В тени царской короны. — Симферополь: Бизнес-Инфо, 2009. — 344 с. — (Воспоминания о Крыме). — 2000 экз. — ISBN 978-966-648-195-8.
  4. Биография Фанни Карловны Татариновой, изложенная её мужем // Радуга: журнал художественной литературы и общественной мысли. — Киев, 2006. — № 1.
  5. Сартакова, 2008, с. 142, 308.
  6. Сартакова, 208, с. 308.
  7. Сартакова, 2008, с. 195.
  8. Левин А. А. Арбат. Один километр России. — М.: Галарт, 2005. — 184 с. — 3000 экз. — ISBN 5-296-00928-5.
  9. [dlib.rsl.ru/viewer/01003180502#?page=1249 Вся Москва: адресная и справочная книга на 1930 год: (с приложением плана г. Москвы)]. — М.: Московский совет р. к. и к. д., 1930. — 493 с.
  10. Артамонов М. Д. Московский Некрополь / Фотографии А. Е. Субботина. — М.: Столица, 1995. — С. 204. — (Б-ка «История Москвы с древнейших времён до наших дней»). — ISBN 5-7055-1162-0.
  11. Государственный дом-музей П. И. Чайковского в г. Клин, ф. Ц, 507 ед. хр., 1866—1934.
  12. [www.rgali.ru/object/236334977?lc=ru РГАЛИ ф. 659 оп. 3 ед. хр. 2775]. Проверено 12 ноября 2014.
  13. [www.rgali.ru/object/255740452?lc=ru РГАЛИ ф. 1998 оп. 1 ед. хр. 3] (рус.). Проверено 12 ноября 2014.
  14. Леонов М. М. [vestnik-old.samsu.ru/articles/133/73_11.pdf Альбомные коллекции как исторический источник (по материалам ГЦТМ им. А. А. Бахрушина) ф. 201, 242 ед. хр., 1875-1914] (рус.). Проверено 15 ноября 2014.
  15. [glinka.museum/for_visitor/putevoditel.pdf ГЦММК им. М.И. Глинки ф. 193, 198 ед. хр., 1867—1930] (рус.). Проверено 15 ноября 2014.
  16. Шкафер В. П. [dlib.rsl.ru/viewer/01005317453#?page=60 Сорок лет на сцене русской оперы: воспоминания, 1890—1930 гг.] / Вступ. ст. О. С. Литовского, Б. В. Асафьева. — Л.: Изд-во Театра оперы и балета им. С. М. Кирова, 936. — С. 46.
  17. Гозенпуд, 1973, с. 232.
  18. Кашкин Н. Д. Избранные статьи о П. И. Чайковском. — М.: Музгиз, 1954. — С. 220. — (Русская классическая музыкальная критика).
  19. Чайковский на Московской сцене: первые постановки в годы его жизни / ФГУК «Гос. центральный театральный музей им. А.А. Бахрушина»; общ. ред. В.В. Яковлев. — М.: Искусство, 1940. — С. 316.
  20. 1 2 Гозенпуд, 1973, с. 231.
  21. Калинников В. С. Письма, документы, материалы / Сост., ред., вступит. статья и коммент. В. А. Киселева. — М.: Государственное музыкальное изд-во, 1959. — Т. 1. — С. 316—317.

Литература

  • Виноградова А. С. [sias.ru/upload/iblock/bc4/vinogradova.pdf Рождение русской Кармен] // Искусство музыки: теория и история : журнал. — М., 2012. — № 4. — С. 95. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=2307-5015&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 2307-5015].
  • Гозенпуд А. А. Русский оперный театр XIX века, 1873—­1889 / Ленингр. гос. ин-­т. театра, музыки и кинематографии. — Л.: Музыка, 1973. — 328 с.
  • Зарубин В.И. Большой театр: первые постановки опер на русской сцене 1825-1993. — М.: Эллис Лак, 1994. — 319 с. — ISBN 5-7195-0027-8.
  • Кашкин Н. Д. Воспоминания о П. И. Чайковском. — М.: Музгиз, 1954. — 225 с. — (Русская классическая музыкальная критика).
  • П. И. Чайковский на сцене Театра Оперы и Балета имени С. М. Кирова (б. Мариинский) : (Сб. статей). — Л.: Музгиз, 1941. — 450 с.
  • Отечественные певцы. 1750—1917: Словарь / Пружанский А. М. — 1-е изд.. — М.: Советский композитор, 2000. — Т. 2.
  • Сартакова Е. С. История фортепианного отдела Санкт-Петербургской консерватории. 1862—1872 : дис. … канд. искусствоведения : 17.00.02 / [Место защиты: С.-Петерб. гос. консерватория им. Н. А. Римского-Корсакова]. — СПб., 2008. — 331 с.
  • Старк Э. [sias.ru/publications/magazines/voprosyteatra/files/vop_1-2.%202013_sm.pdf Стравинский и оперный театр его времени. Глава XIX Десятый сезон (1885—1886)] // Pro Scenium. Вопросы театра : журнал. — М., 2013. — № 1-2 (вып. XIII). — С. 321—337. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0507-3952&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0507-3952].

Отрывок, характеризующий Павловская, Эмилия Карловна

В середине разговора, который начинал занимать Наполеона, глаза Бертье обратились на генерала с свитой, который на потной лошади скакал к кургану. Это был Бельяр. Он, слезши с лошади, быстрыми шагами подошел к императору и смело, громким голосом стал доказывать необходимость подкреплений. Он клялся честью, что русские погибли, ежели император даст еще дивизию.
Наполеон вздернул плечами и, ничего не ответив, продолжал свою прогулку. Бельяр громко и оживленно стал говорить с генералами свиты, окружившими его.
– Вы очень пылки, Бельяр, – сказал Наполеон, опять подходя к подъехавшему генералу. – Легко ошибиться в пылу огня. Поезжайте и посмотрите, и тогда приезжайте ко мне.
Не успел еще Бельяр скрыться из вида, как с другой стороны прискакал новый посланный с поля сражения.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – сказал Наполеон тоном человека, раздраженного беспрестанными помехами.
– Sire, le prince… [Государь, герцог…] – начал адъютант.
– Просит подкрепления? – с гневным жестом проговорил Наполеон. Адъютант утвердительно наклонил голову и стал докладывать; но император отвернулся от него, сделав два шага, остановился, вернулся назад и подозвал Бертье. – Надо дать резервы, – сказал он, слегка разводя руками. – Кого послать туда, как вы думаете? – обратился он к Бертье, к этому oison que j'ai fait aigle [гусенку, которого я сделал орлом], как он впоследствии называл его.
– Государь, послать дивизию Клапареда? – сказал Бертье, помнивший наизусть все дивизии, полки и батальоны.
Наполеон утвердительно кивнул головой.
Адъютант поскакал к дивизии Клапареда. И чрез несколько минут молодая гвардия, стоявшая позади кургана, тронулась с своего места. Наполеон молча смотрел по этому направлению.
– Нет, – обратился он вдруг к Бертье, – я не могу послать Клапареда. Пошлите дивизию Фриана, – сказал он.
Хотя не было никакого преимущества в том, чтобы вместо Клапареда посылать дивизию Фриана, и даже было очевидное неудобство и замедление в том, чтобы остановить теперь Клапареда и посылать Фриана, но приказание было с точностью исполнено. Наполеон не видел того, что он в отношении своих войск играл роль доктора, который мешает своими лекарствами, – роль, которую он так верно понимал и осуждал.
Дивизия Фриана, так же как и другие, скрылась в дыму поля сражения. С разных сторон продолжали прискакивать адъютанты, и все, как бы сговорившись, говорили одно и то же. Все просили подкреплений, все говорили, что русские держатся на своих местах и производят un feu d'enfer [адский огонь], от которого тает французское войско.
Наполеон сидел в задумчивости на складном стуле.
Проголодавшийся с утра m r de Beausset, любивший путешествовать, подошел к императору и осмелился почтительно предложить его величеству позавтракать.
– Я надеюсь, что теперь уже я могу поздравить ваше величество с победой, – сказал он.
Наполеон молча отрицательно покачал головой. Полагая, что отрицание относится к победе, а не к завтраку, m r de Beausset позволил себе игриво почтительно заметить, что нет в мире причин, которые могли бы помешать завтракать, когда можно это сделать.
– Allez vous… [Убирайтесь к…] – вдруг мрачно сказал Наполеон и отвернулся. Блаженная улыбка сожаления, раскаяния и восторга просияла на лице господина Боссе, и он плывущим шагом отошел к другим генералам.
Наполеон испытывал тяжелое чувство, подобное тому, которое испытывает всегда счастливый игрок, безумно кидавший свои деньги, всегда выигрывавший и вдруг, именно тогда, когда он рассчитал все случайности игры, чувствующий, что чем более обдуман его ход, тем вернее он проигрывает.
Войска были те же, генералы те же, те же были приготовления, та же диспозиция, та же proclamation courte et energique [прокламация короткая и энергическая], он сам был тот же, он это знал, он знал, что он был даже гораздо опытнее и искуснее теперь, чем он был прежде, даже враг был тот же, как под Аустерлицем и Фридландом; но страшный размах руки падал волшебно бессильно.
Все те прежние приемы, бывало, неизменно увенчиваемые успехом: и сосредоточение батарей на один пункт, и атака резервов для прорвания линии, и атака кавалерии des hommes de fer [железных людей], – все эти приемы уже были употреблены, и не только не было победы, но со всех сторон приходили одни и те же известия об убитых и раненых генералах, о необходимости подкреплений, о невозможности сбить русских и о расстройстве войск.
Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.