Павловский, Виктор Александрович

Виктор Павловский
Имя при рождении:	Виктор Александрович Павловский
Профессия:	актёр
Награды:

Виктор Александрович Павловский (5 декабря 1925, Минск, СССР — 26 марта 1998, Севастополь, Украина) — советский, и украинский актёр. Народный артист Украинской ССР (1982).

Биография

Родился в семье военнослужащего. В 1942 году поступил в Ленинградский государственный театральный институт (ЛГИТМиК), через полгода был призван в ряды Красной Армии.

По январь 1944 года Виктор Павловский учился в Полтавском танковом училище, затем служил в действующей армии.

После окончания Великой Отечественной войны до 1947 года служил в частях советских войск, находившихся на территории Болгарии и Румынии.

В 1947 году демобилизовался и поступил в Московское театральное училище им. М. С. Щепкина. Окончив его, в сентябре 1951 года стал артистом Севастопольского драматического театра им. Бориса Лавренёва Черноморского флота РФ.

В кино Виктор Павловский играл преимущественно комические роли второго плана. Довольно часто снимался у таких режиссёров, как Георгий Юнгвальд-Хилькевич, Александр Павловский, Владимир Алеников.

В Севастопольском драматическим театре Павловским было осуществлено около двадцати постановок, самая известная из которых, увидевшая свет в 1983 году — «Женихи по объявлению». Она пережила своего создателя, являясь по сей день одной из самых кассовых в репертуаре театра.

В 1968 году Виктору Павловскому было присвоено звание Заслуженного артиста Украинской ССР, а в 1982 году он был первым жителем Севастополя, удостоенным звания Народного артиста Украинской ССР.

Скончался в 1998 году в Севастополе. Похоронен актёр на севастопольском кладбище «5-й км» (новая сторона квартал 39, 4-й ряд, могила 1А).

Был женат. Дочь Елена родилась в 1953 году. Проживает в Ялте.

Фильмография

1. 1959 — Любой ценой
2. 1968 — Один шанс из тысячи — Вайзинг
3. 1969 — Опасные гастроли — филёр
4. 1978 — Д’Артаньян и три мушкетёра — судейский
5. 1979 — Аллегро с огнём — командир ОВРа
6. 1979 — Жил-был настройщик — точильщик ножей
7. 1980 — Испанский вариант — министр Хордана
8. 1980 — «Мерседес» уходит от погони — шофёр Шульте
9. 1981 — Куда он денется! — сторож
10. 1982 — Трест, который лопнул — полицейский
11. 1982 — Женатый холостяк — Антон Филиппыч
12. 1983 — Двое под одним зонтом
13. 1983 — Зелёный фургон — глухой севериновец
14. 1983 — Приключения Петрова и Васечкина — Николай Иванович, учитель труда
15. 1983 — Раннее, раннее утро — продавец книг
16. 1986 — Была не была — Трофимыч
17. 1986 — На острие меча
18. 1987 — Топинамбуры
19. 1988 — Криминальный талант — Иван Савелович
20. 1988 — Приморский бульвар — больной с переломом
21. 1988 — Узник замка Иф — управляющий в банке барона Данглара
22. 1988 — Утреннее шоссе
23. 1989 — Дежа вю — Васин
24. 1989 — Светлая личность — сотрудник КЛООПа
25. 1989 — Искусство жить в Одессе — Гриша Паковский
26. 1989 — Биндюжник и Король — ходатай по делам
27. 1990 — Морской волк — Холиок
28. 1992 — Мушкетёры двадцать лет спустя — бывший судейский
29. 1997 — Аферы, музыка, любовь… — Лев

Ссылки

• [www.peoples.ru/art/theatre/actor/viktor_pavlovsky Биография Виктора Павловского]
• [vasechkin.ru/index.php?page=pavlovsky Биография Виктора Павловского на сайте ПЕТРОВ, ВАСЕЧКИН И ДРУГИЕ]

Отрывок, характеризующий Павловский, Виктор Александрович

Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.