Павловский район (Ленинградская область)

Павловский район

Страна	СССР
Статус	район
Входил в	Ленинградскую область
Административный центр	город Павловск
Дата образования	1936—1953
Официальный язык	русский
Население (1939)	132837 человек
Плотность	35,7 чел./км²
Национальный состав	русские — 84,65 %, финны — 5,36 %, евреи — 2,22 %, украинцы — 1,91 %
Площадь	997 км²
Часовой пояс	MSK (UTC+3)

Павловский район — административно-территориальная единица в составе Ленинградской области, существовавшая с 1936 по 1953 годы.

Административный центр — город Павловск.

Площадь территории — 997 км². Население — 54619 чел. (1949 год; 132837 чел. в 1939 году, 21592 чел. в 1945 году).

Образование района

Район образован постановлением Президиума ВЦИК от 16 августа 1936 года, одновременно с упразднением Ленинградского Пригородного района. Первоначальное название — Слуцкий район, название его центра — город Слуцк. В состав района вошла юго-восточная часть упразднённого Пригородного района. Также в состав района вошли Фёдоровский сельсовет, выделяемый из Тосненского района, и территория трудколонии «Красная Славянка», переданная из Красногвардейского района. По территории Красносельский район примерно соответствовал существовавшему в 1927—1930 годах Детскосельскому району, однако центр последнего город Детское Село после упразднения Пригородного района перешёл в подчинение Ленинградского горсовета.

Административное деление

При образовании района в его состав были включены город Слуцк и следующие сельсоветы:

• Кузьминский
• Московско-Славянский
• Песковский (финский)
• Петрославянский
• Пулковский
• Рыбацкий
• Средне-Рогатский
• Талликовский (финский)
• Тярлевский
• Усть-Ижорский
• Фёдоровский.

Постановлением Президиума ВЦИК от 10 октября 1937 года населённый пункт Авиагород отнесён к категории рабочих посёлков.

Постановлением ВЦИК от 2 февраля 1938 года населённый пункт при железнодорожной станции Понтонная отнесён к категории рабочих посёлков. и ему присвоено наименование — рабочий посёлок Понтонный.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 7 октября 1938 года рабочий посёлок Авиагород передан в подчнение Ленинградского городского Совета.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 26 декабря 1938 года к категории рабочих посёлков отнесены: а) населённый пункт Усть-Ижора. В черту рабочего посёлка Усть-Ижора включены населённые пункты при Ленметаллстрое, кирпичных заводах «Усть-Ижорец», «Возрождение», «1-е Мая» и «1-я Пятилетка» Слуцкого района и б) населённый пункт Рыбацкое.

Постановлением Президиума Леноблисполкома от 14 апреля 1939 года в рамках ликвидации национальных административных единиц упразднены: а) Песковский сельсовет, его территория передана в состав Кузьминского и Пулковского сельсоветов и б) Талликовский сельсовет, с передачей его территории в состав Кузьминского сельсовета, а также в состав Дудергофского сельсовета Красносельского района.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 23 июня 1939 года в состав Красносельского района включены Антропшинский, Минский, Покровский и Сусанинский сельсоветы и рабочий посёлок Вырица, переданные из Красногвардейского района.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 19 сентября 1939 года город Слуцк отнесён к категории городов областного подчинения.

К началу Великой Отечественной войны Красносельский район состоял из четырёх рабочих посёлков и 12 сельсоветов — Антропшинского, Кузьминского, Минского, Московско-Славянского, Петрославянского, Покровского, Пулковского, Среднерогатского, Сусанинского, Тярлевского, Усть-Ижорского и Фёдоровского.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 января 1944 года город Слуцк был переименован в город Павловск, а Слуцкий район — в Павловский район.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 23 мая 1950 года населённый пункт Петро-Славянка отнесён к категории рабочих посёлков.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 12 июня 1950 года Пулковский и Среднерогатский сельсоветы были преобразованы в рабочие посёлки Пулково и Средняя Рогатка. Эти посёлки были выделены из состава Павловского района и переданы в подчинение Московскому райсовету города Ленинграда. Рабочий посёлок Рыбацкое передан в подчинение Невскому райсовету Ленинграда.

Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 24 июля 1952 года рабочие посёлки Понтонный и Усть-Ижора переданы в подчинение Колпинскому райсовету города Ленинграда.

Упразднение района

Район был упразднён Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 25 июля 1953 года. Кузьминский, Московско-Славянский, Тярлевский сельсоветы были переданы в подчинение Пушкинскому райсовету Ленинграда, рабочий поселок Петро-Славянка — Колпинскому райсовету Ленинграда, город Павловск — исполкому Ленинградского горсовета, Антропшинский, Минский, Покровский, Слудицкий и Сусанинский сельсоветы вошли в состав Гатчинского района, Фёдоровский сельсовет — в состав Тосненского района.

Ссылки

• [whp057.narod.ru/lenin.htm Административные преобразования в Ленинградской области]

Отрывок, характеризующий Павловский район (Ленинградская область)

Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“