Павлов, Александр Александрович

Александр Александрович Павлов
Дата рождения	11 июля 1867(1867-07-11)
Дата смерти	7 декабря 1935(1935-12-07) (68 лет)
Место смерти	Земун, Югославия
Принадлежность	Российская империя Российская империя Белое движение Белое движение
Годы службы	1885—1920
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Нерчинский 1-й казачий полк; лейб-гвардии Уланский полк; 2-я Сводная казачья дивизия; 6-й кавалерийский корпус; 1-й Кавказский кавалерийский корпус; Астраханская армия; Астраханский корпус; 4-й Донской казачий корпус
Сражения/войны	Китайский поход (1900—1901) Русско-японская война Первая мировая война Гражданская война в России
Награды и премии	ГО 4-й ст. 3-й ст. 4-й ст. 2-й ст. 3-й ст. 1-й ст. 2-й ст.

Александр Александрович Павлов (11 июля 1867 — 7 декабря 1935) — русский военачальник, генерал-лейтенант. Участник похода в Китай 1900—1901 годов, русско-японской войны 1904—1905 годов, первой мировой войны и гражданской войны в России.

Биография

Начало службы

Из дворян Волынской губернии. Сын генерал-лейтенанта начальника Киевского жандармского управления Павлова Александра Спиридоновича. Образование получил в Киевском Владимирском кадетском корпусе. В службу вступил 1 октября 1885 года.

Окончил Николаевское кавалерийское училище (1887). Выпущен корнетом гвардии (7 августа 1887 года) в лейб-гвардии Гусарский Его Величества полк (1887—1900). Поручик гвардии (30 августа 1891). Штабс-Ротмистр гвардии (30 августа 1892). Ротмистр гвардии (11 апреля 1897).

Китайская кампания 1900-1901 гг.

Во время китайской кампании 1900—1901 годов состоял в распоряжении командующего войсками Забайкальской области.

Произведён в подполковники (3 августа 1900).

Принял участие в знаменитом кавалерийском рейде генерала Ренненкампфа. 25 августа 1900 года отряд подполковника Павлова выступил в качестве передового отряда к месту слияния рек Нонни и Сунгари. За два дня было пройдено 180 вёрст. Вслед за ним двинулись главные силы отряда Ренненкампфа. 8 сентября авангардный отряд под командованием Павлова в составе 2-й и 3-й сотни 1-го Нерчинского полка и 6-й сотни амурцев с двумя орудиями 2-й Забайкальской батареи, в три дня сделал переход в 300 вёрст, переправившись при слиянии рек Нонни и Сунгари, и занял город Куаченцзы.

10 сентября Ренненкампф с 6-й амурской и 2-й нерчинской сотнями вошёл в Гирин, другие части его отряда отдельными колоннами двинулись на Императорский тракт между Гирином и Мукденом, и 15 сентября собрались в селении Дагушань.

18 сентября Ренненкампф с 1-й нерчинской и 4-й амурской сотнями при одном орудии 2-й Забайкальской казачьей батареи выступил из Дагушана для занятия городов Телина и Мукдена. 23 сентября Павлов вместе с генералом Ренненкампфом вошли в Телин, где простояли до 10 октября. Павлов был назначен начальником гарнизона Телина.

14 октября конная колонна во главе с генералом Ренненкампфом выступила по направлению на Манпашан, во владения князя Хандегю (Хантендю), поддержавшего восстание и объединившего под свои знамена отступившие из Гирина и Хунчуна китайские регулярные войска и отряды восставших. 15 октября 1900 года отряд шёл в походной колонне, но у селения Удядзя внезапно попал под залповый огонь. Передовая 2-я нерчинская сотня смешалась, положение спас подполковник Павлов, выскочивший вперёд и увлёкший за собой казаков, тем временем амурцы справа обошли китайцев и обрушились на них с тыла.

При штурме Манпашана Павлов командовал левым флангом (5-я сотня амурцев).

Полковник (25 декабря 1902; за отличие).

Служил в 26-м драгунском Бугском полку (на 1 мая 1903).

Командир 1-го Нерчинского полка Забайкальского казачьего войска (10 мая 1903 — 4 сентября 1907).

Как отмечает генерал П. Н. Врангель,

«Нерчинский казачий полк отличался и до войны прекрасным офицерским составом. Полком долго командовал полковник Павлов, б. Лейб-Гусар, оставивший родной полк в начале японской войны и после кампании продолжавший службу на Дальнем Востоке...
Блестящий офицер, выдающийся спортсмен и знаток лошади полковник Павлов сумел, командуя Нерчинским казачьим полком, в суровых условиях и на далекой окраине, поднять полк на исключительную высоту. Горячий сторонник чистокровной лошади, полковник Павлов сумел акклиматизировать чистокровного коня и в суровом климате Сибири. Он посадил всех офицеров полка на чистокровных лошадей, завел офицерскую скаковую конюшню и за последние перед войной годы ряд офицерских скачек на петроградском ипподроме был выигран офицерами полка на лошадях полковой конюшни. Высоко поддерживая уровень строевой службы, полковник Павлов требовал от офицеров и соответствующих моральных качеств, тщательно подбирая состав полка.»

Русско-японская война

В начале русско-японской войны 1904—1905 годов, возглавляемый им Нерчинский полк, войдя в состав отдельного отряда, направился в северные районы Кореи и выдержал бой с японцами под Вонсаном.

«В мирное время расквартированным в Сибири полком командовал полковник Павлов, известный мастер стипльчеза и богач, за свой счёт покупавший офицерам английских лошадей, предварительно приученных к сорокаградусным сибирским морозам. Один из офицеров полка выиграл большой императорский стипльчез и получил самый почётный спортивный трофей в русской армии. Спортивная слава способствовала притоку в полк молодых офицеров...»

— Барон А. П. Врангель. Доверие воспоминаний. — в книге: Бароны Врангели. Воспоминания. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2006. С. 343

Командир лейб-гвардии Уланского полка (4 сентября 1907 — 10 марта 1910). Генерал-майор (4 сентября 1907; за отличие). В Свите Его Величества (1909—1914).

С 21 июля 1914 года в распоряжении командующего войсками Киевского ВО.

Первая мировая война

В начале войны выполнял ответственные поручения по руководству различными кавалерийскими формированиями.

Зачислен по Донскому казачьему войску и оставлен по гвардейской кавалерии (24 сентября 1914).

За бой 10 августа 1914 года у села Джуриным (у города Бучач) награждён орденом Святого Георгия 4-й степени (7 октября 1914).

После успешных боев у Городка и Миколаева в Галиции (в составе 8-й армии генерала Брусилова), 24 сентября 1914 года произведён в генерал-лейтенанты и назначен начальником 2-й сводной казачьей дивизии (24 сентября 1914 - 10 сентября 1915), награждён Георгиевским оружием (ВП 28 сентября 1914)

«за бои 11-го Сентября, когда атаковал у перевала Ужок отряд из трех родов оружия, разбил этот отряд и отбросил к югу, захватив 5 орудий, затем, будучи подкреплен пехотою, удержался на перевале против превосходных сил противника»

и орденом св. Георгия 4-й степени

«за то, что в бою 10-го Августа под с. Джуриным, лично предводительствуя своим отрядом, одержал над неприятелем значительно превышавшим его в силах, полную победу. последствием которой было решительное поражение кавалерии противника»

С 10 сентября 1915 года в распоряжении Главнокомандующего армиями Северного фронта.

С 17 ноября 1915 года командир 6-го кавалерийского корпуса.

С 25 апреля 1917 года командир Кавказского кавалерийского корпуса (сменил генерала Н. Н. Баратова), командующий экспедиционным корпусом в Персии (25 апреля 1917 — 7 июня 1917).

... он скоро был отчислен от должности, по настоянию комитетов, за контрреволюционность.

— Шкуро А. Г. Записки белого партизана. — М.: ООО «Издательство ACT»: 000 «Транзиткнига», 2004. С. 77

7 июня 1917 года вновь сдал командование Баратову и был зачислен в распоряжение Верховного Главнокомандующего.

С 20 сентября 1917 года в резерве чинов при штабе Киевского ВО.

Послереволюционная служба

Во главе Астраханской армии

В 1918 году проживал в Киеве, однако отказался принять должность в формируемой Украинской армии гетмана П. П. Скоропадского, которого хорошо знал по совместной службе в Гвардии. Когда по инициативе генерала П. Н. Краснова началась организация Астраханской армии, формирование которой обеспечивалось германскими оккупационными войсками, Павлову было предложено занять должность командующего.

20 июля 1918 года граф Ф. А. Келлер писал генералу М. А. Алексееву:

«По дошедшим до меня сведениям, кандидатами на формирование и командование этой армии или отрядом немцы называли Ген[ералов] Залесского, Павлова и меня. Генерал Залесский известен всем как слишком ярый поклонник немцев и поэтому был нежелателен им, я, хотя известен как определенный монархист, но из людей непокладистых, который на немецких помочах не пойдет, да к тому же и открытый противник немецкой ориентации, пришлось немцам остановиться на Павлове, как на определенном монархисте, но человеке, не привыкшем к работе и таком, которого легко обойти. Его к вам и прислали.»

Генерал А. И. Деникин пишет:

«Павлов побывал у меня в Тихорецкой, осведомился об отрицательном отношении моем к новому формированию, но должность принял».

Уже в июле-августе 1918 года двухсотенный Астраханский казачий дивизион участвовал в боевых действиях в составе различных донских соединений. К концу августа 1918 года были сформированы конная (из казаков и калмыков) и пехотная (из офицеров) бригады. В сентябре-октябре 1918 года они использовались командованием Донской армии в боевых действиях в Сальских степях, принимали участие во втором наступлении Донской армии на Царицын.

Когда германские власти отказали в поддержке, 7 сентября 1918 года генерал Павлов был среди тех, кто подписал договор между командованием Астраханской армии и Киевским «Советом монархического блока», обещавшим материальную поддержку. В середине сентября, после завершения переговоров с киевскими монархистами, Павлов официально вступил в должность командующего Астраханской армией и Астраханским корпусом. С капитуляцией Германии в первой мировой войне денежный поток от немцев окончательно прекратился. Скоро выяснилось, что киевские монархисты не обладают достаточными материальными средствами для содержания Астраханской армии, поэтому с начала осени она начала испытывать острую нехватку всего, что в итоге поставило вопрос о её дальнейшем существовании. 30 сентября 1918 года киевские монархисты и руководство астраханцев заключили с генералом Красновым договор, по которому Астраханская армия передавалась под командование Донского атамана.

Войсковое правительство было частично реорганизовано в астраханское краевое правительство во главе с Криштафовичем, управляющим Военным и Морским отделом правительства (военным министром) стал генерал Павлов.

В сентябре-октябре 1918 года созданный из частей Астраханской армии Особый отряд (он же Северный, он же Царицынский) принимал участие во втором наступлении Донской армии на Царицын. В октябре 1918 года эти части Астраханской армии были разбиты в районе Чапурники - Сарепта (под Царицыным) "стальной дивизией" Д. П. Жлобы, неожиданно вышедшей 2 октября в тыл астраханским частям, причём погиб командир отряда генерал М. Демьянов и попал в плен его штаб. После разгрома Астраханского отряда донские войска Северо-Восточного фронта, которым командовал генерал К. К. Мамонтов, оказались под угрозой окружения и вынуждены были отступить из-под Царицына. Инициатива с краевым правительством, как неуместная в сложившейся ситуации, была свернута.

В октябре-ноябре 1918 года по соглашению между Красновым и астраханским правительством, из находившихся под командованием Павлова остатков астраханских частей, пополненных калмыками и иногородними Донского войска, был сформирован Астраханский корпус (3000-4000 штыков и шашек) Особой Южной армии, влитый вскоре в Донскую армию (приказом от 31 октября 1918). Во главе Астраханского корпуса был поставлен донской генерал В. Т. Чумаков. В начале ноября вновь сформированный Астраханский корпус, выросший до 4 тыс. человек (3 тыс. штыков и 1 тыс. шашек), был введён в бой на правом фланге Донской армии. 30 ноября Чумаков «по болезни» ушёл с занимаемой должности, и с 1 декабря 1918 года до упразднения корпуса им снова командовал генерал Павлов. Весь период своего существования корпус успешно оборонял границы Донского войска от красных частей в Сальских и Манычских степях, выполняя роль Юго-Восточного фронта Донской армии, и штаб Астраханского корпуса, находившийся в станице Великокняжеской, являлся одновременно штабом Юго-Восточного фронта. В конце декабря 1918 года, по соглашению с генералом А.И. Деникиным, корпус был формально передан в Добровольческую армию, хотя фактически до конца февраля 1919 года продолжал входить в состав Донской армии и участвовать в боях на её правом фланге. 1 марта 1919 года остатки Астраханского корпуса были включены в состав Добровольческой армии, в группу войск генерала А. П. Кутепова, действующую в том же районе, и отведены в тыл на отдых и переформирование, а сам Павлов с 21 марта 1919 года был назначен в распоряжение атамана Всевеликого Войска Донского, затем в распоряжении главнокомандующего ВСЮР.

Во главе 4-го Донского корпуса и конной группы

После отстранения Деникиным в декабре 1919 года от командования 4-м Донским корпусом, генерал К.К. Мамонтов номинально продолжал оставаться командиром 4-го Донского казачьего корпуса, т.к. в сентябре 1919 года 4-й Донской корпус был уже передан из Добровольческой армии в Донскую армию. 10 января 1920 года Мамонтов выехал в Екатеринодар на заседание Верховного круга Дона, Кубани и Терека, в пути заболевает тифом и 1 февраля 1920 года умирает. На момент отъезда Мамонтова генерал Павлов назначается командиром 4-го Донского казачьего корпуса (январь — февраль 1920) (к 1 (14) февраля в составе корпуса числилось 9179 шашек, 21 орудие и 123 пулемета). С назначением Павлова командиром 4-го Донского корпуса вернулся на прежнюю должность помощника командира корпуса генерал-лейтенант И.Д. Попов.

15—16 января 1920 года 4-й конный корпус генерала Павлова нанёс сильный удар по 1-й конной армии С.М. Буденного под Ростовом и отбросил её за Дон, захватив 40 орудий.

26 января Деникин отдал директиву о переходе в общее наступление северной группы армий с нанесением главного удара в новочеркасском направлении и захватом с двух сторон Ростово-Новочеркасского плацдарма.

Советское командование, потеряв надежду опрокинуть фронт с северо-востока, перенесло удар ещё восточнее, в направлении от Великокняжеской на Тихорецкую. В связи с переброской 1-й Конной армии Буденного на Верхний Маныч и её наступлением в направлении Торговая — Тихорецкая командование Донской армии в феврале 1920 года сформировало ударную конную группу (10-12 тысяч) в составе 4-го Донского корпуса (9-я и 10-я конные казачьи дивизии) и конных частей 2-го Донского корпуса генерала П.И. Коновалова (4-я Донская конная дивизия и 15-я конная бригада), поручив общее командование командиру 4-го Донского корпуса генералу Павлову.

Согласно приказу командующего Донской армии генерала В.И. Сидорина, генерал Павлов должен был со своей конной группой выйти на Средний Маныч во фланг и тыл армии Буденного и, совместно с 1-м корпусом, разбить её в районе Торговой.

3 февраля 1920 года генерал Павлов разбил на Маныче в районе хутора Весёлый конный корпус Б.М. Думенко, взяв 700 пленных и 65 пулемётов, и двинулся по нижнему Манычу на станцию Торговая.

4-го февраля, двигаясь тремя колоннами, всё далее на юго-восток в направлении на Шаблиевку - Торговую, передовые части 4-го Конного корпуса генерала Павлова в долине р. Мокрой Кугульты неожиданно натолкнулись на прорвавшиеся на левый берег Маныча большевистские части — конную дивизию Г.Д. Гая и 1-ю Донскую (Хопёрскую) красную дивизию. Произошёл короткий бой. Красные были разбиты наголову. В этот же день 14-я конная Донская бригада в долине р. Юлы наголову разбила 28-ю стрелковую дивизию красных, взяв 300 пленных вместе с начальником дивизии В.М. Азиным. Эта дивизия как повествуют сами большевики, «была окружена превосходными конными силами противника, в открытом поле и, несмотря на героический бой частей дивизии, была почти целиком уничтожена в упорном бою. 28-я дивизия вышла из боя в составе лишь 160 штыков и 174 сабель. Погиб почти весь её командный состав».

Вопреки советам своих подчинённых, настаивавших на движении по правому населённому берегу, генерал Павлов, в соответствии с приказом командующего армией генерала Сидорина, двинулся по левому безлюдному берегу Маныча в направлении станицы Торговой, уже оставленной кубанцами. Углубившись со своей группой (первоначально около 10 000 сабель) в открытую ледяную степь и при наступившем двадцатипятиградусном морозе и сильнейшем ветре потерял почти половину своего состава замёрзшими, обмороженными (обморожение получил, в том числе, и сам Павлов ;значительная часть замёрзла насмерть во время перехода прямо в сёдлах), больными и отставшими. В результате атаки конной группы на станицу Торговая в ночь с 5 на 6 февраля были отбиты фланговым ударом красной 1-й конной армии (15 000 сабель) и генерал Павлов был вынужден отвести свою группу в район станицы Егорлыкской.

«Этот форсированный марш был одной из важнейших причин, погубивших конную группу. Стояли жестокие морозы и метели; донские степи по левому берегу Маныча, которым решил идти Павлов, были безлюдны; редкие хутора и зимовники не могли дать крова и обогреть такую массу людей. Страшно изнуренная, потерявшая без боя почти половину своего состава замерзшими, обмороженными, больными и отставшими, угнетенная морально, конница Павлова к 5 февраля подошла в район Торговой. Попытка захватить этот пункт не удалась, и генерал Павлов отвел свой отряд в район станицы Егорлыкской - села Лежанки.

6 февраля главные силы Буденного сосредоточились в селе Лопанке. Противники стояли друг против друга, разделенные расстоянием в 12 верст, - оба не доверяя своим силам, оба в колебании, опасаясь испытывать судьбу завязкой решительного боя...».

— Деникин А. И. Очерки Русской Смуты. Вооруженные силы Юга России.

«7-го февраля добровольцы заняли Ростов. Сегодня, 8-го, томительное и мучительное ожидание того, что сделает Павлов со своей конницей. Штаб его перешел в Тихорецкую. Тихорецкая забита до крайности».

— Махров П. С. В Белой армии генерала Деникина: Записки начальника штаба главнокомандующего Вооруженными силами Юга России.

Главные силы 1-й советской Конной армии и части 10-й, выставив заслон против генерала Павлова, повернули на юго-запад против 1-го Кубанского корпуса генерала В.В. Крыжановского, полностью разбив его под Белой Глиной 6 — 9 февраля. 10 февраля Ставка главнокомандующего ВСЮР из Тихорецкой переведена в Екатеринодар. Командование белых, не зная ещё об этом разгроме, решило ударить в тыл советской 1-й Конной армии и группе М.Д. Великанова. 10 февраля части конной группы генерала Павлова из района станицы Егорлыкской перешли в наступление на северный заслон войск Буденного, занимавших Средний Егорлык. 11 февраля, отбросив правофланговый заслон 1-й Конной армии, они овладели станицей Среднеегорлыкская.

12 февраля Павлов, считая, что красные войска двигаются на Тихорецкую, где ранее находилась Ставка, начал перемещение на станицу Белая Глина, чтобы выйти им в тыл. В это время по приказу командующего Кавказским фронтом М.Н. Тухачевского части 1-й Конной армии и группа Великанова начали двигаться на север в целях разгрома группы Павлова в районе станиц Среднеегорлыкская и Егорлыкская. 12 февраля конная группа генерала Павлова, усиленная корпусом с севера, атаковала конницу Буденного у Горькой Балки и после тяжелого боя, потеряв большую часть своей артиллерии, отошла на север.

В результате конная группа генерала Павлова была почти полностью разгромлена. После Егорлыкского сражения, учитывая, что под Белой Глиной такая же участь постигла 1-й Кубанский корпус генерала Крыжановского, казачья конница ВСЮР фактически перестала существовать как угроза для конных армий и корпусов советской армии.

На другой день после боя, 13 февраля, простояв полдня в колоннах у станицы Егорлыкской, вся конная группа, блуждая до вечера в степи, в холод и вьюгу, отошла на ночлег в Кугаевские хутора. При большой скученности, люди мёрзли под открытым небом, пытаясь согреться в скирдах соломы, так как огонь было запрещено разводить. 15 февраля конная группа выступила с места ночлега и к вечеру вошла в соприкосновение с противником у хуторов Иловайских, где в сумерках завязался бой спешенных частей, длившийся до рассвета, переходящий в рукопашные схватки. Командование конной группой к тому времени уже почти совсем потеряло связь с частями.

Неудача правого фланга белого фронта и выход крупной массы конницы противника в тыл предопределили дальнейший ход событий. 16 февраля был оставлен Ростов и начат общий отход белого фронта. 17 февраля генерал Сидорин отвёл войска Северного фронта за реку Кагальник, но части не остановились на этой линии и под давлением противника продолжили отходить дальше, началось безудержное отступление. 18 февраля в районе сёл Грязнуха — Среднеегорлыцкой части конной группы Павлова предприняли ряд конных атак, сводившихся к стремлению обоих противников охватить фланги. Из-за отсутствия общего руководства, общей растерянности и неорганизованности бои не дали никакого результата. 19 февраля конная группа Павлова перешла реку Кутасю и начала отход на Кубань к Екатеринодару. Начавшаяся около 20 февраля оттепель превратила черноземную почву в труднопроходимую грязь и болота. 27 февраля, после боя у переправы Бейсуг, конная группа отошла на станицу Березанская, где узнала об отзыве генерала Павлова.

В конце февраля, как пишет генерал Деникин:

«донские командиры, собравши совет, низвергли командующего конной группы генерала Павлова — не казака и поставили на его место донца — генерала А.С. Секретева. От этого положение не улучшилось, но самый факт самоуправства являлся грозным симптомом развала на верхах военной иерархии: Генерал Сидорин вынужден был признать этот самоуправный акт, потому что и у него не было уже в то время ни сил, ни власти и он попал в полную зависимость от подчиненных ему генералов».

«...Настроение казаков по возвращении было просто опасным и к ген. Павлову открыто враждебным. На военном совете старших начальников, названном впоследствии «бунтом Донских генералов», последние предложили (посоветовали) генералу Павлову, ввиду создавшегося положения, сложить командование.

Генерал Павлов уступил, и командование принял популярный среди рядовых казаков ген. Секретев».

— Записка начдива 1-й Донской ген. Дьякова

Командующему армией генералу Сидорину пришлось лишь санкционировать решение своих подчинённых.

Командование 4-м Донским корпусом было передано 27 февраля 1920 года помощнику командира корпуса Павлова генерал-лейтенанту И.Д. Попову, погибшему через несколько дней во время арьергардных боев 4-го Донского корпуса под Екатеринодаром.

В дальнейшем Павлов командных постов уже не занимал.

Отставка и эмиграция

С конца февраля 1920 года Павлов в резерве чинов при Военном управлении. В марте 1920 года генерал-лейтенант Павлов был уволен из армии.

С 13 мая 1920 года генерал для поручений при главнокомандующем ВСЮР.

19 сентября (2 октября) 1920 был назначен членом Кавалерской думы ордена Святителя Николая Чудотворца, учреждённого генералом П. Н. Врангелем 30 апреля (13 мая) 1920 того же года.

После эвакуации на пароходе «Константин» из Крыма эмигрировал в Константинополь, затем в Югославию. Служил в югославской армии. Умер в Земуне в 1935 году. Похоронен на Новом кладбище.

Мнения и оценки

Начальник штаба ВСЮР П.С. Махров оставил в своих мемуарах такие строки о Павлове:

Мне приходилось встречаться с ним в 8-й армии генерала Брусилова во время войны 1914-1915 гг. Генерал Брусилов несколько раз хотел отстранить его от командования, так как Павлов не всегда выполнял поставленные перед ним задачи.

В культуре

Трагедия конной группы Павлова отражена в картине художника Митрофана Грекова "Замерзшие казаки генерала Павлова".

Награды

• орден Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом (1901)
• орден Св. Станислава 2-й степени с мечами (1901)
• орден Св. Анны 2-й степени с мечами (1905)
• орден Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом (1906)
• орден Св. Владимира 3-й степени (1911)
• орден Св. Станислава 1-й степени (1913)
• орден Св. Георгия 4-й степени (07.10.1914) (за бой 10.08.1914 г. у села Джуриным)
• Георгиевское оружие (28.09.1914)

Иностранные:

• черногорский Орден Князя Даниила I 4-й степени (1889)
• австрийский орден Железной короны 3-го класса (1897).

Источники

Документы. Биографические справочники.

• Залесский К. А. Кто был кто в Первой мировой войне. М., 2003
• Рутыч Н.Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России. М., 2002.
• Шмаглит Р.Г. Белое движение 900 биографий крупнейших представителей русского военного зарубежья. Изд.:Зебра-Е. 2006. ISBN 5-94663-202-7
• Список генералам по старшинству. Составлен по 1 января 1913 года. СПб., 1913
• Список генералам по старшинству. Составлен по 10 июля 1916 года. СПб., 1916

Воспоминания и мемуары участников русско-японской и первой мировой войн

• Деникин А. И. Путь русского офицера. — Нью-Йорк: Изд. им. А. Чехова, 1953. — 382 с. (посмертное издание неоконченной автобиографической работы Деникина «Моя жизнь»); М.: Современник, 1991. — 299 с. — ISBN 5-270-01484-X.
• [runivers.ru/lib/book4614/ Маковкин А.Е. 1-й Нерчинский полк Забайкальского казачьего войска. — СПб.: Т-во Р. Голике и А. Вильборг, 1907.— 231 с.] на сайте Руниверс в PDF и DjVu форматах
• Брусилов А. А. Мои воспоминания. — М.: Вече, 2013. — 288 с. — (Путь русского офицера). — 2 500 экз. — ISBN 978-5-4444-0866-7.
• Нокс Альфред. Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914—1917.. — М.: Центрполиграф, 2014. — 671 с. — 2 000 экз. — ISBN 978-5-9524-5112-4.
• Тихоцкий Е. [www.grwar.ru/library/Tikhotsky-Gorodok/index.html Атака Австро-Венгерской Конницы на 2-ю Сводную Казачью Дивизию под м. Городок 4-17 августа 1914 г.] — Белград, 1930

Воспоминания и мемуары участников Белого движения в Гражданской войне

• Голубинцев А. В. Казачья Вандея. — М.: Вече, 2012. — 2 000 экз. — ISBN 5-905820-52-6.
• Деникин А. И. [militera.lib.ru/memo/russian/denikin_ai2/index.html Очерки русской смуты]. — М.: Айрис-пресс, 2006. — ISBN 5-8112-1890-7.
• Добрынин В. В. Борьба с большевизмом на юге Росиии. Участие в борьбе Донского казачества. Февраль 1917 - Март 1920. — Прага: Славянское издательство, 1921.
• Калинин И. М. Русская Вандея. — Краснодар: Традиция, 2010. — 1 500 экз. — ISBN 5-8903578-90-0 (ошибоч.).
• Махров П.С. В Белой армии генерала Деникина: Записки начальника штаба главнокомандующего Вооруженными силами Юга России. — СПб.: «Logos», 1994, 304 с. ISBN 5-87288-072-3
• Раковский Г.Н. [www.dk1868.ru/history/rakovskiy_plan.htm В стане белых (От Орла до Новороссийска)] Серия «Гражданская война на юге России» Константинополь: Пресса, 1920. VI, 342 с., 1 л. карт.
• Снесарев А.Е. Письма с фронта: 1914-1917. — М.: Кучково поле, Беркут, 2012. — 2 000 экз. — ISBN 5-9950-0170-6.
• Уильямсон Хадлстон. Прощание с Доном. Гражданская война в России в дневниках британского офицера. 1919-1920. — М.: Центрполиграф, 2007. — ISBN 978-5-9524-2564-4.
• Шкуро А.Г. [militera.lib.ru/memo/russian/shkuro_ag/ Записки белого партизана] ISBN 5-17-025710-4 ISBN 5-9578-1185-8

Воспоминания и мемуары участников Гражданской войны на стороне РККА

• Будённый С. М. [militera.lib.ru/memo/russian/budenny_sm/index.html Пройдённый путь. Книга первая]. — М.: Воениздат, 1958.
• Городовиков О.И. [militera.lib.ru/memo/russian/gorodovikov_oi/index.html В рядах Первой конной]. — М.: Воениздат, 1939.
• Егоров А.И. [militera.lib.ru/h/egorov_ai/index.html Гражданская война в России: Разгром Деникина] — М.: ООО «Издательство ACT», 2003. — 640 с. ISBN 5-17-015247-7
• Какурин Н.Е., Вацетис И.И. [militera.lib.ru/h/kakurin_vatsetis/index.html Гражданская война. 1918–1921] — СПб.: Полигон, 2002. 672 с. ISBN 5-89173-150-9
• Ковтюх Е.И. «Железный поток» в военном изложении. — Москва: Государственное военное изд-во, 1935.
• Майстрах Б. Маныч — Егорлыкская — Новороссийск. Государственное изд-во. Отдел военной литературы. Москва, Ленинград, 1928 г.
• Тюленев И. В. Первая Конная в боях за социалистическую родину. — М.: Воениздат, 1938 г. — 216 с.

Исследования и научно-популярная литература

• Антропов О. О. Астраханское казачество. На переломе эпох. — М.: Вече, 2008. — 3 000 экз. — ISBN 5-9533-2584-4.
• Кардашов В. Ворошилов. — М.: Молодая гвардия, 1976. — 368 с. — (ЖЗЛ).
• Кисин Сергей. [russlovo.com/books/detail/30377/new/rus Деникин. Единая и неделимая]. — М.: Феникс, 2011. — 413 с. — (След в истории). — 2 500 экз. — ISBN 978-5-222-18400-4.
• Кручинин А.С. Генерал от кавалерии граф Ф. А. Келлер. / А.С.Кручинин // Белое движение: Исторические портреты — М.: Астрель, АСТ, 2011. — 1212,[4] с. ISBN 978-5-17-075015-3, ISBN 978-5-271-36636-9 – С. 297-365.
• Гражданская война в СССР: В 2-х т. Т.2./ Под ред. Н.Н. Азовцева.. — М.: Воениздат, 1980-1986.

Ссылки

• [www.regiment.ru/bio/P/6.htm Биография А. А. Павлова на сайте «Русская императорская армия»]
• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=390 Павлов, Александр Александрович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Отрывок, характеризующий Павлов, Александр Александрович

– Часто думаю, может, это и грех, – сказала княгиня, – а часто думаю: вот граф Кирилл Владимирович Безухой живет один… это огромное состояние… и для чего живет? Ему жизнь в тягость, а Боре только начинать жить.
– Он, верно, оставит что нибудь Борису, – сказала графиня.
– Бог знает, chere amie! [милый друг!] Эти богачи и вельможи такие эгоисты. Но я всё таки поеду сейчас к нему с Борисом и прямо скажу, в чем дело. Пускай обо мне думают, что хотят, мне, право, всё равно, когда судьба сына зависит от этого. – Княгиня поднялась. – Теперь два часа, а в четыре часа вы обедаете. Я успею съездить.
И с приемами петербургской деловой барыни, умеющей пользоваться временем, Анна Михайловна послала за сыном и вместе с ним вышла в переднюю.
– Прощай, душа моя, – сказала она графине, которая провожала ее до двери, – пожелай мне успеха, – прибавила она шопотом от сына.
– Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chere? – сказал граф из столовой, выходя тоже в переднюю. – Коли ему лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chere. Ну, посмотрим, как то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.


– Mon cher Boris, [Дорогой Борис,] – сказала княгиня Анна Михайловна сыну, когда карета графини Ростовой, в которой они сидели, проехала по устланной соломой улице и въехала на широкий двор графа Кирилла Владимировича Безухого. – Mon cher Boris, – сказала мать, выпрастывая руку из под старого салопа и робким и ласковым движением кладя ее на руку сына, – будь ласков, будь внимателен. Граф Кирилл Владимирович всё таки тебе крестный отец, и от него зависит твоя будущая судьба. Помни это, mon cher, будь мил, как ты умеешь быть…
– Ежели бы я знал, что из этого выйдет что нибудь, кроме унижения… – отвечал сын холодно. – Но я обещал вам и делаю это для вас.
Несмотря на то, что чья то карета стояла у подъезда, швейцар, оглядев мать с сыном (которые, не приказывая докладывать о себе, прямо вошли в стеклянные сени между двумя рядами статуй в нишах), значительно посмотрев на старенький салоп, спросил, кого им угодно, княжен или графа, и, узнав, что графа, сказал, что их сиятельству нынче хуже и их сиятельство никого не принимают.
– Мы можем уехать, – сказал сын по французски.
– Mon ami! [Друг мой!] – сказала мать умоляющим голосом, опять дотрогиваясь до руки сына, как будто это прикосновение могло успокоивать или возбуждать его.
Борис замолчал и, не снимая шинели, вопросительно смотрел на мать.
– Голубчик, – нежным голоском сказала Анна Михайловна, обращаясь к швейцару, – я знаю, что граф Кирилл Владимирович очень болен… я затем и приехала… я родственница… Я не буду беспокоить, голубчик… А мне бы только надо увидать князя Василия Сергеевича: ведь он здесь стоит. Доложи, пожалуйста.
Швейцар угрюмо дернул снурок наверх и отвернулся.
– Княгиня Друбецкая к князю Василию Сергеевичу, – крикнул он сбежавшему сверху и из под выступа лестницы выглядывавшему официанту в чулках, башмаках и фраке.
Мать расправила складки своего крашеного шелкового платья, посмотрелась в цельное венецианское зеркало в стене и бодро в своих стоптанных башмаках пошла вверх по ковру лестницы.
– Mon cher, voue m'avez promis, [Мой друг, ты мне обещал,] – обратилась она опять к Сыну, прикосновением руки возбуждая его.
Сын, опустив глаза, спокойно шел за нею.
Они вошли в залу, из которой одна дверь вела в покои, отведенные князю Василью.
В то время как мать с сыном, выйдя на середину комнаты, намеревались спросить дорогу у вскочившего при их входе старого официанта, у одной из дверей повернулась бронзовая ручка и князь Василий в бархатной шубке, с одною звездой, по домашнему, вышел, провожая красивого черноволосого мужчину. Мужчина этот был знаменитый петербургский доктор Lorrain.
– C'est donc positif? [Итак, это верно?] – говорил князь.
– Mon prince, «errare humanum est», mais… [Князь, человеку ошибаться свойственно.] – отвечал доктор, грассируя и произнося латинские слова французским выговором.
– C'est bien, c'est bien… [Хорошо, хорошо…]
Заметив Анну Михайловну с сыном, князь Василий поклоном отпустил доктора и молча, но с вопросительным видом, подошел к ним. Сын заметил, как вдруг глубокая горесть выразилась в глазах его матери, и слегка улыбнулся.
– Да, в каких грустных обстоятельствах пришлось нам видеться, князь… Ну, что наш дорогой больной? – сказала она, как будто не замечая холодного, оскорбительного, устремленного на нее взгляда.
Князь Василий вопросительно, до недоумения, посмотрел на нее, потом на Бориса. Борис учтиво поклонился. Князь Василий, не отвечая на поклон, отвернулся к Анне Михайловне и на ее вопрос отвечал движением головы и губ, которое означало самую плохую надежду для больного.
– Неужели? – воскликнула Анна Михайловна. – Ах, это ужасно! Страшно подумать… Это мой сын, – прибавила она, указывая на Бориса. – Он сам хотел благодарить вас.
Борис еще раз учтиво поклонился.
– Верьте, князь, что сердце матери никогда не забудет того, что вы сделали для нас.
– Я рад, что мог сделать вам приятное, любезная моя Анна Михайловна, – сказал князь Василий, оправляя жабо и в жесте и голосе проявляя здесь, в Москве, перед покровительствуемою Анною Михайловной еще гораздо большую важность, чем в Петербурге, на вечере у Annette Шерер.
– Старайтесь служить хорошо и быть достойным, – прибавил он, строго обращаясь к Борису. – Я рад… Вы здесь в отпуску? – продиктовал он своим бесстрастным тоном.
– Жду приказа, ваше сиятельство, чтоб отправиться по новому назначению, – отвечал Борис, не выказывая ни досады за резкий тон князя, ни желания вступить в разговор, но так спокойно и почтительно, что князь пристально поглядел на него.
– Вы живете с матушкой?
– Я живу у графини Ростовой, – сказал Борис, опять прибавив: – ваше сиятельство.
– Это тот Илья Ростов, который женился на Nathalie Шиншиной, – сказала Анна Михайловна.
– Знаю, знаю, – сказал князь Василий своим монотонным голосом. – Je n'ai jamais pu concevoir, comment Nathalieie s'est decidee a epouser cet ours mal – leche l Un personnage completement stupide et ridicule.Et joueur a ce qu'on dit. [Я никогда не мог понять, как Натали решилась выйти замуж за этого грязного медведя. Совершенно глупая и смешная особа. К тому же игрок, говорят.]
– Mais tres brave homme, mon prince, [Но добрый человек, князь,] – заметила Анна Михайловна, трогательно улыбаясь, как будто и она знала, что граф Ростов заслуживал такого мнения, но просила пожалеть бедного старика. – Что говорят доктора? – спросила княгиня, помолчав немного и опять выражая большую печаль на своем исплаканном лице.
– Мало надежды, – сказал князь.
– А мне так хотелось еще раз поблагодарить дядю за все его благодеяния и мне и Боре. C'est son filleuil, [Это его крестник,] – прибавила она таким тоном, как будто это известие должно было крайне обрадовать князя Василия.
Князь Василий задумался и поморщился. Анна Михайловна поняла, что он боялся найти в ней соперницу по завещанию графа Безухого. Она поспешила успокоить его.
– Ежели бы не моя истинная любовь и преданность дяде, – сказала она, с особенною уверенностию и небрежностию выговаривая это слово: – я знаю его характер, благородный, прямой, но ведь одни княжны при нем…Они еще молоды… – Она наклонила голову и прибавила шопотом: – исполнил ли он последний долг, князь? Как драгоценны эти последние минуты! Ведь хуже быть не может; его необходимо приготовить ежели он так плох. Мы, женщины, князь, – она нежно улыбнулась, – всегда знаем, как говорить эти вещи. Необходимо видеть его. Как бы тяжело это ни было для меня, но я привыкла уже страдать.
Князь, видимо, понял, и понял, как и на вечере у Annette Шерер, что от Анны Михайловны трудно отделаться.
– Не было бы тяжело ему это свидание, chere Анна Михайловна, – сказал он. – Подождем до вечера, доктора обещали кризис.
– Но нельзя ждать, князь, в эти минуты. Pensez, il у va du salut de son ame… Ah! c'est terrible, les devoirs d'un chretien… [Подумайте, дело идет о спасения его души! Ах! это ужасно, долг христианина…]
Из внутренних комнат отворилась дверь, и вошла одна из княжен племянниц графа, с угрюмым и холодным лицом и поразительно несоразмерною по ногам длинною талией.
Князь Василий обернулся к ней.
– Ну, что он?
– Всё то же. И как вы хотите, этот шум… – сказала княжна, оглядывая Анну Михайловну, как незнакомую.
– Ah, chere, je ne vous reconnaissais pas, [Ах, милая, я не узнала вас,] – с счастливою улыбкой сказала Анна Михайловна, легкою иноходью подходя к племяннице графа. – Je viens d'arriver et je suis a vous pour vous aider a soigner mon oncle . J`imagine, combien vous avez souffert, [Я приехала помогать вам ходить за дядюшкой. Воображаю, как вы настрадались,] – прибавила она, с участием закатывая глаза.
Княжна ничего не ответила, даже не улыбнулась и тотчас же вышла. Анна Михайловна сняла перчатки и в завоеванной позиции расположилась на кресле, пригласив князя Василья сесть подле себя.
– Борис! – сказала она сыну и улыбнулась, – я пройду к графу, к дяде, а ты поди к Пьеру, mon ami, покаместь, да не забудь передать ему приглашение от Ростовых. Они зовут его обедать. Я думаю, он не поедет? – обратилась она к князю.
– Напротив, – сказал князь, видимо сделавшийся не в духе. – Je serais tres content si vous me debarrassez de ce jeune homme… [Я был бы очень рад, если бы вы меня избавили от этого молодого человека…] Сидит тут. Граф ни разу не спросил про него.
Он пожал плечами. Официант повел молодого человека вниз и вверх по другой лестнице к Петру Кирилловичу.


Пьер так и не успел выбрать себе карьеры в Петербурге и, действительно, был выслан в Москву за буйство. История, которую рассказывали у графа Ростова, была справедлива. Пьер участвовал в связываньи квартального с медведем. Он приехал несколько дней тому назад и остановился, как всегда, в доме своего отца. Хотя он и предполагал, что история его уже известна в Москве, и что дамы, окружающие его отца, всегда недоброжелательные к нему, воспользуются этим случаем, чтобы раздражить графа, он всё таки в день приезда пошел на половину отца. Войдя в гостиную, обычное местопребывание княжен, он поздоровался с дамами, сидевшими за пяльцами и за книгой, которую вслух читала одна из них. Их было три. Старшая, чистоплотная, с длинною талией, строгая девица, та самая, которая выходила к Анне Михайловне, читала; младшие, обе румяные и хорошенькие, отличавшиеся друг от друга только тем, что у одной была родинка над губой, очень красившая ее, шили в пяльцах. Пьер был встречен как мертвец или зачумленный. Старшая княжна прервала чтение и молча посмотрела на него испуганными глазами; младшая, без родинки, приняла точно такое же выражение; самая меньшая, с родинкой, веселого и смешливого характера, нагнулась к пяльцам, чтобы скрыть улыбку, вызванную, вероятно, предстоящею сценой, забавность которой она предвидела. Она притянула вниз шерстинку и нагнулась, будто разбирая узоры и едва удерживаясь от смеха.
– Bonjour, ma cousine, – сказал Пьер. – Vous ne me гесоnnaissez pas? [Здравствуйте, кузина. Вы меня не узнаете?]
– Я слишком хорошо вас узнаю, слишком хорошо.
– Как здоровье графа? Могу я видеть его? – спросил Пьер неловко, как всегда, но не смущаясь.
– Граф страдает и физически и нравственно, и, кажется, вы позаботились о том, чтобы причинить ему побольше нравственных страданий.
– Могу я видеть графа? – повторил Пьер.
– Гм!.. Ежели вы хотите убить его, совсем убить, то можете видеть. Ольга, поди посмотри, готов ли бульон для дяденьки, скоро время, – прибавила она, показывая этим Пьеру, что они заняты и заняты успокоиваньем его отца, тогда как он, очевидно, занят только расстроиванием.
Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.