Павлов, Валентин Сергеевич

Валентин Сергеевич Павлов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Премьер-министр СССР
14 января — 28 августа 1991 года
Президент:	Михаил Сергеевич Горбачёв
Предшественник:	Должность учреждена; Николай Иванович Рыжков как Председатель Совета Министров СССР
Преемник:	Силаев, Иван Степанович де-факто как руководитель КОУНХ
Министр финансов СССР
17 июля 1989 года — 14 января 1991 года
Глава правительства:	Николай Иванович Рыжков
Президент:	Михаил Сергеевич Горбачёв
Предшественник:	Борис Иванович Гостев
Преемник:	Владимир Ефимович Орлов
Председатель Государственного комитета СССР по ценам — Министр СССР
15 августа 1986 года — 7 июня 1989 года
Глава правительства:	Николай Иванович Рыжков
Предшественник:	Николай Тимофеевич Глушков
Преемник:	Вячеслав Константинович Сенчагов
Рождение:	26 сентября 1937(1937-09-26) Москва, РСФСР, СССР
Смерть:	30 марта 2003(2003-03-30) (65 лет) Москва, Российская Федерация
Отец:	Павлов Сергей Николаевич (1904—1971)
Мать:	Павлова Надежда Ивановна (1906—1992)
Супруга:	Павлова Валентина Петровна (1934)
Дети:	сын Сергей (1960)
Партия:	КПСС (1962—1991); АПР (1999—2003)
Образование:	Московский финансовый институт
Учёная степень:	доктор экономических наук
Профессия:	экономист, финансист
Сайт:	[vpavlov.su .su]
Награды:

Валенти́н Серге́евич Па́влов (26 сентября 1937 года, г. Москва — 30 марта 2003 года, там же) — советский государственный деятель, премьер-министр СССР, — единственный, занимавший должность с таким названием, — с 14 января по 28 августа 1991 года, с 18 по 21 августа 1991 года — член ГКЧП.

Биография

Родился в семье москвичей, шофера и медсестры. Жена — Валентина Петровна, сын — Сергей.

• 1958—59 гг. — инспектор государственных доходов финансового отдела Калининского райисполкома г. Москвы;
• 1959—66 гг. — экономист, старший экономист, заместитель начальника отдела, заместитель начальника Управления финансирования строительства Министерства финансов РСФСР;
• 1966—68 гг. — заместитель начальника Управления финансирования тяжелой промышленности Министерства финансов СССР;
• 1968—79 гг. — заместитель начальника Бюджетного управления Министерства финансов СССР;
• 1979—86 гг. — начальник отдела финансов, себестоимости и цен Госплана СССР, в 1981—86 годах член Коллегии Госплана СССР;
• 1986 г. — Первый заместитель Министра финансов СССР;
• 1986—89 гг. — Председатель Государственного комитета СССР по ценам.
• 1989—91 гг. — Министр финансов СССР. Лейтенант интендантской службы запаса.
• Член ЦК КПСС (1990—1991).
• 14 января 1991 года, после отставки Н. И. Рыжкова (26 декабря 1990), Президент СССР М. С. Горбачёв с согласия Верховного Совета, назначил Павлова его преемником как компромиссную кандидатуру, сторонника рыночной экономики в рамках социалистического выбора. При этом Совет Министров СССР был переименован в Кабинет Министров СССР, а Председатель Совета Министров СССР — в Премьер-министра СССР.

Реформы Павлова

Принимал участие в создании Пенсионного фонда, налоговой инспекции, в формировании коммерческих банков, привлечении первых инвестиций, в регулировании первых кооперативов и совместных предприятий.

Одной из оставшихся в памяти народа акций Павлова стало изданное через восемь дней после его назначения (22 января 1991) распоряжение об изъятии банкнот в 50 и 100 рублей в ограниченный во времени период (три дня) и замену их на купюры нового образца. Распоряжение Павлова предварялось его собственными публичными заверениями, что денежная реформа проводиться не будет. В ночь после объявления распоряжения в Москве были отключены линии телефонной связи. Действия Павлова привели к значительному ажиотажу и росту недовольства в стране. Вторая подобная акция — подъём в 2-3 раза цен на основные потребительские товары со 2 апреля 1991 г. согласно Постановлению Кабинета министров СССР.

ГКЧП и после

• Был одним из организаторов ГКЧП 19 августа 1991 года. В отличие от остальных организаторов комитета, после провала действий ГКЧП он не летал в Форос к Горбачёву. В тот же день в связи с болезнью Валентин Павлов возложил свои обязанности на первого вице-премьера Виталия Догужиева.

22 августа президент СССР Михаил Горбачев подписал указ об освобождении Павлова от должности премьера и внес его на рассмотрение сессии Верховного Совета, в больнице к нему была приставлена охрана. 23 августа премьер-министр СССР был арестован и доставлен в тюрьму Матросская тишина, где уже находились прочие участники ГКЧП. 28 августа Верховный Совет СССР утвердил отставку Павлова, что влекло за собой отставку союзного правительства согласно ст. 13 закона СССР «О Кабинете Министров СССР». Генерал армии Валентин Варенников отмечал: «В ночь с 18 на 19 августа руководство страны, учитывая отказ Горбачёва участвовать в действиях, вынуждено было создать „Государственный комитет по чрезвычайному положению“. Такого типа государственные структуры в то время имели право создавать два лица: Президент СССР или председатель Кабинета министров СССР. Руководитель Кабинета министров Валентин Павлов взял ответственность на себя, создал комитет и сам вошел в его состав». 30 августа на допросе экс-премьер заявил, что не признает свою вину и никакого заговора не было.

• В январе 1993 года после ознакомления со своим делом Валентин Павлов был освобождён из тюрьмы и в феврале 1994 амнистирован Государственной Думой РФ I созыва. В книге «Красная дюжина. Крах СССР: они были против» описана запись программы «Пресс-клуб», во время которой Валентин Павлов с двумя соратниками по ГКЧП вступил в конфликт с журналистами; утверждается, что именно в этом эфире впервые публично озвучено слово «журналюга» (из уст Александра Градского).
• 1994—95 гг. — президент Часпромбанка; покинул пост президента 31 августа 1995 г., а 13 февраля 1996 г. у банка была отозвана лицензия.
• 1996—1997 гг. — советник Промстройбанка. Затем был сотрудником ряда экономических институтов, заместителем председателя Вольного экономического общества (ВЭО).
• В августе 2002 года Валентин Павлов перенёс инфаркт. В январе он вернулся к работе, обсуждал с М. И. Лапшиным предстоящие в декабре выборы в Госдуму, но 12 марта 2003 года перенёс обширный инсульт. Врачи три недели боролись за жизнь Валентина Павлова, но спасти его не удалось, и 30 марта 2003 года он скончался. Валентин Павлов был похоронен на Пятницком кладбище рядом с умершими родственниками.

Отзывы

• Виктор Геращенко вспоминал: «С удовольствием работал я с Валентином Павловым, но у него был своеобразный характер, он всегда все знал и часто принимал решения без советов со специалистами. Например, с заменой сто- и пятидесятирублевок. И хотя мы с ним в институте играли в одной команде в баскетбол, а этот спорт воспитывает коллективизм, Валентин был индивидуалистом».

Награды

• орден Трудового Красного Знамени
• орден «Знак Почёта»

Киновоплощения

• Анатолий Узденский в документальном фильме «Неизвестный путч», 2009 год
• Александр Клюквин в художественном фильме «Ельцин. Три дня в августе», 2011 год.

См. также

• Павловский рубль
• Августовский путч
• Лапшин Михаил Иванович
• Аграрная партия России

Ссылки

• Зубков В., Лынев Р. [www.voskres.ru/interview/pavlov.htm Россия вновь на пороге. Чего? : Беседа с последним премьер-министром Советского Союза Валентином Павловым] // Русское воскресение. Православное обозрение.
• [www.utro.ru/articles/2003/03/31/137893.shtml Умер последний премьер-министр СССР]
• www.praviteli.org/ussr/ussr2/pavlov.php

Отрывок, характеризующий Павлов, Валентин Сергеевич

Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.