Павлов, Владимир Петрович

Павлов Владимир Петрович
Дата рождения	1851(1851)
Дата смерти	1906(1906)
Принадлежность	военная прокуратура
Род войск	военная юстиция
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Главный военный прокурор России

Владимир Петрович Павлов (1851—1906) — генерал-лейтенант русской армии (1903), главный военный прокурор России и начальник Главного военно-судного управления, член Военного Совета.

Биография

По окончании Орловской военной гимназии поступил в Павловское военное училище, после блестящего окончания которого был прикомандирован к Измайловскому полку в звании подпоручика. Затем поступил в Военно-юридическую академию, которую также блестяще окончил в 1876 году. С этого времени занимается исключительно военно-юридической деятельностью:

• 1884 — назначен на должность военного прокурора Харьковского военно-окружного суда.
• 1888 — назначен в Петербург на должность военного судьи.
• 1894—1905 — военный прокурор Петербургского военно-окружного суда.
• 14 августа 1905 — назначен начальником Главного Военно-судного управления и Главным военным прокурором Российской империи. Произвёл кардинальные перемены в составе и работе военно-судной администрации, подверг ведомство чистке от профессионально непригодных скомпрометировавших себя сотрудников.

Юридическая деятельность

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Инициатор принятия закона о военно-полевых судах, против которого активно выступал С. Ю. Витте. Этот закон, который был ответом на развязанный революционерами террор, В. П. Павлову удалось утвердить уже с помощью П. А. Столыпина. Военно-полевые суды были введены, по замыслу Павлова, для защиты и спокойствия населения России от уголовников-убийц и наиболее жестоких преступников из среды революционеров. В либеральной и революционной печати и в Думе против Павлова была развязана клеветническая кампания, которой немало способствовали различные скомпрометировавшие себя чиновники, уволенные В. П. Павловым из военно-судебного ведомства, ставшие затем его личными врагами.

Гибель

В связи с законом о военно-полевых судах В. П. Павлов регулярно получал анонимные письма с угрозами смерти и уговорами оставить должность Главного военного прокурора. Он продолжал работать. 27 декабря 1906 года Главный военный прокурор генерал-лейтенант Павлов был убит переодетым в форму матроса-писаря суда террористом после того, как в Государственной Думе депутаты-кадеты пригрозили ему расправой, а в газете «Речь» появилась статья В. Беренштама, назвавшего Павлова «палачом», стоящим «по колена в крови».

Утром 27.12.1906 г. генерал вышел прогулять своих трёх пуделей. «…Внезапно со стороны входных ворот появился какой-то человек, одетый в форму писаря, с разносной книгой в руках. Увидев Павлова, он бросается к нему. Раздается выстрел. Генерал выхватывает револьвер, направляет его в злодея, нажимает спуск, слышится слабый щелчок — револьвер осекся и летит в снег. Павлов сбрасывает шинель и хватает негодяя за руки. Начинается борьба. Ловким движением убийца освобождает одну руку и выхватывает из кармана второй револьвер. Гремят выстрелы. Израненный генерал поворачивается и, махнув рукой, направляется домой. Пули сыплются ему вслед. Покачнулся Павлов, зашатался и опустился на снег. Злодей подскакивает к лежащему и выпускает один за другим еще несколько выстрелов… На шум сбегаются дворник и швейцар. Пытаются задержать убийцу. Он отстреливается и исчезает за воротами. Выстрелы во дворе привлекают также внимание жены генерала. Она подходит к окну, сразу понимает, в чём дело, и с криком: „Коля, папу убили во дворе“, опрометью, в одном капоте, выбегает на мороз. Во дворе тихо… одна только жена швейцара. Она бросилась на помощь, подбежала к окровавленному генералу, приподняла его голову, заглянула в лицо, но Павлова уже не стало». Убийцу поймали, он отказался назвать своё имя, следователям не удалось выяснить кто он. 28 декабря 1906 года он был повешен, как неизвестный. Лишь позже выяснилось, что убийцей генерала Павлова был эсер, участник готовившегося восстания в Баку, один из организаторов восстания матросов в Кронштадте, беглый матрос Николай Егоров.

Владимир Петрович Павлов похоронен в Новодевичьем монастыре Санкт-Петербурга.

О нём

Военный министр А. Ф. Редигер так пишет в своих воспоминаниях о Павлове:

Сам добросовестнейший служака, точнейший исполнитель закона, он и от других требовал того же, а исполнение наиболее тяжелой службы считал лишь исполнением служебного долга и не видел в нем повода к каким-либо особым наградам. Я его искренне уважал как цельного, твердого и честного человека…

Ссылки

• Климаков Ю. [www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=6127&abc=1 Павлов Владимир Петрович (1851—1906), Главный военный прокурор России и начальник Главного военно-судного Управления, генерал-лейтенант (1903)]. Большая энциклопедия русского народа. Проверено 1 апреля 2010. [www.webcitation.org/676OA2q6s Архивировано из первоисточника 22 апреля 2012].
• Бондаренко И. И., Климов Д. В. [www.runivers.ru/doc/historical-journal/article/?JOURNAL=&ID=459562 Жертвы политического террора в России (1901—1912)] / [www.runivers.ru/upload/iblock/ec9/istoricheskyvestnik.pdf Терроризм в России в начале XX в.] (Исторический вестник. — Т. 2 [149]. — Декабрь 2012). — С. 190—215.

Отрывок, характеризующий Павлов, Владимир Петрович

Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.