Павлов, Иван Петрович (генерал)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Петрович Павлов
Принадлежность

Российская империя Российская империя

Род войск

армия

Годы службы

с 1849

Звание

генерал от инфантерии

Награды и премии

Ива́н Петро́вич Па́влов, (18 декабря 1830 — 24 сентября 1909) — генерал от инфантерии, числившийся по армейской пехоте, член Военного совета (4 января 1905 — 24 сентября 1909), помощник Главного Интенданта Российской Императорской Армии.





Биография

Образование получил в Первом кадетском Корпусе, откуда был выпущен прапорщиком 26 мая 1849 года в лейб-гвардии Семёновский полк. В том же году с 16 июня по 3 ноября в составе полка находился в походе против мятежных венгров.

Далее продвижение по службе:
подпоручик — с 23 апреля 1850 года,
поручик — с 19 апреля 1853 года,
штабс-капитан — с 6 декабря 1855 года, с назначением командиром роты лейб-гвардии Семёновского полка ,
капитан — с 23 апреля 1861 года.

Участник кампаний 1849, 1854—1855 и 1863 годов.

Полковник с 30 августа 1863 года, с перечислением в лейб-гвардии Гатчинский полк.

С 25 марта 1865 года Высочайшим приказом переведён в Главное Интендантское Управление, с зачислением по армейской пехоте.

С 5 января 1866 по 1 февраля 1868 — Управляющий Ставропольским интендантским отделом Кавказского Военного округа.

С 6 февраля 1868 по 25 октября 1870 — окружной интендант Рижского Военного округа. С 17 апреля 1870 — генерал-майор.

С 23 июня 1873 по 30 августа 1875 — окружной интендант Харьковского Военного округа.

С 30 августа 1875 по 18 марта 1885 — окружной интендант Варшавского Военного округа[1]. С 1 января 1880 — генерал-лейтенант.

Во время русско-турецкой войны по Высочайшему повелению, сообщённому в предписании Главному Интендантскому Управлению за номером 7866 от 30 сентября 1878 года, находился Членом продовольственной комиссии в Одессе для улучшения снабжения действующей армии.

С 15 февраля 1888 по 14 мая 1896 — помощник Главного интенданта Российской Императорской Армии.

С 14 мая 1896 — генерал от инфантерии. Состоял в распоряжении военного министра.

Умер 24 сентября 1909 года.

Похоронен на Новом кладбище в Гатчине.

Награды

Семья

Дети:

  • Фёдор (род. 22.08.1855)
  • Евгения (род. 06.12.1858)— в 1883 году окончила историко-филологическое отделение Высших женских курсов в Санкт-Петербурге
  • Александр (1.8.1860—25.07.1923)
  • [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_biography/97850/%D0%9F%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B0 Мария] (10.3.1862—1896) — в 1888 году окончила физико-математическое отделение Высших женских курсов в Санкт-Петербурге
  • Елена (род. 17.11.1863)
  • Ольга (род. 05.05.1866) — в 1896 году окончила физико-математическое отделение по химическому разряду Высших женских курсов в Санкт-Петербурге.
  • [genobooks.narod.ru/Ros_burzhuazia_1914/Ros_burzh_1914-21p.htm Николай] (25.03.1868—13.04.1945, Париж) — юрист, действительный статский советник. Окончил Императорское училище правоведения в 1889 году. Директор правления Русского общества для выделки пороха. В эмиграции жил в Париже. Член Объединения бывших воспитанников Императорского училища правоведения во Франции. В 1930-е член Комитета кассы правоведов. В 1936 был участником празднования 100-летия Императорского училища правоведения. Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
  • Юлия (11.1.1870 — февраль 1942,Ленинград) — муж Будрин, Петр Васильевич (1857—1939),
  • Надежда (род. 28.03.1877) — в 1907 окончила Женский медицинский институт. Врач детской больницы Святой Марии Магдалины на Васильевском острове.

Род внесён в 3 часть Родословной книги Петербургской губернии.

Напишите отзыв о статье "Павлов, Иван Петрович (генерал)"

Примечания

  1. [regiment.ru/upr/A/3/1/1.htm На сайте regiment.ru приведены годы «1974-1885»]

Ссылки

[lukozerje.livejournal.com/45104.html Фотографии семьи генерала Павлова]

[www.geni.com/people/Ivan-Petrovich-Pavlov/6000000020434367059 Генеалогическое древо Павловых на сайте Geni]

Источники


Отрывок, характеризующий Павлов, Иван Петрович (генерал)

Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.