Павлов, Николай Васильевич (ботаник)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Васильевич Павлов
Научная сфера:

флористика, систематика растений, геоботаника

Место работы:

Институт ботаники МГУ,
Институт ботаники АН КазССР

Учёная степень:

доктор биологических наук (1937)

Учёное звание:

профессор, академик АН Казахской ССР (1946)

Альма-матер:

Московский сельскохозяйственный институт (1917)

Известен как:

ботаник

Награды и премии:

Систематик живой природы
Автор наименований ряда ботанических таксонов. В ботанической (бинарной) номенклатуре эти названия дополняются сокращением «Pavlov».
[www.ipni.org/ipni/advPlantNameSearch.do?find_authorAbbrev=Pavlov&find_includePublicationAuthors=on&find_includePublicationAuthors=off&find_includeBasionymAuthors=on&find_includeBasionymAuthors=off&find_isAPNIRecord=on&find_isAPNIRecord=false&find_isGCIRecord=on&find_isGCIRecord=false&find_isIKRecord=on&find_isIKRecord=false&find_rankToReturn=all&output_format=normal&find_sortByFamily=on&find_sortByFamily=off&query_type=by_query&back_page=plantsearch Список таких таксонов] на сайте IPNI
[www.ipni.org/ipni/idAuthorSearch.do?id=7418-1-1 Персональная страница] на сайте IPNI

Прежде применяли сокращение: N.Pavl.


Страница на Викивидах

Никола́й Васи́льевич Па́влов (11 [23] мая 1893[1] — 1971) — советский ботаник, специалист в области систематики и ботанической географии, академик Академии наук Казахской ССР. Заслуженный деятель науки Казахской ССР, лауреат Сталинской премии (1948).





Биография

Родился 11 (23) мая 1893 года в Санкт-Петербурге в семье служащего.

В 1917 году окончил Московский сельскохозяйственный институт (ныне Российский государственный аграрный университет — МСХА им. К. А. Тимирязева).

В 1917—1925 годах работал в Наркомземе РСФСР. Принимал участие в ряде экспедиций с целью изучения флоры и растительности Монголии и Камчатки. Описал около 100 новых видов растений.

В 1926—1937 годах — сотрудник Института ботаники Московского государственного университета, одновременно преподавал ботанику в этом университете.

В 1937—1946 годах руководил ботаническим сектором Казахского филиала АН СССР, одновременно — профессор, заведующий кафедрой ботаники Казахского университета в городе Алма-Ате (с 1938 по 1948 год).

В 1946—1954 — директор Института ботаники Академии наук Казахской ССР.

В 1946—1952 — председатель Отделения биологических и медицинских наук Академии наук Казахской ССР.

Научная деятельность

В течениe всей своей жизни Н. В. Павлов был, главным образом, путешествующим, а не кабинетным ботаником и многие растительные ландшафты лично наблюдал и изучал в природе. Ещё студентом он посетил южные части Саратовской (1912) и Воронежской (1913) областей, а также Ленкоранское побережье Каспия (1914), работал в Тобольской губернии (1915—1916) и познакомился с Черноморским побережьем Кавказа (1917). Далее он исследовал юг Центральночернозёмной области (1918) в пределах бывших Нижегородской и Симбирской губерний, степи и пустыни Центрального Казахстана (1919—1921), южное Забайкалье и северную Монголию (1923—1924), леса и болота Валдайской возвышенности (1925) и Хангайскую горную страну в средней Монголии (1926). Позднее последовательно изучал растительные ландшафты Казахстана, а именно: Семиречье (1928 и 1936), западный Тянь-Шань (1931, 1932, 1934, 1939—1940) и речные долины наиболее крупных рек Казахстана: Иртыша (1941—1942), Или (1943) и Урала (1944). В промежутке казахстанских путешествий провёл семь месяцев на западном берегу Камчатки (1935).

Научные труды

Основные исследования посвящены изучению флоры и растительности Казахстана, а также изысканию и изучению дикорастущих полезных растений.

  • Флора Центрального Казахстана, ч. 1—3 — [Кзыл-Орда], М.—Л., 1928—1938;
  • Дикие полезные и технические растения СССР — М., 1942;
  • Растительное сырьё Казахстана (Растения: их вещества и использование) — М.—Л., 1947 (Сталинская премия 1948);
  • Ботаническая география СССР — Алма-Ата, 1948
  • Флора Казахстана, т. 1-9 — Алма-Ата, 1956—1966 (совм. с др.);
  • Природа и хозяйственные условия горной части Бостандыка / Под ред. акад. Н. В. Павлова. — Алма-Ата, 1956.
  • Павлов Н. В. [herba.msu.ru/shipunov/school/books/pavlov1930_po_mongolii.djvu По Монголии: очерк экспедиции 1923-24 и 1926 гг]. — Хабаровск: Книжное дело, 1930. — 340 с. — 3000 экз.
  • Павлов Н. В. Владимир Леонтьевич Комаров / АН СССР. — М.—Л.: Изд-во АН СССР, 1951. — 292, [16] с. — (Биографии).
  • Гуков Г . В. Чьё имя ты носишь, растение? Сто пятьдесят кратких биографий: (Из истории ботанических исследований на Дальнем Востоке) — Владивосток: Дальнаука, 2001. — 400 с. — 300 экз. — ISBN 5-8044-0118-1..

Награды

Напишите отзыв о статье "Павлов, Николай Васильевич (ботаник)"

Примечания

  1. В некоторых источниках датой рождения указывается 10 (22) мая 1893 года.

Литература

  • Михайлова В. П. К 60-летию со дня рождения Н. В. Павлова // Ботанический журнал. — 1954. — № 4.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Павлов, Николай Васильевич (ботаник)

Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.