Павлов, Пётр Георгиевич

Пётр Георгиевич Павлов (вне СССР Петр Павлов Панчевский) Пётр Павлов Панчевски болг. Петър Павлов Панчевски<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр народной обороны Народной Республики Болгария
27 мая 1950 года — 9 июня 1958 года
Предшественник:	Георгий Дамянов
Преемник:	Иван Михайлов
Рождение:	25 января 1902(1902-01-25) село Бутан, Княжество Болгария, Османская империя
Смерть:	17 ноября 1982(1982-11-17) (80 лет) София, Народная Республика Болгария
Партия:	БКП
Образование:	Военно-инженерная академия имени В.В.Куйбышева
Военная служба
Годы службы:	1945 — 1958
Принадлежность:	НРБ
Род войск:	Инженерные войска
Звание:	генерал армии
Награды:

Пётр Павлов (Пётр Панчевский; 25 января 1902, село Бутан, Княжество Болгария — 17 ноября 1982, София) — болгарский и советский военачальник и государственный деятель, генерал-майор, Министр обороны Народной Республики Болгария (1950—1958).

Воспитанник Советской Армии, в рядах которой он вырос от курсанта военно-инженерного училища до генерала, командира соединения инженерных войск. Воевал в Испании, во время Великой Отечественной войны командовал 12-й штурмовой инженерно-саперной бригадой РГК. Единственный болгарин, достигший звания генерала в Советской Армии.

Семья

Отец Петра Павел (на селе все звали его Дедо Пано) окончил два класса начальной школы в Оряхово. Одно время работал писарем при адвокате. В силу всего этого отец считался авторитетом для крестьян, и они шли к нему за советом. Был крестьянином среднего достатка и имел 15 гектаров земли. Под влиянием местного учителя Владимира Петрова отец примкнул к радикальной партии. Во время первой мировой войны он был на фронте обозником. С фронта возвратился убежденным земледельцем — членом Болгарского земледельческого народного союза (БЗНС).

9 июня 1923 года, когда власть в стране в блоке с радикалами захватили «сговористы», учитель Петров на сельском сходе заявил: «Пано изменил радикалам и перешел к земледельцам». И, чтобы подчеркнуть своё презрение к «изменнику», публично дал отцу пощечину. В семье было пять мальчиков и ни одной девочки. Шестой в семье родилась девочка, которую назвали Недкой, но она умерла совсем маленькой. Мать звали Евдокией.

Образование

В школу пошёл в 1908 году. Когда вспыхнула Балканская война, Пётр учился в третьем классе. Отца послали воевать с турками. Власти реквизировали упряжной скот вместе с повозками. В Первую мировую войну отца взяли на фронт. Немного погодя призвали и старшего брата Якима. Обработка земли легла целиком на плечи матери. Петру пришлось на год оставить учёбу.

В 1919 году был принят в Молодёжный коммунистический союз. После окончания оряховской школы в 1921 году поступил в Ломское педагогическое училище, которое окончил в 1923 году. Логику и психологию в то время там преподавал коммунист Тодор Павлов. В начале 1922 года Павлов был избран секретарем молодёжной организации училища.

В 1929 г. окончил Ленинградскую Краснознаменную военно-инженерную школу. В 1931г. поступил в Военно-транспортную академию на военно-инженерный факультет, которую окончил в 1936 г. Военный инженер.

Сентябрьское восстание 1923, эмиграция в Югославию

3 октября 1923 года, спасаясь от правительственных войск, эмигрирует в Югославию. 20 июля 1924 года Павлова приняли в члены Болгарской коммунистической партии.

Выезд в Советский Союз

После взрыва в соборе Св. Недели в апреле 1925 года партия отменила курс на вооруженное восстание и приняла меры для сохранения партийных кадров. Когда власти Болгарии объявили амнистию, партия порекомендовала определенной части товарищей вернуться в Болгарию и после перехода на легальное положение вновь включиться в партийную работу внутри страны. Тех, кому нельзя было возвращаться в Болгарию, особенно из молодых, заграничное бюро ЦК БКП направляло в Советский Союз для учёбы и подготовки к будущей революционной борьбе.

В то время Советское правительство проводило среди белоэмигрантов кампанию за возвращение на Родину. Большая группа белоэмигрантов, собранная в Австрии, 25 сентября 1925 года в составе этой группы было около 70 болгарских политэмигрантов. В советских списках они значились как белоэмигранты. Пётр Павлов числился Петром Георгиевичем Павловским из города Симферополя. Поезд следовал через Чехословакию и Польшу.

После окончания Военно-транспортной академии был направлен начальником школы младших командиров отдельного саперного батальона, дислоцированного в Пензе и выполняющего задачу по строительству укреплений на Карельском перешейке. В 1937 г. под псевдонимом «майор Дунайский» сражался на стороне республиканской Испании, за что был награждён орденом Красной Звезды. С весны 1938 г. – начальник инженерных войск Сибирского военного округа.

Военная служба

После преобразования Сибирского военного округа в 24-ю армию исполнял обязанности начальника инженерных войск армии, участвовал в боевых действиях под Вязьмой, после выхода из окружения был назначен начальником инженерных войск 5-й армии, участвовавшей в обороне Москвы. С мая 1942 г. — начальник группы строительства оперативных заграждений, при перелете на Северный Кавказ самолет был сбит, с переломом ноги из Тбилиси был направлен на излечение в Ташкент.

В 1942—1943 гг. — начальник курсов управления командного и начальствующего состава ИВ в Костроме.

С июня 1943 г. и до конца войны – командир 12-й штурмовой инженерно-сапёрной бригады, участвовавшей в боях под Сталинградом, освобождении Донбасса, Запорожья, Мелитополя, Крыма, Никополя, Севастополя, Тирасполя. За освобождение Мелитополя бригада получила наименование Мелитопольской. Участник боев в Румынии и Болгарии, освобождении Будапешта и Вены.

Генерал-майор инженерных войск (1945).

В Болгарии

В июне 1945 г. вернулся в Болгарию, был назначен командиром 1-й гвардейской дивизии, в 1947 г. — командующим танковой дивизий, затем — командующий 1-й армией, заместитель министра народной обороны;

В 1950—1958 гг. — министр народной обороны Народной Республики Болгария. Генерал армии.

В 1958—1962 гг. — Чрезвычайный и Полномочный Посол НРБ в КНР.

Член Политбюро ЦК БКП (1954—1958). Депутат Народного Собрания НРБ (1950—1961).

Награды

Герой Социалистического Труда (1967), Герой Народной Республики Болгарии (1972).

Кавалер советских орденов Красного знамени и Отечественной войны I степени (1943).

Литература

• Панчевский Пётр. "Огненные дороги"

Ссылки

• [militera.lib.ru/memo/other/panchevsky_p/index.html Панчевский П. Огненные дороги - Воспоминания П. Панчевского]

Отрывок, характеризующий Павлов, Пётр Георгиевич

Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.