Павло-Обнорский монастырь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Монастырь
Свято-Троицкий Павло-Обнорский мужской монастырь

Павло-Обнорский монастырь на фото начала XX в.
Страна Россия
Село Юношеское, Гря́зовецкий район
Конфессия Православие
Епархия Вологодская
Тип мужской общежительный
Основатель Павел Обнорский
Дата основания 1414 год
Дата упразднения 19241994 годы
Здания:
братские кельи
Известные насельники Павел Обнорский, прмчч. Обнорские Ефрем, Герасим, Иероним, Исаакий, Дионисий и Митрофан
Реликвии и святыни мощи Павла Обнорского, прмч. Обнорских и др. святых; камень, на котором молился Павел Обнорский, и кладезь, который он выкопал
Настоятель Наместник — игумен Амфилохий (Кузнецов)
Статус  Объект культурного наследия РФ [old.kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=3500002228 № 3500002228]№ 3500002228
Состояние действующий
Сайт [vologda-eparhia.ru/monk/pav Официальный сайт]
Координаты: 58°45′43″ с. ш. 40°20′10″ в. д. / 58.76194° с. ш. 40.33611° в. д. / 58.76194; 40.33611 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=58.76194&mlon=40.33611&zoom=12 (O)] (Я)

 памятник архитектуры

Свято-Тро́ицкий Па́вло-Обно́рский монасты́рь — православный мужской монастырь, основанный в 1414 году на берегу реки Нурмы неподалёку от её впадения в Обнору, на территории современного Гря́зовецкого района Вологодской области, учеником Сергия Радонежского святым Павлом Обнорским. Один из самых древних, и в прошлом, больших монастырей Русского Севера. Большинство построек XVI—XVIII веков, в том числе Троицкий собор, были уничтожены вскоре после закрытия монастыря Советской властью в 1924 году. В советское время уцелевшие здания использовались как детский дом, пионерский лагерь. В 1994 году возвращён церкви, до 2003 года — подворье Спасо-Прилуцкого монастыря, в настоящее время — самостоятельный мужской монастырь. В монастыре покоятся мощи его основателя святого Павла Обнорского, из Троицкого собора происходит несколько икон, в том числе работы Дионисия, в настоящее время находящихся в собрании Третьяковской галереи, Русского музея, Вологодского музея-заповедника. Немногие сохранившиеся постройки — комплекс памятников архитектуры (категория охраны не установлена)[1].





История

Основание

Монастырь основан Павлом, отшельником, учеником Сергия Радонежского. Павел родился в Москве в 1317 году. Юношей ушёл из дома, чтобы избежать женитьбы, к которой склоняли его родители. В 21 год постригся в монахи, затем отправился к Сергию Радонежскому, и по его благословению 15 лет жил вблизи Троицкого монастыря в уединении. После чего получил от преподобного Сергия благословение на основание собственной обители, и в знак этого благословения — кованый медный крест (сохранялся в Обнорском монастыре до пожара 1909 года). В 1389 году построил себе келью вблизи обители Дионисия Глушицкого, однако по просьбе последнего вынужден был покинуть её. После чего направился в Комельские леса, где 3 года жил в дупле липы (дупло сохранялось в монастыре). Затем преподобный Павел, последовав по реке Нурме, на её правом берегу устроил келью. Вокруг кельи стали селиться отшельники.

Согласно житию Павла Обнорского, в 1414 году, по видению, которое имел преподобный Павел (звон колоколов с противоположного берега реки), он обратился к митрополиту Фотию за разрешением на основание монастыря, но получил отказ в грубой форме. Однако после того, как митрополит сам имел видение, он призвал Павла и дал разрешение, и на левом берегу Нурмы был построен деревянный Троицкий собор и основан общежительный монастырь. Павел благословил на игуменство своего любимого ученика Алексия, при этом сам продолжал жить в своей келье, посещая монастырь только по праздникам. Его любимым собеседником и духовным отцом был Сергий Нуромский, в память об их встречах между Павло-Обнорским и Спасо-Нуромским монастырями была выстроена часовня. После своей кончины в 1429 году преподобный был похоронен у южной стороны Троицкого собора.

XV—XVII века

В 1489 году монастырь получил от Великого князя Ивана III грамоту о наделении монастыря лесом, деревнями и освобождении от податей. Привилегии монастыря были впоследствии закреплены Василием III, Иваном IV Грозным и их преемниками. В монастыре строится соборный храм Троицы (1505—1516 годы), позднее царём монастырю были отписаны деревни в Костромском и Белозерском (вклад Семёна Шелешпальского). Зимой 1529 года Василий III со своей второй женой Еленой Глинской предпринял паломничество по монастырям Севера для испрошения чадородия, побывав и в Павло-Обнорском монастыре.

В 1538 году монастырь подвергся разрушению от казанских татар, которые разграбили и сожгли обитель, а также убили нескольких монахов.

В 1546 году при постройке церкви Сергия Радонежского и Павла Обнорского была произведена попытка обрести мощи основателя обители, но согласно повелению Павла, представшего в сонном видении тогдашнему игумену Протасию, были оставлены почивать под спудом. В 1547 году Павел был причислен к лику святых.

В 1585 году жалованная грамота была писана Фёдором Иоанновичем, в 1599 — Борисом Годуновым, а в 1607 году — Василием Шуйским, благодаря последним монастырь получил рыбную ловлю на реке Вёксе (вклад Вологодского князя Андрея Меньшого). В 1621 году Михаилом Фёдоровичем и в 1625 году его отцом Патриархом Филаретом все предшествующие грамоты были подтверждены, а также дарованы сёла в Вологодском, Ярославском и Костромском уездах, и рыбная ловля на реке Сухоне. В 1677 году Фёдор Алексеевич по просьбе игумена Иосафа в специальной грамоте переписал все дарованные ранее вотчины, рыбные ловли и угодья с указанием всех прежних жалованных грамот. В 1684 году права монастыря на владение всеми землями было подтверждено грамотой Иоанна и Петра Алексеевичей. К концу XVII века в обители проживало 59 насельников, монастырь владел 8 сёлами (одно — близ Гря́зовца, остальные в Пошехонья), 122 деревнями, в которых было 710 дворов, а в них «крестьян и бобылей» 1 798 душ. К монастырю была приписана Макарьева пустынь в Костромском уезде. Имелось два подворья в Вологде (в Новинках и на Мостовой улице) и одно — в Москве (у Сретенских ворот).

В 1694 году настоятели монастыря получают право именоваться архимандритами.

XVIII — начало XX века

Ко времени составления штатов в 1764 году монастыре было 28 монахов, монастырских слуг и крестьян 1 964 души, большие площади пахотной земли, сенокосов, леса, рыбные ловли. Монастырь был положен в третьем классе с игуменским настоятельством. Монастырю было оставлено небольшое количество пахотной и сенокосной земли вокруг монастыря, рыбные ловли и назначено жалование.

В 1867 году неподалёку от монастыря на высоком холме основан Воскресенский скит.

В середине XIX века в монастыре проживало 12 монахов. В 1909 году монастырь пострадал от сильного пожара. В огне расплавился крест, полученный преподобным Павлом от Сергия Радонежского. Перед революцией в монастыре проживало около 80 насельников.

При Советской власти. Закрытие

Последним игуменом монастыря был архимандрит Никон (Чулков). Монастырь закрыт в 1924 году по решению Грязовецкого уездного исполкома РКП(б). В 1920-30-е годы были разрушены Троицкий собор с прилегающими храмовыми постройками, колокольня и ограда. На территории монастыря размещались опытная педагогическая станция, школа, детский дом. В 1945 году открылся детский санаторий, затем областная санаторно-лесная школа[2].

Повторное открытие. Конец XX—XXI век

Возвращён церкви в 1994 году[2]. С 1994 по 2003 год был подворьем Спасо-Прилуцкого монастыря[3]. 5 июня 1999 года был освящена трапезная церковь Успения. С 2003 года указом Синода — самостоятельный монастырь[2]. Наместник — игумен Амфилохий (Кузнецов), в прошлом — насельник Спасо-Прилуцкого монастыря. Братия: 4 человека. В обители около 5 трудников и вольнонаёмных работников. При обители действует столярная мастерская. В монастыре пекут свой хлеб. Имеется небольшая библиотека.

На восстановление монастыря выделяются средства из бюджета Вологодской области. Проведены научно-проектные работы по восстановлению колокольни Успенской церкви. С 2009 года ведётся строительство деревянной колокольни, восстановление Святых ворот, части монастырских стен и башенок[2].

Архитектура

Ограда, башни и ворота

Территория монастыря, по форме приближавшаяся к правильному четырёхугольнику, имела по периметру длину около 590 метров. С северной и восточной стороны полностью, а с западной и южной — частично, в 1862—1866 годах монастырь был обнесён каменной стеной высотой около 3 метров. До этого каменной была только западная стена. Юго-западный угол выполняло одно из монастырских зданий, в остальных трёх находились восьмигранные каменные башни, с деревянными завершениями, крытыми железом, с куполами и шпицами.

С западной стороны в монастырь вели каменные Святые ворота. С восточной находились деревянные ворота, имевшие форму шатра, установленного на четырёх резных столбах — вереях, и поддерживаемого четырьмя балками-упорами. Все деревянные элементы конструкции ворот были богато декорированы узорчатой резьбой «наподобие чешуи или листьев», а вереи выполнены с шестью выточенными уширениями по типу кубышек. До реконструкции эти ворота являлись главными и были частью деревянной западной стены.

Троицкий собор

Соборная церковь Святой Троицы построена между 1505 и 1516 годами (по другим данным — в 1521 году) попечением Василия III. Строили собор, вероятно, ростовские зодчие. Здание собора состояло из двухсветного четырёхстолпного основного объёма, с восточной стороны имевшего трёхапсидную алтарную часть, с западной стороны — притвор во всю ширину стены. Все стены, кроме восточной, имели порталы. Между восточными столпами был укреплён иконостас. Собор венчали три световых барабана с крытыми лемехом главами. Покрытие было позакомарным, у основания закомар шёл профилированный карниз. Лопатки делили фасады на три прясла. В целом и в деталях храм напоминал построенный в эти же годы собор ярославского Спасо-Преображенского монастыря.

Придел Иоанна Предтечи

В 1605—1610 годах Троицкий собор был капитально перестроен. В восточном конце северной паперти, то есть, у северо-восточного угла собора был устроен придел во имя Рождества Иоанна Предтечи. Придел получил завершение в виде высокого шатра. В третьей четверти XVII века у юго-западного угла была поставлена трёхъярусная шатровая колокольня. При этом, по Переписным книгам 1678 года стольника Петра Голохвастова и подьячего Ивана Саблина, Троицкий собор по-прежнему имел три главы. Кроме того, с южной стороны была пристроена церковь Павла Обнорского «под колоколы». Таким образом, возникла живописная многообъёмная композиция с двумя шатрами по сторонам основного трёхглавого четверика. Позднее собор утратил две боковые главы, на литографии 1880 года он изображён одноглавым. Однако вскоре были поставлены четыре декоративные (глухие) главки, и на литографии 1883 года собор пятиглавый.

Придел Сергия Радонежского

Находился по правую сторону от алтаря Троицкого собора. Имел пятиярусный иконостас.

Троицкий собор был уничтожен в 1936 году.

Церковь Успения Богоматери с колокольней

Успенская церковь — второй каменный храм монастыря, как и Троицкий собор, построен ростовскими зодчими. Исходно задумана как трапезный храм.

Строительство трапезного комплекса началось 28 мая 1536 года. Он должен был включать в себя церковь в честь Успения Пресвятыя Богородицы, собственно трапезную, а также прилежащие келарскую палату, настоятельские покои, хозяйственные помещения, и упомянутую в источниках, но неизвестную по назначению «белую палатку». Из-за недостатка средств строительство было завершено лишь 15 августа 1586 года. Окончить строительство помогли деньги, присланные незадолго до кончины Иваном IV.

Трапезный комплекс сохранился частично в виде сложного конгломерата разновременных построек. Его композиционное ядро — поднятая на высокий подклет прямоугольная в плане одностолпная трапезная палата. Перестройка палаты началась еще в XVIII веке, когда она перестала использоваться по прямому назначению и была превращена в помещение церкви Успения Богоматери. Над её сводами был установлен высокий восьмерик с барабаном и главкой, существовавший до 1880-х годов. В 1860-е годы были разобраны древние своды и устроен деревянный потолок, балки которого опирались на четыре каменных столба. Тогда же были растёсаны древние щелевидные окна.

Подобно другим современным ей зданиям такого типа, трапезная палата имеет весьма лаконичное, однако по-своему выразительное убранство фасадов. Широкие лопатки на углах между окнами подчеркивают монументальность здания. По верху стен идет декоративный поясок консолей, хорошо сохранившийся на чердаке, где можно увидеть верхнюю часть северной стены палаты, скрытую на фасаде поздней постройки.

Церковь Павла Обнорского

Церковь Павла построена около 1546 года мастером Григорием. По архитектуре относилась к популярному в тот период в московском и северном зодчестве типу «под колоколы». Согласно описи монастыря 1654 года, в церкви находились мощи чудотворца Павла Обнорского. В описи 1687 года указывается, что при игумене Иосифе колокольня церкви перестроена в книгохранилище, до этого помещавшееся над Успенской церковью. В это же время был перестроен алтарь, а деревянная паперть заменена на каменную. Впоследствии на место библиотеки был перенесён престол во имя Сергия Радонежского, а книги возвращены в помещение Успенской церкви.

В церкви имелся пятиярусный иконостас, имевший некоторые черты, сходные с иконостасом Троицкого собора (например, 15 херувимов и серафимов в навершии).

Церковь Павла Обнорского и Сергия Радонежского была разобрана в 1875 году. На её месте была возведена одноглавая четырёхстолпная церковь во имя Корсунской Богоматери с приделами Сергия Радонежского и Павла Обнорского. Архитектура церкви была выдержана в характерном для конца XIX века псевдорусском стиле.

Как и большинство других построек монастыря, церковь была взорвана в 1930-е годы. На месте уничтоженной церкви в 2000-е поставлена деревянная клетская часовня, в которой находится рака над местом упокоения мощей преподобного Павла Обнорского.

Кельи

Настоятельские покои — трёхэтажный корпус, примыкающий с запада к трапезной Успенской церкви. Да нижних этажа относятся к XVI веку, а третий, завершённый треугольным фронтоном, надстроен в третьей четверти XIX века.

Другие постройки

Иконостас и реликвии монастыря

Иконостас

Иконостас для деревянного Троицкого собора был заказан Дионисию, известнейшему русскому иконописцу своего времени, за 6 лет до строительства каменного собора. В работе над иконостасом, вероятнее всего, принимали участие помощники Дионисия — его сыновья Феодосий и Владимир; бесспорной работой самого мастера можно считать икону «Распятие»[4]. О принадлежности иконостаса кисти Дионисия говорит надпись на обороте иконы «Спас в силах», сделанная крупными буквами, врезанными в поверхность доски:

В ле[то] ЗИ (7008 — 1500) писан диисус и празни-ки и пророци Денисьева письмени.

— Надпись на обороте иконы «Спас в силах»[5]

М. В. Щепкина по палеографическим признакам датировала надпись 1530-ми годами. Эта надпись повторяет более древнюю, сделанную (вероятно, вскоре по завершении работы) несколько выше чёрной краской[5].

Трёхъярусный иконостас Дионисия ранее был дополнен ярусом праотцев и навершием из херувимов. Согласно древнейшей описи монастыря 1654 года иконостас Троицкого собора имеет уже такой вид: над местным рядом на тяблах деисусный ряд из 15 икон, выше 20 икон праздников, 14 икон пророков, с расположенной в центре иконой Богоматери Воплощение, 16 икон праотцев с иконой Спаса посередине. Между праотцами кресты на столбиках, а над ними 38 херувимов и серафимов. Все иконы обложены серебряной позолоченной басмой. Согласно описям 1682 года и 1687 года состав иконостаса, кроме местного ряда, не изменился.

От первоначального иконостаса Троицкого собора письма Дионисия сохранилось четыре иконы[6][7]:

Напишите отзыв о статье "Павло-Обнорский монастырь"

Примечания

  1. [resursy.mkrf.ru/objekty_kult_naslediya/katalog/catalog_mon.php?id_pam=3500002228 Павло-Обнорский монастырь в Каталоге памятников истории и культуры народов РФ]
  2. 1 2 3 4 [www.cultinfo.ru/arts/architecture/p_obnorskyi/index.htm Свято-Троицкий Павло-Обнорский монастырь]. cultinfo.ru. Проверено 2010.08.15. [www.webcitation.org/67I1ls5DF Архивировано из первоисточника 29 апреля 2012].
  3. [vologda-eparhia.ru/monk/pav Свято-Троицкий Павло-Обнорский мужской монастырь]. Вологодская епархия. Проверено 2010.08.15. [www.webcitation.org/612toFtRg Архивировано из первоисточника 19 августа 2011].
  4. [www.dionisy.com/dionisy/37/ Дионисий. Павло-Обнорский монастырь. Троицкий собор. 1500 год]. Музей фресок Дионисия. «ВООО Попечительство о Музее фресок Дионисия». Проверено 2010.06.18. [www.webcitation.org/67I1maKaq Архивировано из первоисточника 29 апреля 2012].
  5. 1 2 Кочетков И. А. [www.booksite.ru/fulltext/pos/luzh/ity/16.htm Иконостас Дионисия из Павло-Обнорского монастыря] // Послужить Северу... : Историко-художественный и краеведческий сборник. — Вологда, 1995. — С. 256.
  6. Рыбаков А. А. [www.booksite.ru/fulltext/ico/nso/fvo/log/da/index.htm Вологодская икона. Центры художественной культуры земли Вологодской XIII—XVIII веков]. — М.: Галарт, 1995. — ISBN 5-269-00911-0.
  7. Иконы Вологды XIV—XVI веков. — М.: Северный паломник, 2007. — С. 264—267. — 824 с. — ISBN 978-5-94431-232-7.

Литература

Отрывок, характеризующий Павло-Обнорский монастырь


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
– Я думаю, не поздно ли соборовать? – прибавляя духовный титул, спрашивала дама, как будто не имея на этот счет никакого своего мнения.
– Таинство, матушка, великое, – отвечало духовное лицо, проводя рукою по лысине, по которой пролегало несколько прядей зачесанных полуседых волос.
– Это кто же? сам главнокомандующий был? – спрашивали в другом конце комнаты. – Какой моложавый!…
– А седьмой десяток! Что, говорят, граф то не узнает уж? Хотели соборовать?
– Я одного знал: семь раз соборовался.
Вторая княжна только вышла из комнаты больного с заплаканными глазами и села подле доктора Лоррена, который в грациозной позе сидел под портретом Екатерины, облокотившись на стол.
– Tres beau, – говорил доктор, отвечая на вопрос о погоде, – tres beau, princesse, et puis, a Moscou on se croit a la campagne. [прекрасная погода, княжна, и потом Москва так похожа на деревню.]
– N'est ce pas? [Не правда ли?] – сказала княжна, вздыхая. – Так можно ему пить?
Лоррен задумался.
– Он принял лекарство?
– Да.
Доктор посмотрел на брегет.
– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.