Павулс, Эдуард Карлович

Эдуард Павулс
Eduards Pāvuls
Имя при рождении:	Эдуард Павулс
Дата рождения:	7 июля 1929(1929-07-07)
Место рождения:	Рига, Латвия
Дата смерти:	14 июля 2006(2006-07-14) (77 лет)
Место смерти:	Юрмала, Латвия
Гражданство:	Латвия Латвия СССР СССР Латвия Латвия
Профессия:	актёр
Награды:

Эдуард Карлович Павулс (латыш. Eduards Pāvuls; 7 июля 1929 — 14 июля 2006), советский и латвийский актёр театра и кино.

Биография

Эдуард Павулс родился 7 июля 1929 года, в семье Карлиса Павулса и его жены Анны. Родители познакомились во время Первой мировой войны. Семья жила трудно, отцу пришлось работать в разных местах: он был пожарным, рыбаком, работал на дубултской лесопилке. Детство Эдуарда прошло в Юрмале. Как любой мальчишка из послевоенного приморского города мечтал о карьере военного моряка.

В 1949 году окончил театральную студию при Художественном академическом театре им. Я. Райниса.

С 1950 по 1985 год Эдуард Павулс был ведущим актёром театра им. Я. Райниса.

В 1953 году был поставлен спектакль «Ромео и Джульетта» по пьесе Уильяма Шекспира в которой Павулс получил свою первую главную роль — Ромео. Роль Джульетты исполнила Вия Артмане.

В 1957 году Эдуард Павулс дебютировал в кино, первый фильм с его участием «После шторма». В этом же году Павулс получает главную роль в картине «Сын рыбака».

Режиссёр Варис Брасла в 1996 снял документальный фильм «Kā tev klājas, Eidi?» (Как живётся, «Эйди?»), посвящённый творчеству Э. Павулса.

Эдуард Павулс ушёл из жизни 14 июля 2006 года в Риге в возрасте 77 лет.

Творчество

Фильмография

• 1957 — После шторма — Юрис (озвучивал Пётр Горин)
• 1957 — Сын рыбака — Оскар
• 1958 — Красные листья — Андрей Метельский
• 1958 — Повесть о латышском стрелке — Янка Пипар
• 1958 — Рита — Сергей
• 1959 — Илзе — Рудольф
• 1961 — Обманутые — учитель Янис
• 1962 — Спасибо за весну — Межмалис
• 1963 — Укротители велосипедов — Роберт Алас, молодой учитель
• 1964 — Капитан Нуль — капитан Валдис Нуль
• 1964 — Криницы — Михась Лемяшевич
• 1965 — Заговор послов — Яков Петерс
• 1966 — Эдгар и Кристина — Сутка
• 1967 — Я всё помню, Ричард — Ричард
• 1968 — 24-25 не возвращается — Юрис Межулис
• 1968 — Армия «Трясогузки» снова в бою — Лапотник
• 1968 — Когда дождь и ветер стучат в окно — Карнитис
• 1969 — Времена землемеров — Пратниекс
• 1969 — У богатой госпожи — Ольгерт Курмис
• 1970 — Насыпь — старик Озолс
• 1970 — Слуги дьявола — Эрманис
• 1971 — В тени смерти — Гринталс
• 1971 — Город под липами — Бунка
• 1971 — Тростниковый лес — Пусстабс
• 1972 — Слуги дьявола на чертовой мельнице — Эрманис
• 1973 — Афера Цеплиса — Эдгар Цеплис
• 1973 — Подарок одинокой женщине — Сиетиньш
• 1975 — В клешнях чёрного рака
• 1975 — Мой друг — человек несерьёзный — руководитель отдела кадров
• 1975 — Стрелы Робин Гуда — отец Тук
• 1976 — Мастер — художник
• 1977 — Будьте моей тёщей! — директор музея
• 1978 — Театр — Джим Лонгтон
• 1979 — За стеклянной дверью
• 1979 — На ринг вызывается…
• 1979 — Незаконченный ужин — дебошир на лестнице
• 1980 — Братья Рико — Малакс
• 1981 — Долгая дорога в дюнах — Якоб Озолс
• 1981 — Три дня на размышление — сосед Дуршиса
• 1981 — Помнить или забыть — Бертуланс
• 1983 — Каменистый путь
• 1983 — Краткое наставление в любви
• 1983 — Выстрел в лесу — Лиепсаргс
• 1984 — Когда сдают тормоза — Август Дрейманис
• 1984 — Долг в любви — Эдис
• 1985 — Двойной капкан — полковник Вельста
• 1985 — Фронт в отчем доме — Карлис
• 1986 — Кин-дза-дза!
• 1986 — Страх
• 1987 — Объезд
• 1990 — Семья Зитаров — Зитарс
• 1992 — Дуплет — капитан
• 1998 — Страшное лето — Язеп Пошкус
• 2000 — Мистерия старой управы — Маэстро

Награды и звания

• орден Трудового Красного Знамени
• орден «Знак Почёта» (03.01.1956)
• 1959 — Лауреат Государственной премии Латвийской ССР за роли в фильмах «Сын рыбака», «Повесть о латышском стрелке», «Красные листья»
• 1965 — Народный артист Латвийской ССР
• 1983 — Лауреат Государственной премии СССР за роль в фильме «Долгая дорога в дюнах»

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Литература

• Рига: Энциклопедия = Enciklopēdija «Rīga» / Гл. ред. П. П. Еран. — 1-е изд.. — Рига: Главная редакция энциклопедий, 1989. — С. 531-532. — 880 с. — 60 000 экз. — ISBN 5-89960-002-0.

Отрывок, характеризующий Павулс, Эдуард Карлович

На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.