Паддингтон (вокзал)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Па́ддингтон (англ. London Paddington station) — крупнейший железнодорожный узел в одноимённом районе округа Вестминстер в северо-западной части Лондона. Отсюда отправляются поезда на запад Великобритании — в Бат, Бристоль, Уэльс, а также к аэропорту Хитроу. Здание вокзала — выдающийся памятник ранней индустриальной архитектуры (арх. Изамбард Кингдом Брюнель, 1854). Модернизирован в 19061915 и в 2000-х гг. Фигурирует в романе Агаты Кристи «В 4.50 из Паддингтона», в серии детских рассказов о медвежонке по имени Паддингтон (англ. Paddington Bear).

Историческое здание Паддингтонского вокзала было построено для обслуживания железной дороги Great Western Railway и обслуживает поезда с 1838 года. Большая часть современного здания вокзала была построена в 1854 году по проекту архитектора Брюнеля. Первый поезд метро в мире прибыл на станцию в 1863 году, когда открылась первая линия лондонской подземки Metropolitan Railway.

Несмотря на то, что здание вокзала представляет собой памятник архитектуры, комплекс неоднократно модернизировался и перестраивался, в последний раз в связи с открытием прямого железнодорожного сообщения с аэропортом Хитроу. Паддингтонский вокзал относится к первой транспортной зоне.





Местоположение

Вокзальный комплекс расположен вдали от оживлённых транспортных магистралей. Прямо перед вокзалом проходит небольшая улочка Прайд-стрит (Praed Street), а позади него место под названием Бишопс-бридж, давшее когда-то название первой железнодорожной станции в этом районе. Выходя с вокзала в этом месте, пассажиры попадают на улочку Бишопс-бридж-роуд. Последняя пересекает привокзальную площадь. С восточной стороны вокзал прикрывает Истбурн-террас, расположенная на берегу Паддингтонского рукава знаменитого Гранд-Юнион-Канала.

Район, в котором расположен вокзал Паддингтон известен своими многочисленными отелями. В последнее время здесь стала также появляться и административно-офисная застройка.

Железнодорожный вокзал

Официальное название железнодорожного вокзала Лондон Паддингтон (англ. London Paddington), хотя такое название станции используется, в основном, за пределами Лондона. Сегодня это седьмой по загруженности британский железнодорожный вокзал и одна из семнадцати станций, управляемых компанией Network Rail.

История станции

Первой станцией, построенной в данном районе, была временная конечная остановка поездов, следовавших по «Большой западной железной дороге», построенная на восточной стороне улицы Бишопс-бридж-роуд. Первый поезд из Лондона в Тейплоу, Мэйденхед, отправился от Паддингтонского вокзала в 1838 году. После постройки основного здания вокзала в 1854 году, Паддингтон начинает играть роль важного депо для приёма и разгрузки товарных составов. Архитектором, построившим основное здание вокзала стал Изамбард Кингдом Брюнель.

Необходимо отметить, что большую часть внутреннего пространства станции спроектировал его ассистент Мэтью Дигби Вьятт.

В 1922 году на вокзале был открыт памятник воинам-железнодорожникам данной железной дороги, павшим во время Первой мировой войны [1]. Бронзовый памятник, установленный на платформе № 1, изображает солдата, читающего полученное из дома письмо.

Конструкции времён постройки вокзала были обнаружены не так давно в северной части вокзала. При разборке относительно недавней кирпичной кладки под путями были обнаружены металлические конструкции моста, по которому тогда проходила через канал улица Бишопс-бридж-роуд .[2]

Вокзал сегодня

Сегодня комплекс Паддингтонского вокзала состоит из 14 посадочных платформ, (с 1 по 14 с запада на восток). Платформы 1 — 8 расположены на месте трёх первых платформ вокзала, построенных ещё в 1854 году, платформы с 9 по 12 - на месте пристроенной позднее четвёртой. Платформы 13 и 14 расположены в том месте, где располагалась станция метро Бишопс-бридж — первая станция, построенной в 1863 году подземной железной дороги. В непосредственной близости расположены две отдельные платформы, соответственно 15 и 16, для приёма поездов, следующих по линии метро Хаммерсмит-энд-Сити.

Платформы 6 и 7 принимают поезда-экспрессы из аэропорта Хитроу (т. н. Хитроу-Экспресс), в то время как платформы 13 и 14 используются исключительно для отправления пригородных поездов. Все остальные платформы могут быть использованы для отправления поездов в любом направлении. Однако, как правило, поезда дальнего следования отправляются с западных платформ, а пригородные (включая ещё один маршрут в аэропорт Хитроу Хитроу-Коннект) - с восточных.

Транспортное обслуживание

С Паддингтонского вокзала отправляются поезда дальнего следования на Бристоль, Бат, Вустер, Херфорд, Ньюпорт, Кардифф и Суонси в Южном Уэльсе. Со станции также отправляются пригородные поезда, обслуживающие западные пригороды Лондона. Все перечисленные поезда относятся к компании First Great Western. Также с вокзала отправляются два вида поездов на аэропорт Хитроу (т. н. Хитроу-Экспресс, следующий до аэропорта без остановок и Хитроу-Коннект, следующий по тому же маршруту, но с некоторыми остановками). На Паддингтонский вокзал также прибывают поезда компании Chiltern Railways следующие по маршруту Бирмингем-Лондон Мэрилебон, когда последняя бывает закрыта на техническое обслуживание.

Ранее с Паддингтона также ходили поезда на северо-запад Англии и в Шотландию, но после перевода в 2002 году на другие вокзалы данное сообщение прекращено.

Станция метро Паддингтон

Координаты: 51°31′02″ с. ш. 0°10′39″ з. д. / 51.5173° с. ш. 0.1774° з. д. / 51.5173; -0.1774 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=51.5173&mlon=-0.1774&zoom=15 (O)] (Я)
«Паддингтон»
линия Хаммерсмит-энд-Сити
Лондонский метрополитен
Дата открытия:

10 января 1863 года

Тип:

наземная станция в составе вокзала

Количество платформ:

2

Форма платформ:

прямая

Выход к улицам:

Праэд-стрит

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
«Паддингтон»
линии Кольцевая/Дистрикт
Лондонский метрополитен
Дата открытия:

1868 год

Тип:

станция неглубокого заложения

Количество платформ:

2

Форма платформ:

прямая

Выход к улицам:

Прэд-стрит

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
«Паддингтон»
линия Бейкерлоо
Лондонский метрополитен
Дата открытия:

1 декабря 1913 года

Тип:

станция глубокого заложения

Количество платформ:

2

Форма платформ:

прямая

Выход к улицам:

Прэд-стрит

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Станция Лондонского метрополитена Паддингтон является одной из крупнейших пересадочных станций в лондонской подземке. Станция занимает восьмое место по загруженности среди всех станций метро британской столицы. Станция обслуживается поездами линий Хаммерсмит-энд-Сити — наземная станция на северной стороне вокзала, расположенная параллельно основному его зданию; Дистрикт и Кольцевой в полузакрытом туннеле, расположенном перпендикулярно станции; и поездами линии Бейкерлоо, чья станция расположена под зданием вокзала. На схеме лондонского метро станция линии Хаммерсмит-энд-Сити помечена как отдельная станция, что подчёркивает её удалённость от остальных станций метро.

История станции

Исторически сложилось так, что станцию метро Паддингтон сформировали три независимых друг от друга станции.

10 января 1863 года открылась первая в мире линия метро от станции Паддингтон (Бишопс-роуд) до станции Фаррингдон. Платформы для поездов данной линии располагались на северной стороне железнодорожного вокзального комплекса, а въезд в туннель располагался по улицей Прайд-стрит. Название Паддингтон станция носит с 10 сентября 1933 года. Начиная с 1930-х и вплоть до 1960-х годов поезда метро линии Метрополитэн и пригородные поезда совместно обслуживали 4 платформы, но сейчас станция метро Паддингтон линии Хаммерсмит-энд-Сити отделена от железнодорожной станции и имеет свою собственную отдельную платформу.

В 1868 году для обслуживания линии Саут-Кенсингтон была построена отдельная станция с южной стороны железнодорожного вокзала — Паддингтон (Прайд-стрит). 11 июля 1948 года название данной станции тоже сократили до просто Паддингтон. Сегодня данная станция обслуживается поездами метро линий Дистрикт и Кольцевой.

Третья станция метро — станция Паддингтон линии Бейкерлоо — открылась 1 декабря 1913 года, она расположена на глубине под основным зданием вокзала.

Станция сегодня

Сегодня платформы станции линии Дистрикт/Кольцевая и платформы станции линии Бейкерлоо соединены между собой подземным переходом под улицей Прайд-стрит. Пересадка осуществляется в пределах одной транспортной зоны и не требует дополнительной оплаты. Поэтому на схеме метрополитена станция «Паддингтон» для всех трёх линий показана одним кружком.

Иная ситуация со станцией линии Хаммерсмит-энд-Сити. Платформы данной станции расположены отдельно и не имеют никакой связи со станциями других линий. Поэтому, на схеме метрополитена станция «Паддингтон» линии Хаммерсмит-энд-Сити показана отдельным кружком. Платформы для станции метро линии Хаммерсмит-энд-Сити входят в состав вокзального железнодорожного терминала и на первый взгляд совершенно неотличимы от остальных платформ вокзала. Они носят порядковые номера 15 и 16. Пересадка на станцию Паддингтон других линий метро требует выхода за пределы станции и даже за пределы здания железнодорожного вокзала. Однако, пассажир, пересаживающийся на станции Паддингтон с одной линии метро на другую, несмотря на выход за пределы станции метро, не должен оплачивать повторный проход через турникеты. Для попадания на станцию линии Дистрикт/Кольцевая, а также на станцию линии Бейкерлоо он может воспользоваться тем же билетом, по которому он ехал по линии Хаммерсмит-энд-Сити и наоборот. Уникальность станции «Паддингтон» заключается в том, что благодаря наличию трёх пар совершенно независимых друг от друга платформ, пассажиры могут сесть на три различных поезда до одной и той же станции Бейкер-стрит, при этом даже не видя друг друга.


Предыдущая станция Лондонский метрополитен Следующая станция
Уорик-авеню линия Бейкерлоо Эджвар-роуд
Бейсуотер линия Кольцевая
Дистрикт
Ройал Оук линия Хаммерсмит-энд-Сити
Предыдущая станция Британские железные дороги Следующая станция
Конечная линия Фёрст Грейт Вестерн
линия Интерсити
Слоу — Ридинг
First Great Western
линия Найт Ривьера
Ридинг
Фёрст Грейт Вестерн
линия Грейт Вестерн Майн Лайн
Эктон Ман Лайн
Чилтерн Рэйлвейз
только по рабочим дням
Саут Рюслип
Хитроу-экспресс Аэропорт Хитроу
Терминалы 1,2,3
Хитроу Коннект Илинг Бродвей


Напишите отзыв о статье "Паддингтон (вокзал)"

Примечания

  1. [www.york.ac.uk/inst/irs/irshome/features/readings/archive/remembrance.htm#EX04 'Great Western Railway War Memorial'], from The Great Western Railway Magazine, December 1922, pp. 537-40 (1922, reproduced 2001-11-01). Проверено 9 июля 2007.
  2. Steven Brindle Paddington Station: Its history and architecture, English Heritage, 2004, ISBN 1-873592-70-1

Ссылки

  • [www.networkrail.co.uk/aspx/7047.aspx История станции]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Паддингтон (вокзал)

Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.