Падежная грамматика

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Паде́жная грамма́тика, «ролева́я грамматика» — метод описания семантики предложения (за исключением модальных и перформативных элементов) как системы семантических валентностей, в которой значение вершинного глагола диктует роли («падежи»), исполняемые именными составляющими[1]. Иногда рассматривается как одна из разновидностей порождающей семантики[2]:114 (наряду с направлением, представленным Дж. Мак-Коли, Дж. Лакоффом и другими учёными).

В рамках падежной грамматики описаны с семантической стороны многие языки. Результаты исследований такого рода используются в работах по проблемам искусственного интеллекта (в области семантики фреймов) и психолингвистике[1].





История

Падежная грамматика возникла в рамках трансформационной порождающей грамматики в конце 1960-х годов в работах Ч. Филлмора. Как метод грамматического описания развивалась под влиянием тагмемики К. Л. Пайка[1].

Подходы лингвистов (У. Чейфа, Дж. Андерсона, Дж. Грубора, У. Кука, С. Старосты и других) к падежной грамматике различаются в вопросах вида логической структуры предложения, набора ролей и допустимых их сочетаний, называемых «падежными рамками», или фреймами, а также того, как семантические связи отражаются в структуре предложения с помощью формальных средств. Ещё одно различие, отделяющее «лексико-падежную» нетрансформационную грамматику С. Старосты от прочих, состоит в особенностях использовании понятия глубинного падежа[1].

Положения теории

По Филлмору, предложение состоит из модуса, к которому относятся наклонение, время, модальность, и пропозиции — основного смысла. Пропозиция содержит предикат, в поверхностной структуре предложения обычно выражаемый глаголом, иногда — служебным словом (к примеру, предикат совместности в русском языке может передаваться союзом с), и глубинные падежи, или семантические роли, с необходимостью предполагаемые данным предикатом: так, предикат, лежащий в основе глагола давать, предполагает глубинные падежи «агента» (того, кто даёт), «объекта» и «адресата».

Глубинные падежи часто не соответствуют поверхностным падежам (или их аналогам в аналитических языках), поэтому в рамках падежной грамматики предлагается система правил преобразования глубинной структуры в поверхностную. В частности, имеются правила введения дополнений, а правила введения подлежащего организованы следующим образом[2]:115:

  • падеж «агент» выражается подлежащим в первую очередь;
  • если в некотором предложении падеж «агент» не передаётся подлежащим, позицию подлежащего занимает слово, в пропозиции имеющее падеж «инструмент»;
  • если подлежащим не передаётся и падеж «инструмент», им выражается падеж «объект».

Правила формального выражения падежей описывают соответствие глубинных падежей и элементов поверхностной структуры предложений данного языка: так, в английском языке падежу в поверхностной структуре обычно соответствует предлог with, однако, если слово с падежом «инструмент» употребляется в функции подлежащего, предлог with устраняется. Особое правило указывает, что при глаголе play предлог with может как элиминироваться (He can play piano ‘Он умеет играть на фортепиано’), так и заменяться предлогом on (He is playing a sonata on the piano ‘Он играет сонату на фортепиано’)[2]:115—116.

К недостаткам теории следует отнести отсутствие чётких определений и критериев выделения семантических ролей, неопределённость статуса ролей в образовании предложения, степени полноты набора ролей и границы между исполняющими роли и другими элементами предложения[1].

Напишите отзыв о статье "Падежная грамматика"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Демьянков В. З. [tapemark.narod.ru/les/357a.html Падежная грамматика] // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
  2. 1 2 3 Касевич В. Б. Семантика // Элементы общей лингвистики. — М.: Наука, 1977. — С. 114—125. — 6300 экз.

Литература


Отрывок, характеризующий Падежная грамматика

– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.
– Наташа, полно, глупости! – сказала она, еще надеясь, что это была шутка.
– Ну вот, глупости! – Я вам дело говорю, – сердито сказала Наташа. – Я пришла спросить, что делать, а вы мне говорите: «глупости»…
Графиня пожала плечами.
– Ежели правда, что мосьё Денисов сделал тебе предложение, то скажи ему, что он дурак, вот и всё.
– Нет, он не дурак, – обиженно и серьезно сказала Наташа.
– Ну так что ж ты хочешь? Вы нынче ведь все влюблены. Ну, влюблена, так выходи за него замуж! – сердито смеясь, проговорила графиня. – С Богом!
– Нет, мама, я не влюблена в него, должно быть не влюблена в него.
– Ну, так так и скажи ему.
– Мама, вы сердитесь? Вы не сердитесь, голубушка, ну в чем же я виновата?
– Нет, да что же, мой друг? Хочешь, я пойду скажу ему, – сказала графиня, улыбаясь.
– Нет, я сама, только научите. Вам всё легко, – прибавила она, отвечая на ее улыбку. – А коли бы видели вы, как он мне это сказал! Ведь я знаю, что он не хотел этого сказать, да уж нечаянно сказал.
– Ну всё таки надо отказать.
– Нет, не надо. Мне так его жалко! Он такой милый.
– Ну, так прими предложение. И то пора замуж итти, – сердито и насмешливо сказала мать.
– Нет, мама, мне так жалко его. Я не знаю, как я скажу.
– Да тебе и нечего говорить, я сама скажу, – сказала графиня, возмущенная тем, что осмелились смотреть, как на большую, на эту маленькую Наташу.
– Нет, ни за что, я сама, а вы слушайте у двери, – и Наташа побежала через гостиную в залу, где на том же стуле, у клавикорд, закрыв лицо руками, сидел Денисов. Он вскочил на звук ее легких шагов.
– Натали, – сказал он, быстрыми шагами подходя к ней, – решайте мою судьбу. Она в ваших руках!
– Василий Дмитрич, мне вас так жалко!… Нет, но вы такой славный… но не надо… это… а так я вас всегда буду любить.
Денисов нагнулся над ее рукою, и она услыхала странные, непонятные для нее звуки. Она поцеловала его в черную, спутанную, курчавую голову. В это время послышался поспешный шум платья графини. Она подошла к ним.
– Василий Дмитрич, я благодарю вас за честь, – сказала графиня смущенным голосом, но который казался строгим Денисову, – но моя дочь так молода, и я думала, что вы, как друг моего сына, обратитесь прежде ко мне. В таком случае вы не поставили бы меня в необходимость отказа.
– Г'афиня, – сказал Денисов с опущенными глазами и виноватым видом, хотел сказать что то еще и запнулся.
Наташа не могла спокойно видеть его таким жалким. Она начала громко всхлипывать.
– Г'афиня, я виноват перед вами, – продолжал Денисов прерывающимся голосом, – но знайте, что я так боготво'ю вашу дочь и всё ваше семейство, что две жизни отдам… – Он посмотрел на графиню и, заметив ее строгое лицо… – Ну п'ощайте, г'афиня, – сказал он, поцеловал ее руку и, не взглянув на Наташу, быстрыми, решительными шагами вышел из комнаты.

На другой день Ростов проводил Денисова, который не хотел более ни одного дня оставаться в Москве. Денисова провожали у цыган все его московские приятели, и он не помнил, как его уложили в сани и как везли первые три станции.
После отъезда Денисова, Ростов, дожидаясь денег, которые не вдруг мог собрать старый граф, провел еще две недели в Москве, не выезжая из дому, и преимущественно в комнате барышень.
Соня была к нему нежнее и преданнее чем прежде. Она, казалось, хотела показать ему, что его проигрыш был подвиг, за который она теперь еще больше любит его; но Николай теперь считал себя недостойным ее.
Он исписал альбомы девочек стихами и нотами, и не простившись ни с кем из своих знакомых, отослав наконец все 43 тысячи и получив росписку Долохова, уехал в конце ноября догонять полк, который уже был в Польше.



После своего объяснения с женой, Пьер поехал в Петербург. В Торжке на cтанции не было лошадей, или не хотел их смотритель. Пьер должен был ждать. Он не раздеваясь лег на кожаный диван перед круглым столом, положил на этот стол свои большие ноги в теплых сапогах и задумался.
– Прикажете чемоданы внести? Постель постелить, чаю прикажете? – спрашивал камердинер.
Пьер не отвечал, потому что ничего не слыхал и не видел. Он задумался еще на прошлой станции и всё продолжал думать о том же – о столь важном, что он не обращал никакого .внимания на то, что происходило вокруг него. Его не только не интересовало то, что он позже или раньше приедет в Петербург, или то, что будет или не будет ему места отдохнуть на этой станции, но всё равно было в сравнении с теми мыслями, которые его занимали теперь, пробудет ли он несколько часов или всю жизнь на этой станции.