Падение дома Ашеров
Поделись знанием:
Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
| Падение дома Ашеров | |
| The Fall of the House of Usher | |
 Иллюстрация к рассказу. Обри Бердслей, 1894. | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата первой публикации: |
1839 |
 Текст произведения в Викитеке | |
«Паде́ние до́ма А́шеров» (англ. The Fall of the House of Usher) — рассказ Эдгара Аллана По, впервые опубликованный в сентябре 1839 года в Бартонском журнале для джентльменов. Был немного переработан в 1840 году для сборника «Гротески и арабески». Рассказ содержит стихотворение «Обитель привидений», которое было отдельно напечатано ранее в журнале Балтиморский музей в апреле 1839 года.
Содержание
Сюжет
Безымянный рассказчик, получив письмо от своего друга юности Родерика Ашера, приезжает к нему в поместье. Подъезжая к дому, он обращает внимание на невероятно мрачный пейзаж: сам дом Ашеров, озеро, на берегу которого стоит дом, камыши, остовы деревьев. Также он обращает внимание на еле заметную трещину, рассекающую здание сверху донизу. Встретившись с хозяином дома, он узнает о его странной наследственной болезни — все его чувства мучительно обострены — он болезненно воспринимает яркий свет, громкие звуки, яркие краски. Фактически вся его жизнь проникнута страхом. Родерик Ашер также уверен, что в его жилище гнездится некая сила, которую он не может определить. Рассказчик узнает, что сестра Родерика, леди Мэдилейн, его единственный близкий человек, также больна странной болезнью: она ко всему равнодушна, тает день ото дня, а иногда её тело коченеет и дыхание приостанавливается. Как раз перед приездом рассказчика состояние её особенно ухудшилось. Рассказчик проводит дни, общаясь с Ашером; он рассматривает картины Родерика, весьма причудливые, слушает его музицирования на гитаре и читает книги. В один из дней Ашер исполняет песню «Обитель привидений», развивая в дальнейшем в разговорах мысль о том, что растения способны чувствовать и вокруг озера и стен дома сгущается своя особенная атмосфера, веками влияющая на судьбу всех Ашеров.
Однажды Ашер сообщает рассказчику, что его сестра, леди Мэдилейн, умерла, и просит помочь ему спустить её тело до похорон в подземелье. Вдвоем они относят туда тело, плотно закрыв гроб и заперев тяжелую железную дверь. После этого Родерик Ашер становится все более и более тревожен, его тревога и страх постепенно передаются и рассказчику. Где-то через неделю рассказчик ночью, перед надвигающейся бурей слышит странные глухие удары, непонятно откуда доносящиеся. В его комнате появляется Ашер, который, распахнув настежь окно, впускает бурю в комнату, наблюдая за пейзажем снаружи. Решив успокоить друга, рассказчик принимается читать ему роман Ланселота Каннинга «Безумная печаль». Происходящее в доме перекликается с текстом книги: рассказчик читает о треске и грохоте ломающихся досок — и откуда-то доносится еле слышный шум; текст говорит об ужасном звуке, изданном умирающим драконом — и слышится отдаленный вопль; в книге описывается оглушительный звон от упавшего на пол щита — и до героев доносится глухой, но явственный звон металла. Родерик Ашер, находясь в ужасном состоянии, шепчет другу, что они на самом деле похоронили его сестру заживо. Он, благодаря своим обострённым чувствам, давно уже понял это, однако не смел сказать. Дверь в залу распахивается, и появляется леди Мэдилейн, измученная и в крови. Она падает на руки брату, увлекая его, уже бездыханного, за собой на пол. Рассказчик, объятый страхом, кидается прочь из дома. Буря как раз в самом разгаре. Убегая, герой замечает, что трещина в доме, которую он заметил ещё по прибытии, быстро расширяется. «… раздался дикий оглушительный грохот, словно рёв тысячи водопадов… и глубокие воды зловещего озера у моих ног безмолвно и угрюмо сомкнулись над обломками дома Ашеров».
Анализ
Главные темы
Аллюзии и цитаты
- В эпиграфе к рассказу цитируется стихотворение «Отказ» (фр. Le Refus) французского поэта Пьера Жана Беранже (1780—1857):
- «Son coeur est un luth suspendu;
Sitot qu’on le touche il resonne». (фр. )
- Перевод Вс. Рождественского:
- «Коснетесь лиры — и тотчас
По ней пройдет негодованье!» - ([www.world-art.ru/lyric/lyric.php?id=17213 Полный перевод стихотворения] Вс. Рождественского.)
- Перевод К. Бальмонта:
- «Его сердце — воздушная лютня,
Прикоснись — и она зазвучит».
- Перевод Норы Галь:
- «Сердце его — как лютня,
Чуть тронешь — и отзовется».
- Оригинальный текст Беранже несколько иной, у него Mon cœur — «мое сердце», а не Son coeur — «его/её сердце».
- Рассказчик, говоря о музицировании Ашера, отмечает: «Среди многого другого мучительно врезалось мне в память, как странно исказил и подчеркнул он бурный мотив последнего вальса Вебера». Он здесь упоминает популярную фортепьянную пьесу его времени, которая, известная под названием «Последний вальс Вебера», была на самым деле написана Карлом Готлибом Райсигером (1798—1859) — Op. 26. No. 5. Копия нот Райсигера была обнаружена в бумагах Вебера после его смерти, и произведение было по ошибке приписано ему[1]. Пьесу, исполняемую на фортепиано, можно прослушать [www.youtube.com/watch?v=EpzhrlQytn4 здесь]. Родерик Ашер играл на гитаре.
- Рисунки Родерика Ашера напоминают рассказчику произведения Иоганна Фюссли, английского художника швейцарского происхождения. Впрочем, рассказчик явно ставит творения Ашера выше картин Фюссли.
Библиотека Родерика Ашера
Все книги, кроме одной, упоминаемые в рассказе, реальны. Исключение составляет:
- «Безумная печаль» сэра Ланселота Каннинга. Ланселот Каннинг — автор, выдуманный По и упоминаемый им не только в данном рассказе[2].
Реальные произведения:
- «Вервер» (фр. Vert-Vert) Жана-Батиста-Луи Грессе (1709—1777) — шутливая поэма, наполненная различными непристойностями. Вервер — попугай, научившийся на корабле, среди моряков, говорить непристойности, а позже попавший в женский монастырь. (Поэма опубликована в 1734 году[3], английский перевод — в 1834[4]).
- «Монастырь» (фр. La Chartreuse) Жана-Батиста-Луи Грессе — стихотворное произведение, воспевающее уединенную жизнь поэта (опубликовано в 1735 году)[5]. Эдгар По, вероятно, не был знаком непосредственно с текстом произведения, имея о нём лишь косвенное представление[4].
- «Сказка о Бельфагоре» (итал. Novella di Belfagor Arcidiavolo) Николо Макиавелли (1469—1527) — сатира на общество в форме сказки, рассказывающая о посещении Бельфегором Флоренции (опубликована в 1549 году)[6].
- «Рай и ад» (лат. De Coelo et Ejus Mirabilibus, et de Inferno, et Auditis et Visis — полное название) Эммануила Сведенборга (1688—1772) — философско-религиозный мистический трактат (опубликован в 1758 году)[7].
- «Подземные странствования Николаса Климма» (лат. Nicolai Klimii iter subterraneum) Людвига Хольберга (1684—1754) — сатирико-утопический роман (опубликован в 1741 году)[5].
- «Хиромантия» Роберта Фладда (1574—1637) — книги с таким названием у Фладда — мистика, врача, увлекавшегося псевдонаучными знаниями, нет. Очевидно, имеется в виду его работа лат. Tractatus de Geomantia, изданная в 1687 году[4]. Также возможно, что По подразумевает главы из его книг лат. Utriusque Macrocosmi at Microcosmi Historia (опубликована между 1617 и 1619 годами), глава лат. De Scientia Animae Naturalis cum vitali seu astrologia chiromantica и лат. Integrum Morborum Mysterium: Medicinae Catholicae (опубликована в 1631 году), глава лат. De Signis sine praesagis chiromanticis. В обеих ведется речь о хиромантии.
- Труды Мари Кюро де ла Шамбре (1594—1669) и Жана д’Эндажинэ (1467—1537) — названий их книг По не приводит, однако, вкупе с «Хиромантией» Фладда, имеются, очевидно, в виду Речь о принципах хиромантии (фр. Discours sur les Principes de la Chiromancie, опубликовано в 1653 году, английский перевод в 1658) де ла Шамбре и лат. Introductiones Apotelesrnatici... in Chiromantiam (опубликовано в 1522 году, английский перевод — 1598) д’Эндажинэ. Позже, в 1661 году, де ла Шамбре опубликовал это своё произведение как часть более обширного труда фр. L'Art de Connaitre Les Hommes. По, скорее всего, никогда не видел ни книги Фладда, ни произведений де ла Шамбре и д’Эндажинэ[4].
- «Путешествие в голубую даль» (нем. Das alte Buch und die Reise ins Blaue hinein) Людвига Иоганна Тика (1773—1853) — сатирическая новелла, повествующая о приключениях средневекового аристократа, женившегося на Глориане, Королеве фей. (Новелла была опубликована в 1834 году, однако английского перевода к моменту написания «Падения дома Ашеров» не было[4].)
- «Город Солнца» лат. Civitas Solis Томазо Кампанеллы (1568—1639) — философское утопическое произведение, повествующее об идеальном государстве. Первоначально (в 1602 году) Кампанелла написал своё по-итальянски (итал. La città del Sole).
- «Руководство по инквизиции» (лат. Directorium Inquisitorum) Николаса Эймерика (Эймерика Жеронского) (1320—1399) — собственно, руководство для инквизиторов, предписывающее порядок преследования и допроса еретиков и ведьм (1376 год; первое печатное издание — 1503 год, Барселона). Автор, глава инквизиции королевства Арагон, был изгнан из страны за чрезмерную жестокость, при этом Томас де Торквемада говорил об излишней мягкости «Directorium inquisitorum»[8]. Это была одна из наиболее любимых книг Родерика Ашера.
- Труд Помпония Мелы (I век н. э.) — в рассказе название не упоминается, но у этого автора известно лишь одно произведение — лат. De situ orbis. Это компиляция, самый ранний из известных трудов по географии на классической латыни[9]. В рассказе говорится, что Ашера особенно интересовали страницы «о древних африканских сатирах и эгипанах» (например, De Situ Orbis. I. 8; III. 9).
- «Vigiliae Mortuorum secundum chorum Ecclesiae Maguntinae » (лат. ) (Бдения по усопшим согласно хору мантуанской церкви) — очень редкая книга, содержащая литургические песнопения, изданная в Базеле Михаэлем Венсслером в XVI веке (точная дата неизвестна)[10]. Внешне По описал книгу очень верно — она действительно напечатана готическим шрифтом и издана в формате «in quarto», хотя она и не содержит «описания странных и мрачных обрядов», а посвящена обычному католическому обряду заупокойной службы[5]. Он, очевидно, ознакомился с её описанием в каком-то каталоге, так как весьма маловероятно, что книга имелась в собрании какого-то американского коллекционера в начале XIX века[4]. Наряду с «Руководством по инквизиции» эта книга была наиболее любима Ашером.
Литературная значимость и критика
Рассказ «Падение дома Ашеров» был подвергнут критике за то, что он слишком шаблонен и не оригинален. По упрекали в том, что у него не получилось выйти за рамки собственных шаблонов и типичных ситуаций, которые были созданы в таких его работах, как «Морелла» и «Лигейя». Критики считали, что По перетаскивает из одного своего произведения в другое такие темы, как неясная болезнь, суицид, безумие, и воскрешение[11].
Русские переводы рассказа (до 1975 года)[12]
- Падение дома Ушеров // Лит. журнал. 1881. № 11. С. 773—792. (пер. не указан).
- Падение дома Ушеров // Необыкновенные рассказы (тт. 1-3). Т. 2. СПб., Изд-во А. С. Суворина. 1885. (пер. не указан).
- Падение дома Эшер // Баллады и фантазии. М., Изд-во книжного магазина Ф. А. Богданова. 1895(пер. К. Бальмонта).
- Гибель Эшерова дома // Эдгар По: Собрание сочинений (в 2-х тт.). Т.2. СПб., изд-во Г. Ф. Пантелеева. 1896. (пер. М. А. Энгельгардта). (тот же перевод, изд. 2-е, исправленное: СПб., «Просвещение». 1896).
- Гибель дома Ушер // Эдгар По: Собрание сочинений (в 2-х тт.). Т. 2. СПб., «Вестник иностранной литературы». 1911. (пер. не указан).
- Падение Дома Ашеров // Эдгар По: Полное собрание рассказов. М., «Наука». 1970. (пер. В. В. Рогова).
- Падение дома Ашеров // Избранные произведения в двух томах. М., «Худож. лит.». 1972. (пер. Н. Галь).
Кино-, теле- и театральные постановки
Экранизации
- Падение дома Ашеров (Франция, 1928)
- Падение дома Ашеров (США, 1928)
- Падение дома Ашеров (1960)
- Падение дома Ашеров / La chute de la maison Usher (Франция, реж. Александр Астрюк / Alexandre Astruc)(1980)
- Дом Ашеров (фильм, 1988)
- Падение дома Ашеров (фильм, 2008)
- Падение дома Ашеров (2010)
- Падение дома Ашеров (2012) — (мультипликация)
Музыкальные произведения
- Альбом The Alan Parsons Project «Tales of Mystery and Imagination» (1976), основанный на творчестве Эдгара Аллана По, содержит инструментальное переложение этого рассказа в 5 частях.
- По мотивам рассказа написана пьеса для гитары соло «Ашер-вальс» Н. Кошкина.
- Опера Питера Хэммилла The Fall Of The House Of Usher (1991), в которой он сам исполнил роль Родерика Ашера.
- Инструментальная тема The House of Usher американской группы Nox Arcana с альбома Shadow of the Raven, полностью посвященного творчеству Эдгара По
- Немецкая готик-рок группа The House of Usher получила своё название в честь этого рассказа.
- Так же по мотивам данного рассказа была написана композиция знаменитой симфо-блэк группы Cradle of Filth – Bathory Aria
- опера «Ашер» (1943, Буэнос-Айрес) аргентинского композитора Роберто Гарсиа Морильо.
Другие использования рассказа
- Рассказ Рэя Бредбери «Апрель 2005. Ашер II» из романа «Марсианские хроники»
- Роман Роберта Маккаммона «Участь Эшеров».
- Сюжет фильма Эльвира — повелительница тьмы 2 является копией сюжета рассказа.
- Сюжет компьютерной игры Clive Barker’s Undying вдохновлен сюжетом рассказа.
Напишите отзыв о статье "Падение дома Ашеров"
Примечания
- ↑ [www.eapoe.org/geninfo/poemisc.htm E. A. Poe Society of Baltimore ]
- ↑ [www.eapoe.org/works/MISC/PROSP010.HTM Edgar Allan Poe Society of Baltimore — Works — Misc. — Prospectus of the Stylus]
- ↑ Грессе, Жан Батист Луи // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.lib.uiowa.edu/spec-coll/bai/MabbottUsher.htm Mabbott on «Usher» — The University of Iowa Libraries]
- ↑ 1 2 3 [www.vavilon.ru/noragal/poe1.html ВАВИЛОН: Нора Галь: ИЗБРАННЫЕ ПЕРЕВОДЫ: Эдгар По «Падение дома Ашеров»]
- ↑ [feb-web.ru/feb/ivl/vl3/vl3-1302.htm ФЭБ: Хлодовский. Никколо Макиавелли. — 1985 (текст)]
- ↑ [www.abc-people.com/data/svedenborg/index.htm СВЕДЕНБОРГ Эмануэль (Эммануил). Swedenborg, Emanuet (Emanuel)]
- ↑ Эймерик, Николас // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ [www.russika.ru/termin.asp?ter=2406 Помпоний Мела — Энциклопедический Фонд России]
- ↑ [www.worldcat.org/oclc/29560169?&tab=reviews&lang=en Vigiliae mortuorum secundum chorum ecclesiae Maguntinae. (Book) [WorldCat.org]]
- ↑ Krutch, Joseph Wood. Edgar Allan Poe: A Study in Genius. New York: Alfred A. Knopf, 1926. p. 77
- ↑ Либман В. А. Американская литература в русских переводах и критике: Библиография 1776—1975. М., «Наука». 1977. С. 195.
Ссылки
- [www.enotes.com/fall-house/ Анализ произведения] (англ.)
- itech.fgcu.edu/faculty/wohlpart/alra/PoeFall.htm
- www.gradesaver.com/the-fall-of-the-house-of-usher/study-guide/section1/
- poedecoder.com/essays/usher/
- www.cummingsstudyguides.net/Guides2/Usher.html#Top
Отрывок, характеризующий Падение дома Ашеров
Князь Андрей приехал в главную квартиру армии в конце июня. Войска первой армии, той, при которой находился государь, были расположены в укрепленном лагере у Дриссы; войска второй армии отступали, стремясь соединиться с первой армией, от которой – как говорили – они были отрезаны большими силами французов. Все были недовольны общим ходом военных дел в русской армии; но об опасности нашествия в русские губернии никто и не думал, никто и не предполагал, чтобы война могла быть перенесена далее западных польских губерний.
Князь Андрей нашел Барклая де Толли, к которому он был назначен, на берегу Дриссы. Так как не было ни одного большого села или местечка в окрестностях лагеря, то все огромное количество генералов и придворных, бывших при армии, располагалось в окружности десяти верст по лучшим домам деревень, по сю и по ту сторону реки. Барклай де Толли стоял в четырех верстах от государя. Он сухо и холодно принял Болконского и сказал своим немецким выговором, что он доложит о нем государю для определения ему назначения, а покамест просит его состоять при его штабе. Анатоля Курагина, которого князь Андрей надеялся найти в армии, не было здесь: он был в Петербурге, и это известие было приятно Болконскому. Интерес центра производящейся огромной войны занял князя Андрея, и он рад был на некоторое время освободиться от раздражения, которое производила в нем мысль о Курагине. В продолжение первых четырех дней, во время которых он не был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь и с помощью своих знаний и разговоров с сведущими людьми старался составить себе о нем определенное понятие. Но вопрос о том, выгоден или невыгоден этот лагерь, остался нерешенным для князя Андрея. Он уже успел вывести из своего военного опыта то убеждение, что в военном деле ничего не значат самые глубокомысленно обдуманные планы (как он видел это в Аустерлицком походе), что все зависит от того, как отвечают на неожиданные и не могущие быть предвиденными действия неприятеля, что все зависит от того, как и кем ведется все дело. Для того чтобы уяснить себе этот последний вопрос, князь Андрей, пользуясь своим положением и знакомствами, старался вникнуть в характер управления армией, лиц и партий, участвовавших в оном, и вывел для себя следующее понятие о положении дел.
Когда еще государь был в Вильне, армия была разделена натрое: 1 я армия находилась под начальством Барклая де Толли, 2 я под начальством Багратиона, 3 я под начальством Тормасова. Государь находился при первой армии, но не в качестве главнокомандующего. В приказе не было сказано, что государь будет командовать, сказано только, что государь будет при армии. Кроме того, при государе лично не было штаба главнокомандующего, а был штаб императорской главной квартиры. При нем был начальник императорского штаба генерал квартирмейстер князь Волконский, генералы, флигель адъютанты, дипломатические чиновники и большое количество иностранцев, но не было штаба армии. Кроме того, без должности при государе находились: Аракчеев – бывший военный министр, граф Бенигсен – по чину старший из генералов, великий князь цесаревич Константин Павлович, граф Румянцев – канцлер, Штейн – бывший прусский министр, Армфельд – шведский генерал, Пфуль – главный составитель плана кампании, генерал адъютант Паулучи – сардинский выходец, Вольцоген и многие другие. Хотя эти лица и находились без военных должностей при армии, но по своему положению имели влияние, и часто корпусный начальник и даже главнокомандующий не знал, в качестве чего спрашивает или советует то или другое Бенигсен, или великий князь, или Аракчеев, или князь Волконский, и не знал, от его ли лица или от государя истекает такое то приказание в форме совета и нужно или не нужно исполнять его. Но это была внешняя обстановка, существенный же смысл присутствия государя и всех этих лиц, с придворной точки (а в присутствии государя все делаются придворными), всем был ясен. Он был следующий: государь не принимал на себя звания главнокомандующего, но распоряжался всеми армиями; люди, окружавшие его, были его помощники. Аракчеев был верный исполнитель блюститель порядка и телохранитель государя; Бенигсен был помещик Виленской губернии, который как будто делал les honneurs [был занят делом приема государя] края, а в сущности был хороший генерал, полезный для совета и для того, чтобы иметь его всегда наготове на смену Барклая. Великий князь был тут потому, что это было ему угодно. Бывший министр Штейн был тут потому, что он был полезен для совета, и потому, что император Александр высоко ценил его личные качества. Армфельд был злой ненавистник Наполеона и генерал, уверенный в себе, что имело всегда влияние на Александра. Паулучи был тут потому, что он был смел и решителен в речах, Генерал адъютанты были тут потому, что они везде были, где государь, и, наконец, – главное – Пфуль был тут потому, что он, составив план войны против Наполеона и заставив Александра поверить в целесообразность этого плана, руководил всем делом войны. При Пфуле был Вольцоген, передававший мысли Пфуля в более доступной форме, чем сам Пфуль, резкий, самоуверенный до презрения ко всему, кабинетный теоретик.
Кроме этих поименованных лиц, русских и иностранных (в особенности иностранцев, которые с смелостью, свойственной людям в деятельности среди чужой среды, каждый день предлагали новые неожиданные мысли), было еще много лиц второстепенных, находившихся при армии потому, что тут были их принципалы.
В числе всех мыслей и голосов в этом огромном, беспокойном, блестящем и гордом мире князь Андрей видел следующие, более резкие, подразделения направлений и партий.
Первая партия была: Пфуль и его последователи, теоретики войны, верящие в то, что есть наука войны и что в этой науке есть свои неизменные законы, законы облического движения, обхода и т. п. Пфуль и последователи его требовали отступления в глубь страны, отступления по точным законам, предписанным мнимой теорией войны, и во всяком отступлении от этой теории видели только варварство, необразованность или злонамеренность. К этой партии принадлежали немецкие принцы, Вольцоген, Винцингероде и другие, преимущественно немцы.
Вторая партия была противуположная первой. Как и всегда бывает, при одной крайности были представители другой крайности. Люди этой партии были те, которые еще с Вильны требовали наступления в Польшу и свободы от всяких вперед составленных планов. Кроме того, что представители этой партии были представители смелых действий, они вместе с тем и были представителями национальности, вследствие чего становились еще одностороннее в споре. Эти были русские: Багратион, начинавший возвышаться Ермолов и другие. В это время была распространена известная шутка Ермолова, будто бы просившего государя об одной милости – производства его в немцы. Люди этой партии говорили, вспоминая Суворова, что надо не думать, не накалывать иголками карту, а драться, бить неприятеля, не впускать его в Россию и не давать унывать войску.
К третьей партии, к которой более всего имел доверия государь, принадлежали придворные делатели сделок между обоими направлениями. Люди этой партии, большей частью не военные и к которой принадлежал Аракчеев, думали и говорили, что говорят обыкновенно люди, не имеющие убеждений, но желающие казаться за таковых. Они говорили, что, без сомнения, война, особенно с таким гением, как Бонапарте (его опять называли Бонапарте), требует глубокомысленнейших соображений, глубокого знания науки, и в этом деле Пфуль гениален; но вместе с тем нельзя не признать того, что теоретики часто односторонни, и потому не надо вполне доверять им, надо прислушиваться и к тому, что говорят противники Пфуля, и к тому, что говорят люди практические, опытные в военном деле, и изо всего взять среднее. Люди этой партии настояли на том, чтобы, удержав Дрисский лагерь по плану Пфуля, изменить движения других армий. Хотя этим образом действий не достигалась ни та, ни другая цель, но людям этой партии казалось так лучше.
Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.
Из всех этих партий, в то самое время, как князь Андрей приехал к армии, собралась еще одна, девятая партия, начинавшая поднимать свой голос. Это была партия людей старых, разумных, государственно опытных и умевших, не разделяя ни одного из противоречащих мнений, отвлеченно посмотреть на все, что делалось при штабе главной квартиры, и обдумать средства к выходу из этой неопределенности, нерешительности, запутанности и слабости.
