Редуцированные

Редуци́рованные — сверхкраткие фонемы.

В славянских языках

В древних славянских языках существовали сверхкраткие гласные фонемы, которые обозначались буквами ъ («еръ») и ь («ерь») и происходили от праиндоевропейских (и протославянских) кратких ŭ и ĭ. Однако ещё в период славянской общности началось ослабление звучания подобных гласных — явление, называемое падением редуцированных. Это явление сыграло большую роль в формировании звукового и грамматического строя всех славянских языков.

Слабые редуцированные

Слабыми редуцированными были гласные без ударения в трёх случаях: на конце слова, перед слогом с гласным полного образования и перед слогом с сильным редуцированным. Утрата слабых редуцированных началась ещё во время славянской общности, а в древнерусском языке слабые редуцированные полностью исчезли в XI—XII веках, а в северных диалектах — в XIII веке.

Сильные редуцированные

Сильным положением ъ и ь была позиция под ударением и позиция перед слогом со слабым редуцированным. Компенсируя исчезновение слабых редуцированных, в славянских языках сильные наоборот прояснились в различные гласные.

В западной части ареала славянских языков звучание редуцированных сблизилось и там они прояснились одинаково: как a в западных южнославянских языках, и как e в западнославянских (кроме некоторых исключений в словацком и верхнелужицком). Однако в польском языке ь вдобавок вызвал смягчение предшествующего согласного.

В другой части южнославянских диалектов, ь совпал с е, а ъ дал звук, близкий к ѫ, но без назализации. Впоследствии ѫ также утратил носовое звучание и совпал с этим рефлексом, в современном болгарском письме обозначаемым как ъ. В македонском языке ъ перешёл в о.

В восточнославянских языках ъ и ь дали соответственно о и е, причём в украинском языке эти новые звуки, в отличие от «старых» о и е, как правило не перешли в і в закрытых слогах. Кроме того, «новые» е, о в ряде случаев повлекли за собой т. н. второе полногласие: рус. верёвка < др.-русск. вьрвъка.

Напряжённые редуцированные

Перед [j] редуцированные изменяли своё качество и на письме обозначались ы, и (в транскрипции обозначаются как [ы̌], [и̌] с гачеком).

Напряжённые редуцированные ы̌ и и̌ совпали с праславянскими рефлексами *y и *i (ы и и) соответственно во всех славянских языках, кроме русского, где разница напряжённых редуцированных с остальными утратилась, однако в безударных окончаниях прилагательных, частично под влиянием церковнославянской орфографии, пишется и произносится также -ый, -ий (вместо -ой, -ей).

В современном русском языке

В русском языке есть два вида сверхкратких гласных:

1. Появились «из ниоткуда» на стыке большого количества согласных, чтобы эту «кашу» можно было произнести: «Мистер Твистер / Бывший минист(ъ)р…» (Самуил Маршак, знаком (ъ) отмечена явно прописанная в стихотворном размере редуцированная).
2. Уменьшились из обычной безударной гласной — так, слово красота при определённом произношении редуцируется до красъта.

См. также

• Закон Гавлика

Литература

• Горшкова К. В., Хабургаев К. А. Историческая грамматика русского языка. — М., 1981.
• Иванов В. В. [tapemark.narod.ru/les/408e.html Редуцированные гласные] // Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В. Н. Ярцевой. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
• Пименов И. В. [infolingvistica.narod.ru/Reduced_in_slavic.htm Редуцированные гласные в связях славянских диалектов]

Отрывок, характеризующий Редуцированные

– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.