Пакистанское движение

Пакистанское движение (англ. Pakistan Movement ; урду تحریک پاکستان) — историческое движение мусульман Британской Индии, главной целью которого было создание независимого исламского государства Пакистан на северо-западных землях Индийского субконтинента.

Лахорская резолюция 1940 года

Лахорская резолюция — резолюция о размежевании индуистов с мусульманами, которая принята во время ежегодной сессии Всеиндийской мусульманской лиги в Лахоре, проходившей с 22 марта по 24 марта 1940 года. Эта сессия оказалась исторической. В первый день работы сессии Мухаммад Али Джинна рассказал о событиях последних нескольких месяцев: в импровизированной речи он представил свои собственные пути решения мусульманской проблемы в Британской Индии. Он сказал, что различия между индуистами и мусульманами столь велики, что их объединение в рамках одного центрального правительства было бы полно серьёзных рисков.

Миссия Криппса 1942 года

Британское правительство хотело получить помощь индийского народа во Второй мировой войне. Расхождение во взглядах между двумя основными религиозными общинам страны были невыгодны британцам. Однако Индийский национальный конгресс и Мусульманская лига отклонили предложения британцев. Мухаммад Джинна был против этого плана, поскольку он не предусматривал создание Пакистана. Таким образом, Миссия Криппса провалилась.

Переговоры Ганди и Джинны (1944 год)

Махатма Ганди и Джинна провели важные переговоры в 1944 году. Переговоры между двумя великими лидерами субконтинента начались в ответ на желание населения урегулировать индо-мусульманский вопрос.

17 июля 1944 года Ганди написал письмо Джинне, в котором выразил желание встретиться с ним. Переговоры между ними начались в Бомбее 19 сентября 1944 года и продолжались до 24-го числа. Махатма Ганди считал идею создания Пакистана абсурдной. Мухаммад Джинна же был убеждённым сторонником раздела Британской Индии. Таким образом переговоры закончились ничем, каждый из лидеров остался при своём мнении.

Конференция в Симле (1945)

В мае 1945 года, лорд Уэйвелл, вице-король Индии, отправился в Лондон, где представил своё видение будущего Индии с британской администрацией во главе. Переговоры привели к разработке плана действий, который обнародован в июне 1945 года. Этот план известен как План Уэйвелла.

Для обсуждения своих предложений с руководством главных индийских партий, Уэйвелл созвал конференцию в Симле 25 июня 1945 года. Лидеры Индийского национального конгресса и Мусульманской лиги приняли участие в конференции, которая получила название Конференция в Симле. Разногласия возникли между руководителями двух партий по вопросу о будущем мусульманской общины. Представители Мусульманской лиги заявили, что они единственный законный представитель мусульман в Индии и, следовательно, всех мусульманских представителей в Исполнительном совете вице-короля. Конгресс, который послал Маулана Азада лидером своей делегации, пытался доказать, что их партия представляет все общины Индии и мусульманскую в том числе. Конгресс также выступил против идеи равенства индусов и мусульман. Всё это привело в тупик. Таким образом, конференция в Симле зашла в тупик и План Уэйвелла провалился.

Провинциальные и центральные выборы (1945—46)

После провала конференции в Симле, сэр Уэйвелл объявил, что центральные и провинциальные выборы Законодательного совета будут проведены зимой 1945 года. Он также сообщил, что после выборов вице-король создаст Исполнительный совет, который должны будут поддержать основные индийские политические партии. Мусульманская лига и Конгресс выступили против этого предложения.

Мухаммад Джинна заявил, что мусульмане должны получить собственное независимое государство, а Индийский национальный конгресс был категорически против этого. Несмотря на это, обе стороны начали участвовать в избирательной кампании. Они знали, что выборы будут иметь решающее значение для будущего Индии, а результаты должны сыграть важную роль в определении их статуса. Лига хотела одержать победу во всех округах Индии с мусульманским большинством и таким образом доказать, что они являются единственным представителем мусульман индийского субконтинента, в то время как Конгресс ставил своей главной целью объединить всех индийцев независимо от религиозной принадлежности.

И Мусульманская лига и Конгресс обнародовали противоположные лозунги во время своей избирательной кампании. Мусульманская лига представила манифест: «если вы хотите независимый Пакистан, то голосуйте за Мусульманскую лигу».

Конгресс же настаивал на Объединённой Индии. Чтобы противостоять Мусульманской лиге, представители Конгресса употребляли крайне негативные эпитеты в адрес Джинны.

Выборы в Законодательный совет проведены в декабре 1945 года. Явка была рекордной. За Конгресс проголосовали представители немусульманских мест, в то время как Мусульманская лига набрала около 95 процентов в мусульманских округах. Учитывая, что индуистов в Британской Индии проживало больше, чем мусульман, то итоговые результаты продемонстрировали убедительную победу Конгресса с более чем 80 % голосов. Но, с другой стороны, Мусульманская лига отметила эти выборы как свой триумф, так как по сути стала единственным представителем мусульман всей страны.

Правительственная миссия в Индию (1946)

Все попытки британского правительства по установлению мира между Конгрессом и Мусульманской лиги провалились. Результаты всеобщих выборов, проведённых в 1945-46 годах, подчеркнули настоятельную необходимость найти решение этого политического тупика. Чтобы покончить с этим, британское правительство направило специальную правительственную миссию в Индию.

Миссия состояла из лорда Лоуренса (секретаря по делам Индии), сэра Стаффорда Криппса (президента торговой палаты), лорда Александра (первый лорд Адмиралтейства).

План 3-го июня (1947)

Когда все усилия Маунтбаттена удержать Индию единой не удались, он наметил план передачи власти индийцам и разделение страны. Решено, что ни одна из индийских сторон не будут участвовать в обсуждении.

Этот план завершён в апреле 1947 года, а затем отправлен в Великобританию, где британское правительство утвердило его.

Тем не менее, Неру (который жил вместе с Маунтбаттеном в Симле), отклонил данный план. Он внёс в него изменения и Лондон утвердил новую версию плана. Все лидеры Мусульманской лиги также одобрили план, Маунтбаттену удалось убедить и Махатму Ганди. Этот план обнародован 3 июня и таким образом стал известен как План 3-го июня.

Основные положения плана

1. Провинциальные законодательные собрания Пенджаба и Бенгалии разделены на две группы, то есть на мусульманские и немусульманские районы. Если любая из двух провинций примет решение в пользу разделения края, то затем генерал-губернатор будет назначать комиссии по демаркации границ провинции и размежеванию мусульман и немусульман.
2. Законодательное собрание провинции Синд (за исключением европейских жителей) будет решать присоединиться к существующему Учредительному собранию или к Новому Учредительному собранию.
3. Для того, чтобы решить будущее Северо-Западной пограничной провинции, будет предложен референдум. Коллегия выборщиков для проведения референдума должна быть такой же, как коллегия выборщиков в провинциальном законодательном собрании в 1946 году.
4. Белуджистану также предоставлена возможность высказать своё мнение по этому вопросу.
5. Если Бенгалия примет решение в пользу раздела, референдум должен состояться в округе Силхет. Ассаму предложено остаться в составе Индии или войти в состав Восточной Бенгалии.

Создание Пакистана

Британский парламент принял Закон о Независимости Индии 18 июля 1947 года. Созданы два государственных образования: Индийский Союз и Пакистан. Также предусматривалось полное прекращение британского контроля над Индией 15 августа 1947 года. Мусульмане субконтинента, наконец, достигли своей цели и получили независимое государство, но только после долгой и беспощадной борьбы под целеустремлённым руководством Мухаммада Джинны.

Мухаммад Али Джинна назначен первым генерал-губернатором Пакистана, а Лиакат Али Хан стал первым премьер-министром государства. Пакистан вошёл в состав Британского Содружества Наций.

Пакистан появился на карте мира в 1947 году. Это сделано на основе Теории двух наций. В этой теории полагалось разделение на две страны, для индуистов и мусульман. Сэр Саид Ахмад-хан первый, кто сформулировал Теорию двух наций в современную эпоху. Он считал, что Индия — континент, а не страна, а среди многочисленного населения разных рас и разных вероисповеданий, индусы и мусульмане слишком разные, чтобы проживать в одном государстве.

Таким образом, эти исторические, культурные, религиозные и социальные различия между двумя народами одной страны ускорили темпы политических событий, и, в конечном итоге, привели к разделению Британской Индии на два отдельных, независимых государства. Пакистан и Индия получили независимость 14 и 15 августа 1947 года.

Ключевые фигуры

• Мухаммад Али Джинна
• Фатима Джинна
• Лиакат Али Хан
• Фазлул Хак
• Шаиста Сухраварди Икрамулла
• Национальные символы Пакистана

Ссылки

• [www.storyofpakistan.com/timeline06.htm Хронология Пакистанского движения]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Пакистанское движение

Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…