Палаццо дель Те

Пала́ццо дель Те, или Палаццо Те — загородная вилла мантуанского маркиза Федерико II Гонзага в болотистой местности, окружающей Мантую. Построено за 18 месяцев в 1524—1525 годах по проекту Джулио Романо. Затем на протяжении 10 лет расписывалась самим Романо и его учениками. Представляет собой яркий образчик искусства маньеризма. Официальное название здания — Palazzo Te, так же его чаще всего называют и в Италии. Однако это имя, возможно, дворец получил относительно недавно. Вазари называет его Palazzo del T (произносится как «Те»), и англоговорящие авторы продолжили называть постройку Palazzo del Te.

Предыстория

Правившее Мантуей семейство Гонзага было известно как коннозаводчики, которые поставляли скакунов для дворов Европы. На месте нынешнего палаццо в начале XVI века находился конный завод. Второй страстью Гонгаза было искусство. Мать Федерико, Изабелла д’Эсте, прославилась покровительством величайшим художникам своего времени, включая Леонардо да Винчи.

В 1524 году Федерико Гонзага задумал выстроить рядом с конюшнями непритязательное здание, где бы он мог проводить своё свободное время в обществе немногих близких друзей и подруг. Для осуществления замысла из Рима был приглашён любимый ученик Рафаэля — Джулио Романо.

Архитектурное решение

Здание представляет из себя квадратную постройку, внутри которой находится обрамленный колоннадой сад. Расположение в пригороде позволило совместить в здании черты дворца и виллы. На внешних рустованных фасадах расположены пилястры, расположение окон указывает на то, что piano nobile находится на первом этаже, а не на втором. В восточном фасаде расположена лоджия. Фасады здания только кажутся симметричными, расстояние между колоннами не совпадает, в центре северного и южного фасадов находятся арки без портика или фронтона, ведущие во внутренний двор («cortile»). Туда же выходят несколько окон. Стены двора украшены колоннами, нишами и слепыми окнами, в некоторых местах штукатурка оставлена невыровненной (эффект spezzato), что оживляет поверхность, придает ей глубину.

Росписи

Главные росписи палаццо дель Те расположены в трёх залах. В зале Психеи посетитель попадает в обстановку олимпийского пира богов. В зале Лошадей его окружают стилизованные изображения любимых рысаков герцога (в 1530 г. Карл V Габсбург, посещая палаццо дель Те, дал хозяину право именовать себя герцогом).

Нарастающее напряжение достигает своей кульминации в зале Гигантов, своды которой покрывает самая знаменитая фреска маньеризма — гиганты штурмуют Олимп, на их нагие тела обрушиваются глыбы камня и колонны, а плафон прорывается ввысь, как выразился П. П. Муратов, в «нестройной катаклизме».

Судьба палаццо

В 1630 году Мантуя была разорена австрийцами, которые вывезли в качестве трофеев всё содержимое дворца. Оставленный хозяевами, дворец долгое время пустовал, и лишь недавно в его стенах разместили экспозицию искусства Древнего Междуречья.

См. также

• Позы Аретино

• Palazzo Te Mantova 4.jpg

  Низкий вытянутый фасад более характерен для конюшен, чем для монаршей резиденции.

• Palazzo te giardino segreto.jpg

  Искусственный грот, в котором совершались омовения герцога и его любимцев.

• Banquet.jpg

  Фреска зала Психеи: греческие боги пируют на Олимпе.

• Gigants1.jpg

  Гигантомахия на одной из стен зала Гигантов.

• Gigants.jpg

  Плафонная живопись зала Гигантов.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Палаццо дель Те

Отрывок, характеризующий Палаццо дель Те

Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.