Палач (роман, 1992)
Палач | |
Автор: | |
---|---|
Жанр: | |
Язык оригинала: |
русский |
Оригинал издан: |
1992, 1996, ? |
Оформление: | |
Издатель: |
«Новое слово» |
Страниц: |
624, 474, ? |
Носитель: |
книга |
Палач — исторический роман-трилогия Константина Белова, продолжение авторского цикла исторической художественной хроники. Посвящён предреволюционной истории России, концентрируется на жизни двух широко известных семей — венценосных Романовых и Ульяновых.
Включает три книги:
- «Палач» (1992, переиздан в 1993, оба раза тираж 100 000 экз.[1])
Роман описывает описывает события 1860—1880 годов, судьбы простых крестьян и венценосных особ, разночинцев и народовольцев. В центре повествования — трагическая судьба Александра Ульянова, пересёкшая не менее трагическую судьбу Ивана Фролова (известного российского палача; по версии автора, спасшего жизнь Саши Ульянова в раннем детстве, вынужденного исполнить его казнь в числе прочих участников покушения на императора Александра и покончившего после этого жизнь самоубийством).
- «Ученики» (1996)
Охватывает период по 1907 год[1].
- «Уроки» (?)
Напишите отзыв о статье "Палач (роман, 1992)"
Примечания
Ссылки и критика
- Олег Дарк «[magazines.russ.ru/znamia/1998/12/dark.html Принесенные в жертву. О массовой литературе, её читателях и авторах]». Общественно-политический и литературно-художественный журнал «Знамя», 1998, № 12.
- [www.ogoniok.com/archive/1998/4551/16-42-46/ «Может быть, её звали Леной…»] Интервью Олега Ильина с автором трилогии и фрагмент из романа «Уроки». Общественно-политический и литературно-художественный журнал «Огонёк», 1998, № 52.
Это заготовка статьи о книге. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи по литературе желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Палач (роман, 1992)
Доктор посмотрел на брегет.– Возьмите стакан отварной воды и положите une pincee (он своими тонкими пальцами показал, что значит une pincee) de cremortartari… [щепотку кремортартара…]
– Не пило слушай , – говорил немец доктор адъютанту, – чтопи с третий удар шивь оставался .
– А какой свежий был мужчина! – говорил адъютант. – И кому пойдет это богатство? – прибавил он шопотом.
– Окотник найдутся , – улыбаясь, отвечал немец.
Все опять оглянулись на дверь: она скрипнула, и вторая княжна, сделав питье, показанное Лорреном, понесла его больному. Немец доктор подошел к Лоррену.
– Еще, может, дотянется до завтрашнего утра? – спросил немец, дурно выговаривая по французски.
Лоррен, поджав губы, строго и отрицательно помахал пальцем перед своим носом.
– Сегодня ночью, не позже, – сказал он тихо, с приличною улыбкой самодовольства в том, что ясно умеет понимать и выражать положение больного, и отошел.
Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.