Палеография

Палеогра́фия (греч. παλαιóς — древний и важный греч. γράφειν — писать) — вспомогательная историческая дисциплина (специальная историко-филологическая дисциплина), изучающая историю письма, закономерности развития его графических форм, а также памятники древней письменности в целях их прочтения, определения автора, времени и места создания. Палеография исследует эволюцию графических форм букв, письменных знаков, пропорции их составных элементов, виды и эволюцию шрифтов, систему сокращений и их графическое обозначение, материал и орудия письма. Особая отрасль палеографии изучает графику систем тайнописи (криптография). В сферу палеографии входит также изучение орнамента и водяных знаков бумаги (филиграней), формата, переплёта рукописей.

История

Термин палеография введен в 1708 г. французским монахом-мавристом Монфоконом. Автором «Греческой палеографии» (полное название: «Греческая палеография или о происхождении и развитии букв»). Однако истинным «отцом» палеографии, наряду с дипломатикой (дисциплиной о грамотах, по-латыни diplomae) был не Монфокон, а его коллега по конгрегации (мавристы — конгрегация ордена бенедиктинцев) Жан Мабильон (1632—1707). Защищая честь своего ордена в полемике с иезуитами, усомнившимися в подлинности грамот древних франкских королей вообще и выданных бенедиктинским монастырям в частности, Мабильон выпустил в Париже в 1681 г. труд «De re diplomatica libri sex» («Дипломатика в шести книгах»), в котором дал первую классификацию типов раннего средневекового письма, обозначив их как «национальные», то есть франкские, лангобардские, вестготские и т. д. Со своей стороны Монфокон впервые разработал метод палеографического исследования: расположив (на основе определенных признаков) рукописи в хронологический ряд, он вывел эволюцию букв и определил стадии в развитии средневекового греческого письма и его типы.

В России зачатки палеографических исследований имеются уже в трудах старообрядческих полемистов начала XVIII века, посвящённых разоблачению тенденциозных фальсификаций, которые были сфабрикованы правительством с целью доказать древность осуждения старых обрядов.

Методика

Палеография обращает внимание не только на особенности письма, но и на внешний вид рукописи: писчий материал (бумага, пергамент, папирус), переплёт, линии, сокращения, украшения и т. п. Важным моментом для палеографа является определение инструмента письма (гусиное перо, калам и т. д.). Кроме самих букв, внимательно изучаются следующие моменты: «угол» письма, то есть положение орудия письма к строке; «дукт», то есть последовательность и направление в начертании отдельных линий, составляющих букву; размер буквы в мм. и пропорции высоты и ширины; «вес» письма («тяжелое» письмо с жирными линиями начертывается мягким, то есть податливым пером, «лёгкое» письмо с тонкими линиями — жёстким пером).

Формы письма

Важнейшую роль при изучении рукописи играет классификация письма по форме. Обыкновенно выделяют следующие основные формы: маюскул (письмо прописными буквами, от majuscula — прописная буква), минускул (письмо строчными, от minuscula — строчная буква) и курсив («скоропись»). Следует отметить, что функциональное различие маюскульных (как прописных) и минускульных (как строчных) букв возникло только в XIII в., до того писали либо только прописными, либо только строчными. На рубеже античности и Средневековья книги писались обыкновенно маюскулом, который в свою очередь разделяют на «капитальное» письмо, непосредственно восходящее к письму надписей, и более позднее, округлое и удобное при написании «унциальное». Маюскул был сменен минускулом (который иногда называют «полуунциалом»), на Западе около 800 года, в Греции несколько позже; на Западе минускул развился в готическое письмо. В XIV в. гуманисты, начиная с Петрарки, обнаружили труды античных авторов, переписанные в IX—XI вв. так называемым «каролинским минускулом»; это письмо они приняли за античное и, поражённые его красотой и удобочитаемостью по сравнению с готическим, принялись копировать. На его основе возник современный латинский шрифт.

Армянская палеография

Древнейший армянский шрифт маюскульный еркатагир. Последний в свою очередь ответвляется на округлый (более ранний) и прямолинейный еркатагир. Доминировал в V—XIII веках, после чего употреблялся для написания заглавий, заглавных строк и заглавных букв. Основная форма армянского минускульного письма — болоргир. Встречается с Раннего средневековья, в своей графической форме мало отличается от еркатагира и представляет его уменьшенную форму. Доминировал в XIII—XVI веках. С X века встречается шрифт шхагир. В XIII веке возник форма нотргир получивший широкую применяемость в XVI—XVIII веках. Изучение эволюции армянских букв начинается с XVIII века.

Русская палеография

Славянский кириллический устав происходит от греческого маюскула IX века; он развился в полуустав, аналогичный западному «унициальному» (русский «полуустав») маюскулу и лёгший в основу печатного церковнославянского шрифта. Пётр I в начале XVIII в. реформировал русскую азбуку.

Литература

• Шляпкин И. А. Русская палеография. — СПб., 1913.
• Щепкин В. Н. Учебник русской палеографии. — М., 1918.
• Черепнин Л. В. Русская палеография. — М.: Госполитиздат, 1956. — 616 с. — 8000 экз. (в пер.)
• Жуковская Л. П. Развитие славяно-русской палеографии: (В дореволюционной России и в СССР). — М.: Изд-во Академии наук СССР, 1963. — 144 с.
• Тихомиров М. Н., Муравьёв А. В. Русская палеография. — М.: Высшая школа, 1966. — 290 с. — 5000 экз. (в пер.)
• Щепкин В. Н. Русская палеография. — М.: Наука, 1967. — 224 с. (в пер.)
• Николаева А. Т. Русская палеография. — М., 1981.
• Рейсер С. А. Русская палеография нового времени: (Неография): Учеб. пособие. — М.: Высшая школа, 1982. — 136 с. — (Высшее образование). — 10 000 экз. (обл.)
• Щепкин В. Н. Русская палеография. — Изд. 3-е, испр. и доп. — М.: Аспект Пресс, 1999. — 272 с. — (Классический учебник). — 5000 экз. — ISBN 5-7567-0233-4. (в пер.)
• Соболевский А. И. Славяно-русская палеография. 4-е изд., стереотипное. М., 2005.
• Скобелкин О. В. Русская палеография. — Воронеж: Изд-во ВГУ, 2005. — 40 с.
• Лёвочкин И. В. Основы русской палеографии. — М.: Кругъ, 2003. — 176, [2] с. — 1000 экз. — ISBN 5-7396-0375-7. (в пер.)
• Тупиков Н. М. Палеография // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.callig.ru/history/ История шрифта]
• [www.hist.msu.ru/ER/Palaeo/index.html Сборник материалов по русской палеографии XI-XVIII вв. на сайте исторического ф-та МГУ]
• [tapemark.narod.ru/les/358a.html Палеография] // Лингвистический энциклопедический словарь. — М.: СЭ, 1990.
• Густерин П. В. [arabinform.com/publ/arabskaja_paleografija/113-1-0-1137 Арабская палеография]

Отрывок, характеризующий Палеография

Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»


На правом фланге у Багратиона в 9 ть часов дело еще не начиналось. Не желая согласиться на требование Долгорукова начинать дело и желая отклонить от себя ответственность, князь Багратион предложил Долгорукову послать спросить о том главнокомандующего. Багратион знал, что, по расстоянию почти 10 ти верст, отделявшему один фланг от другого, ежели не убьют того, кого пошлют (что было очень вероятно), и ежели он даже и найдет главнокомандующего, что было весьма трудно, посланный не успеет вернуться раньше вечера.
Багратион оглянул свою свиту своими большими, ничего невыражающими, невыспавшимися глазами, и невольно замиравшее от волнения и надежды детское лицо Ростова первое бросилось ему в глаза. Он послал его.
– А ежели я встречу его величество прежде, чем главнокомандующего, ваше сиятельство? – сказал Ростов, держа руку у козырька.
– Можете передать его величеству, – поспешно перебивая Багратиона, сказал Долгоруков.