Палеокапа, Пьетро

Пьетро Палеокапа

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Пьетро Палеокапа (итал. Pietro Paleocapa; 11 ноября 1788, Незе, провинция Бергамо — 13 февраля 1869, Турин) — итальянский инженер и политик.

Изучал право и математику в Падуе. С 1817 г. работал в венецианском Корпусе водных и дорожных инженеров, в 1840 г. был назначен генеральным директором департамента общественного строительства в Венеции. Занимался работами по благоустройству рек Брента и Адидже, инженерным и гидравлическим обоснованием прокладки железных дорог, поддержанием судоходного состояния городских каналов. Внёс большой вклад в развитие городской инфраструктуры.

В 1848 г. вошёл в состав переходного правительства Венеции, предполагавшего вхождение Венеции в состав Сардинского королевства, а затем, в качестве министра общественных работ, в министерство Казати при сардинском короле Карле-Альберте, рассчитывавшее управлять объединённой северной Италией. После поражения Карла-Альберта от австрийских войск Палеокапа остался в Пьемонте и входил в дальнейшем в правительства д’Адзельо и Кавура. В туринский период своей жизни Палеокапа занимался развитием железной дороги и внёс особый вклад в сооружение Мон-Сенисского туннеля, отмеченный памятником работы известного скульптора Одоардо Табакки, созданным к открытию туннеля.

Палеокапа опубликовал книги «О гидрографическом состоянии Венецианской низменности» (итал. Su la condizione idrografica della Maremma Veneta; Венеция, 1848), «Практическая гидравлика» (итал. Memorie d’Idraulica pratica; Венеция, 1858), «О железной дороге сквозь Швейцарские Альпы» (итал. Sulla ferrovia attraverso le alpi elvetiche; Турин, 1863), «О прежнем состоянии, изменениях и современных условиях венецианского бассейна» (итал. Dello stato antico, delle vicende e delle condizioni attuali degli estuari veneti; Венеция, 1867).

Отрывок, характеризующий Палеокапа, Пьетро

– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.


– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.