Опера Гарнье

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Пале Гарнье»)
Перейти к: навигация, поиск
Опера Гарнье
Прежние названия

Национальная академия музыки, Парижская опера, Гранд-опера

Основан

1862

Здание театра
Местоположение

Париж

Координаты

48°52′19″ с. ш. 2°19′54″ в. д. / 48.87194° с. ш. 2.33167° в. д. / 48.87194; 2.33167 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.87194&mlon=2.33167&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 48°52′19″ с. ш. 2°19′54″ в. д. / 48.87194° с. ш. 2.33167° в. д. / 48.87194; 2.33167 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=48.87194&mlon=2.33167&zoom=14 (O)] (Я)

Главный дирижёр

Филип Жордан

Ссылки

[visites.opera-de-paris.com/?theatre=garnier .opera-de-paris.com/?theatre=garnier]

Опера Гарнье на Викискладе

К:Театры, основанные в 1862 году

Пари́жская о́пера (фр. Opéra de Paris), то же, что Гранд-опера́ (Гранд-Опера́[1]; фр. Grand Opéra), в современной Франции известна как Опера́ Гарнье́ (фр. Opéra Garnier) — театр в Париже, один из самых известных и значимых театров оперы и балета мира.

Расположена во дворце Гарнье (Palais Garnier) в IX округе Парижа, в конце проспекта Оперы (avenue de l’Opéra), около одноимённой станции метро. Здание считается эталоном эклектической архитектуры в стиле боз-ар и относится к эпохе крупных преобразований города, воплощённых Наполеоном III и префектом Османом.

Долгое время здание театра именовалось Парижской оперой, но после открытия в 1989 году второй театральной площадки для Парижской национальной оперыОперы Бастилии, его стали называть именем архитектора Шарля Гарнье. Оба учреждения объединены в общественно-коммерческое предприятие «Парижская национальная опера» (Opéra national de Paris).





История

Дворец Гарнье — тринадцатая по счёту парижская опера после официального признания этого вида искусства Людовиком XIV в 1669 году. Тогда же был создан театр, названный Королевской академией музыки. В 1671 году он был объединён с Королевской академией танца и стал именоваться Королевской академией музыки и танца[1].

После Великой французской революции театр несколько раз менял своё название («Театр Искусств», «Театр республики и Искусств», «Театр Оперы»); после коронования Наполеона Бонапарта именовался Императоской академией музыки, а с реставрацией Бурбонов ему было возвращено прежнее название — «Королевская академия музыки и танца»[1]. В 1871 году, после установления республики, театр получил название «Гранд-Опера́»[1].

После покушения на жизнь Наполеона III 14 января 1858 года в здании старой оперы на улице Лё Пёлетье́ (Le Peletier) император отказался его посещать и потребовал построить новое здание. Был объявлен конкурс на лучший проект, и победителем стал никому не известный тридцатипятилетний Шарль Гарнье.

Работы по возведению оперы длились 15 лет — с 1860 по 1875, с многочисленными перерывами из-за войны 1870 года, падения имперского режима, Парижской коммуны. Завершение работ к 30 декабря 1874 года вылилось в общую сумму расходов 36 миллионов франков золотом. Оставались недоделанные места, например Зеркальная ротонда и курительная галерея. Последняя так никогда и не была закончена. Впервые Гранд-опера́ открылась 5 января 1875 года.

В 2000 году главный фасад оперы был полностью восстановлен, он заново обрёл свою первоначальную многоцветность, а статуи позолоту.

Здание театра

Парадная лестница

Вестибюль главной лестницы — одно из самых знаменитых мест Оперы Гарнье. Выложенный мрамором разных цветов, он вмещает двойной пролёт лестницы, ведущей к театральным фойе и этажам театрального зала. Парадная лестница это тоже театр, та сцена, где во времена кринолинов дефилировала избранная публика. На четырёх частях расписанного потолка изображены различные музыкальные аллегории.

Внизу лестницы стоят два бронзовых торшера — женские фигуры, держащие букеты из света.

Библиотека-музей

Коллекции библиотеки-музея, принадлежащей Национальной библиотеке Франции, хранят прошлое Оперы за последние три века. В залах музея на протяжении всего года устраиваются временные тематические выставки в дополнение к постоянной экспозиции из картин, рисунков, фотографий и уменьшенных объемных макетов театральных декораций.

Библиотека-музей находится в ротонде императора — западном павильоне от главного фасада, изначально задуманном как императорские помещения. После падения империи они так и не были закончены, до сих пор там можно увидеть массивную кладку из каменных блоков, сделанную в 1870 году.

Танцевальное фойе

Традиции Танцевального фойе зародились ещё во времена второго театра Пале-Рояль, отстроенного после пожара в 1770 году. Помещение, изначально предназначенное для разогрева перед выходом на сцену и репетиций, стало местом для встреч артистов и отдельных представителей публики — в первую очередь, держателей сезонных абонементов первых трёх рядов (в 1870-х годовой абонемент стоил больше 2000 франков[2]). Изначально фойе могли пользоваться как артисты, так и статисты любого пола. В 1820 году певцы и артисты балета были разведены по разным фойе, начиная с 1875 года в Танцевальном фойе могли появляться только артистки балетной труппы, танцовщикам вход был воспрещён, а статистки штрафовались за появление там. Фешенебельным местом встреч и знакомств фойе стало в 1831—1835 годах, при Луи Вероне, который умело использовал пропуск туда в своих личных целях, допуская лишь тех, кто мог быть ему чем-либо полезным. Фойе, ставшее своеобразным салоном для богатых, знаменитых и власть имущих, служило как местом для флирта и подбора «дамы сердца», так и местом, где можно было обсудить серьёзные деловые и политические дела в «правильном обществе». Руководство Оперы настолько привыкло к такому положению дел, что Жак Руше, ставший директором в 1914 году, однажды заявил балеринам, потребовавшим повышения заработной платы: «Но дамы, я не понимаю, — у вас же есть Танцевальное фойе!». В 1927 году Руше попытался закрыть допуск туда визитёрам — и встретил сопротивление со стороны богатых и влиятельных держателей абонементов. В 1935 году ему всё же удалось закрыть проход за кулисы и вход в фойе для посторонних.

Танцевальное фойе Гранд-Опера находится прямо за сценой и отделено от неё двумя занавесами — бархатным и железным, который может быть поднят для того, чтобы углубить пространство сцены на 15 м, достигая общей глубины в 50 метров. Дальнюю нишу занимает огромное зеркало, необходимое для репетиций. Гарнье подвергся нещадной критике за это вычурное сплошь вызолоченое помещение. Колонны, держащие свод, сравнивались с «ногами жирафа, держащими тело слона». Живопись фойе принадлежит кисти Гюстава Буланже. В двадцати овальных картушах фриза расположены портреты выдающихся танцовщиц Оперы конца XVII — середины XIX веков, написанные на холсте высотой 1,2 м с позолоченным фоном. Это: Делафонтен, 1681 (год дебюта), Сублиньи, 1690 (дебютировала в 1688; портрет по гравюре Боннара[fr]), Прево, 1705 (дебютировала в 1699; портрет в роли вакханки, по картине Рау), Камарго, 1726 (портрет по картине Ланкре), Салле, 1721 (портрет по картине Ланкре), Вестрис, 1751, Гимар, 1762, Гейнель[en], 1768, г-жа Гардель[fr], 1786, Клотильд, 1793 (портрет по гравюре «Театрального ежегодника» за 1808 год), Биготтини, 1801 (дебютировала в 1800), Нобле, 1817 (дебютировала в 1819; портрет по литографии Греведона), Монтесю[fr], 1821 (портрет по литографии Виньерона), Жюлиа, 1823 (портрет по литографии Девериа), Тальони, 1828 (дебютировала в 1827), Дюверне[fr], 1832 (дебютировала в 1831; портрет в роли цыганки из «Хромого беса», по литографии Льюса, 1837), Эльслер, 1834 (портрет в роли цыганки из «Хромого беса», по литографии Греведона), Гризи, 1841 (портрет в роли Жизели), Черрито, 1848 (дебютировала в 1847; портрет в роли Джеммы, по литографии Эми), Розати, 1854 (дебютировала в 1853; портрет по литографии Пинсона).

Театральные фойе

Фойе — место прогулок зрителей во время антракта — просторны и богато украшены. Свод первого фойе покрыт прелестной мозаикой c золотым фоном. Отсюда прекрасный вид на всё пространство парадной лестницы.

Большое фойе было задумано Гарнье по образцу парадных галерей старых замков. Игра зеркал и окон визуально придает галерее еще больший простор. На великолепном, расписанном Полем Бодри потолке — сюжеты музыкальной истории, а главным декоративным элементом служит лира. Она повсюду в этом декоративном царстве — от сводов до решеток отопления и дверных ручек. В центре фойе, возле одного из тех окон, откуда открывается вид на Оперный проспект до самого Лувра, установлена копия бюста Шарля Гарнье скульптора Карпо.

В конце галереи с баром находится Зеркальный салон — чистая и светлая ротонда с хороводом вакханок и фавнов на потолке, расписанном Клэрэном (Clairin), с изображениями на стенах различных напитков (чай, кофе, оранжад, шампанское…), а также рыбной ловли и охоты. Завершенный уже после открытия Оперы, салон продолжает хранить дух 1900-го года.

Театральный зал

Красно-золотой зрительный зал в итальянском стиле выполнен в форме подковы. Он освещен огромной люстрой из хрусталя, а потолок расписан в 1964 году Марком Шагалом. Зал вмещает 1900 зрительских кресел, отделанных красным бархатом. Великолепный занавес из расписной ткани имитирует красную драпировку с золотыми галунами и кистями.

Главный южный фасад после реставрации 2000 года Часть верхнего фасада оперы с позолотой Зал театра выполнен в итальянском стиле

Опера Гарнье в цифрах

  • Площадь: 21 625 м²;
  • Длина: 173 м;
  • Ширина: 125 м;
  • Высота от нижней точки подвала до верхней точки лиры Аполлона: 73,60 м;
  • Высота парадной лестницы: 30 м;
  • Размеры большого фойе: высота 18 м, длина 54 м и ширина 13 м;
  • Размеры зала: высота 20 м, длина 32 м, ширина 31 м;
  • Вес люстры: 8 тонн;
  • Сцена: высота 60 м (из них 45 м под сценой и 15 м над самой сценой), 27 м в глубину, ширина 48,5 м (занавеси открываются на ширину 16 м).

Памятник Дягилеву

В 2009 году началась подготовка проекта памятника Сергею Дягилеву для установки на площади перед зданием Гранд-Опера. Макет скульптора Виктора Митрошина стал победителем международного конкурса. Его Дягилев стоит в полный рост в цилиндре, фраке и с тростью в руке, на высоком постаменте, на котором Петрушка открывает занавес. Вероятно, памятник будет поставлен при поддержке меценатов, на пожертвования, силами русской диаспоры. В момент проведения конкурса проект поддержал президент Жак Ширак, а его супруга Бернадетт выразила желание курировать работы по осуществлению проекта. Бывший мэр Парижа Жан Тибери был против, но возведение памятника удалось начать только после того, как его сменил Бертран Деланоэ. В данный момент работы ведутся под патронатом Пьера Кардена.[значимость факта?]

Интересные факты

  • В знаменитом романе Гастона Леру «Призрак Оперы» говорится о подземном озере. И на самом деле в подвальных помещениях есть резервуар с водой, он служит для большей устойчивости фундамента и как запас воды на случай пожара.
  • 24 декабря 1907 года в двух герметичных урнах были запечатаны 24 диска на 78 оборотов, отобранные Альфредом Кларком (директором французского филиала компании «Граммофон»), а затем зарыты в подвалах Дворца Гарнье. Это послание в будущее, обновлённое в 1912 году, было составлено главным образом из лирических записей величайших певцов начала XX века, таких как Энрико Карузо, Эмма Кальвэ, Нелли Мельба, Аделина Патти и Франческо Таманьо. По желанию Альфреда Кларка урны должны быть открыты не раньше, чем через 100 лет. После их нахождения во время реставрационных работ 1988 года, заботу о них поручили Государственной библиотеке Франции. Как только 100 лет прошли, урны были официально извлечены 19 декабря 2007 года. В 2008 году их открыли, и правопреемница «Граммофона» — компания EMI — выпустила сборник из трёх CD-дисков — записи, подаренные Альфредом Кларком.
  • В конце 2000-х годов в Париже на крышах зданий установили около 300 ульев, также улей есть и на крыше театра[3].

Экскурсии

Здание театра (в том числе Большое и Актёрское фойе и библиотека, которые закрыты во время спектаклей), открыто для публичного посещения. Его можно посетить как в составе группы с экскурсией на французском или английском языке, так и самостоятельно (театральный зал открыт только в первой половине дня).[значимость факта?]

В театре есть магазин, торгующий книгами, музыкальными дисками, сувенирами и другой продукцией, посвящённой опере, балету и самому зданию. Рядом с театром находится популярное среди туристов «Кафе де ля Пэ», интерьеры которого были также оформлены архитектором Шарлем Гарнье.[значимость факта?]

См. также

Напишите отзыв о статье "Опера Гарнье"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [belcanto.ru/grand.html «Гранд-Опера» («Опера Гарнье»)]. Театры и залы. Belcanto.ru. Проверено 24 декабря 2015.
  2. Примерный эквивалент 20 тыс. евро в настоящее время.
  3. Наука и жизнь. — 2011. — № 3. — С. 131.

Ссылки

  • [operaghost.ru/operagarnier.htm История создания Опера Гарнье с фотографиями и цитатами]
  • [operaghost.ru/alfredclark.htm Захоронение граммофонных записей Альфредом Кларком]
  • [operaghost.ru/chandelier.htm Подлинная история о «падении люстры» в Опера Гарнье]

Отрывок, характеризующий Опера Гарнье

Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.
– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.