Палиевский, Пётр Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Васильевич Палиевский

Литературовед Пётр Палиевский
Дата рождения:

1 мая 1932(1932-05-01) (91 год)

Место рождения:

Смоленск

Страна:

СССР СССРРоссия Россия

Научная сфера:

литературоведение

Место работы:

ИМЛИ им. А. М. Горького РАН

Альма-матер:

МГУ (1955)

Известен как:

филолог, литературовед, литературный критик

Награды и премии:

Премия АН СССР им. Н. А. Добролюбова (1990), премия СП России им. Ф. И. Тютчева (2005); Международная премия Университета Миссисипи, США (1986), Премия Фулбрайта, США (1994)

Пётр Васи́льевич Палие́вский — советский и российский критик, литературовед, доктор филологических наук.





Биография

Родился в семье инженера, в годы войны вместе с семьёй был угнан на работы в Германию. После войны вернулся в Москву, в 1955 году окончил филологический факультет МГУ, затем поступил в аспирантуру Института мировой литературы (ИМЛИ), по окончании её — научный сотрудник Отдела классической литературы ИМЛИ. Печатается с 1954 года. Диссертация кандидата филологических наук — «Образ и художественное произведение», 1962, ИМЛИ; диссертация доктора филологических наук — «Развитие русской литературы XIX — начала ХХ веков», 1982, ИРЛИ.

В 19771994 годах — заместитель директора ИМЛИ. С 1994 года — главный научный сотрудник ИМЛИ.

Основные области исследований

Русская словесность в общем русле мировой литературы, литературная теория, значимые достижения литературы ХХ века, творчество англо-американских писателей.

Преподавание

1969—1970 — филологический факультет МГУ; 1994 — Центр Южной Культуры, США, Оксфорд (Миссисипи); 1997 — Литературный институт; лекции в университетах Европы и Америки.

Общественная деятельность

Член Союза писателей СССР (1967) и Союза писателей России (1991).

В 1960—1970-е годы принимал участие в русском патриотическом движении, был одним из создателей «Русского клуба» и Советско-болгарского клуба творческой молодёжи, состоял действительным членом теоретико-дискуссионного клуба «Свободное слово» при Институте философии РАН.

Член Общества Достоевского, Международного союза критиков, Общества Гёте (Веймар).

Награды и премии

  • Премия АН СССР им. Н. А. Добролюбова (1990),
  • Премия СП России им. Ф. И. Тютчева (2005).
  • Премия Фулбрайта, США (1994),
  • Международная премия Университета Миссисипи, США (1986).

Основные работы

Монографии
  • «Пути реализма» (1974)
  • «Литература и теория» (1979, 3-е изд.)
  • «Русские классики: опыт общей характеристики» (1987)
  • «Шолохов и Булгаков» (1999, 2-е изд.)
  • «Из выводов ХХ века» (2004)
Статьи
  • «Образ или словесная ткань?» // «Вопросы литературы», 1959, № 11;
  • «Гибель сатирика. Об Олдосе Хаксли» // «Иностранная литература», 1961, № 7;
  • «Внутренняя структура образа» // «Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Кн. 1» (М., 1962);
  • «Человек буржуазного мира в романах Грэма Грина» // «Литература и новый человек» (М., 1963);
  • «О структурализме в литературоведении» // «Знамя», 1963,№ 12;
  • «Постановка проблемы стиля» // «Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Кн. 3» (М., 1965);
  • «Художественное произведение» // «Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Кн. 3» (М., 1965);
  • «Путь У. Фолкнера к реализму» // «Современные проблемы реализма и модернизм» (М., 1965)
  • «Мера научности» // «Знамя», 1966, № 4;
  • Экспериментальная литература // «ВЛ», 1966, № 8;
  • «Документ в современной литературе» // «Иностранная литература», 1966, № 8;
  • «[rospisatel.ru/hr-palijevsky.htm К понятию гения]» // «Искусство нравственное и безнравственное» (М., 1969; перепечатано в кн. «За алтари и очаги» (М., 1989) и др.);
  • «К 90-летию А. Ф. Лосева», 1987;
  • «Розанов и Флоренский», 1987;
  • «В. В. Розанов», 1989;
  • «Пушкин в движении европейского сознания», 2003

Напишите отзыв о статье "Палиевский, Пётр Васильевич"

Литература

  • Дмитриева Н. Структура образа // «Вопросы литературы», 1963, № 9;
  • Аннинский Л. Из дневника критика // «Литературная Россия», 1964, № 2;
  • Лотман Ю. Литературоведение должно быть наукой // «Вопросы литературы», 1967, № 1;
  • Сапаров И. Три «структурализма» и структура произведения искусства // «Вопросы литературы», 1967, № 1;
  • Зарецкий В. Время обратиться к новой цели… // «Вопросы литературы», 1967, № 10.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Палиевский, Пётр Васильевич

– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.