Палладин, Александр Владимирович

Александр Владимирович Палладин
Дата рождения:	29 августа (10 сентября) 1885(1885-09-10)
Место рождения:	Москва, Российская империя
Дата смерти:	6 декабря 1972(1972-12-06) (87 лет)
Место смерти:	Киев, Украинская ССР, СССР
Страна:	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Научная сфера:	биохимия
Альма-матер:	Петербургский университет
Награды и премии:	Премия имени В. И. Ленина

Александр Владимирович Палладин (29 августа (10 сентября) 1885, Москва — 6 декабря 1972, Киев) — советский биохимик. Президент Академии наук Украинской ССР (1946—1962), академик Академии наук УССР, Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР. Герой Социалистического Труда. Основатель украинской школы биохимиков.

Биография

Александр Владимирович родился 10 сентября 1885 года в Москве. Сын академика Петербургской Академии наук, ботаника, биохимика и физиолога растений В. И. Палладина, ученик М. Е. Введенского и И. П. Павлова.

Окончил Петербургский университет (1908). В 1909 году учился в Гейдельбергском университете. Работал в Санкт-Петербурге на кафедре физиологии Женского педагогического института (1909—1916). Также работал на Высших женских сельскохозяйственных курсах (1914—1916).

Был профессором Новоалександрийского института сельского хозяйства и лесничества (в 1916—1923 годах, г. Харьков). Oдновременно в 1921—1931 годах заведовал кафедрой физиологической химии Харьковского медицинского института.

С 1925 года по 1970 год возглавлял Украинский биохимический институт (с 1931 года — Институт биохимии АН Украины в Киеве), одновременно в 1934—1954 годах заведовал кафедрой биохимии Киевского университета.

В 1935—1938 годах — секретарь Президиума Академии наук Украинской ССР.

B 1939—1946 — вице-президент Академии наук Украинской ССР, a в 1946—1962 годах — президент Академии наук Украинской ССР.

Скончался учёный 6 декабря 1972 года в Киеве. Похоронен на Байковом кладбище (надгробный памятник — бронза, гранит, барельеф; скульптор А. П. Скобликов, архитектор А. Ф. Игнащенко; установлен в 1973 году).

Научная деятельность

Труды Александра Владимировича посвящены важным разделам биохимии животного организма. Совместно с сотрудниками им впервые в СССР были начаты систематическое экспериментальное изучение биохимии витаминов, а также разработка проблемы промежуточных химических превращений в процессах обмена веществ (внутриклеточный углеводный и фосфорный обмен). В своих ранних работах, посвященных изучению креатина, впервые отметил значение этого вещества для организма; им исследовано образование креатина, его связь с углеводным обменом и др. Особое значение имеют его труды в области биохимии мышечной и нервной систем. Палладиным с сотрудниками были выявлены биохимические различия отдельных функционально отличных участков центральной нервной системы; проведены сравнительно-биохимические исследования тканей нервной системы различных видов животных; изучен химический состав тканей нервной системы в процессе эмбрионального развития животных и др. Известны исследования Палладина по биохимии головного мозга при различных функциональных состояниях, в частности при возбуждении и торможении. Его работы по биохимии мышечной деятельности легли в основу современных представлений функциональной биохимии о процессах утомления, отдыха и тренировки мышцы, что имеет большое значение для освещения ряда практических вопросов физиологии труда и спорта. В области биохимии витаминов занимался изучением процессов их превращения в тканях животного организма, вопросами расстройства обмена веществ при различных авитаминозах, гиповитаминозах и др.; создал синтетический витаминный препарат «викасол», используемый в мед. практике.

Награды

• Герой Социалистического Труда (13.09.1955)
• 6 орденов Ленина (02.03.1944; 09.09.1945; 23.01.1948; 19.09.1953; 13.09.1955; 10.09.1965)
• орден Октябрьской Революции (20.07.1971)
• 2 ордена Трудового Красного Знамени (24.04.1941; 10.06.1945)
• орден Красной Звезды (01.10.1944)
• медали
• болгарский орден «Кирилл и Мефодий» 1-й степени

Память

• В честь признания заслуг ученого перед народом его именем назван проспект в Киеве.
• Имя А. В. Палладина носит институт биохимии НАН Украины.
• Мемориальные доски установлены:
  • в Киеве на фасаде здания президиума НАН Украины и на здании института биохимии НАН Украины;
  • в Харькове на фасаде здания Харьковского Национального медицинского университета.
• В Донецке есть улица Палладина
• Именем Палладина названа ежегодная премия НАН Украины за достижения в биохимии и молекулярной биологии.

См. также

• Институт биохимии имени А. В. Палладина

Литература

• Энциклопедический справочник «Киев» / Под ред. А. В. Кудрицкий. — Издание третье (дополненное). — Киев: Главная редакция Украинской Советской Энциклопедии, 1986. (рус.)
• Выдающиеся химики мира: Биогр.справочник. В. Волков, Е. Вонский, Г. Кузнецова. — М., 1991.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=11082 Палладин, Александр Владимирович]. Сайт «Герои Страны».

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-51650.ln-ru Профиль Александра Владимировича Палладина] на официальном сайте РАН
• [www.biochemistry.org.ua/ Інститут біохімії ім. О.В Палладіна Національної академії наук України]  (укр.)
• [www.ras.ru/publishing/rasherald/rasherald_articleinfo.aspx?articleid=27967e4c-c9b0-45c5-8445-070f80bb6002 Александр Владимирович Палладин (некролог)] // Вестник АН СССР, Т. 43, № 3, 1973, с. 95—96  (рус.)
• Палладин Александр Владимирович — статья из Большой советской энциклопедии (3-е издание).

Отрывок, характеризующий Палладин, Александр Владимирович

На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.