Пальмира

Запрос «Пальмира» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Эта статья об историческом городе; о современном см.: Тадмор.

</td></tr>

Бывший населённый пункт
Пальмира Παλμύρα
Государственная принадлежность	Пальмирское царство
Координаты
Современное расположение	Сирия, в 240 км к северо-востоку от Дамаска
Объект всемирного наследия
Site of Palmyra (Археологические памятники Пальмиры)
Ссылка	[whc.unesco.org/ru/list/23 № 23] в списке объектов всемирного наследия ([whc.unesco.org/en/list/23 en])
Тип	Культурный
Критерии	i, ii, iv
Регион	Арабские государства
Включение	1980  (4-я сессия)
В опасности	2012-2016 гг.

Пальми́ра (греч. Παλμύρα, калька с арам. ܬܕܡܘܪܬܐ Тадморте; ивр. ‏תַּדְמוֹר‏‎ Тадмор; араб. تدمر‎ Тадмор; арм. Թադմոր, Արմավուտ Тадмор, Армавут – «город пальм») — один из богатейших городов поздней античности (обычно ограничиваемый III—VI веками н. э.), расположенный в одном из оазисов Сирийской пустыни, между Дамаском и Евфратом, в 240 км к северо-востоку от первого и в 140 км от второго.

Основан хурритским царем Тукриша. Возник как перевалочный пункт для караванов, пересекавших Сирийскую пустыню. Пальмира была прозвана «невестой пустыни». Самой знаменитой и могущественной правительницей Пальмирского царства была Зенобия.

В настоящее время на месте Пальмиры — сирийская деревня и развалины величественных сооружений, принадлежащих к числу лучших образцов древнеримской архитектуры и признанных ЮНЕСКО памятником Всемирного наследия. Вдоль главной улицы древнего города располагаются колоннады и монументальные арки. В числе наиболее значимых сооружений храм Баала (I век), храм Баалшамина (II век), агора (III век), театр с общественным центром и караван-сарай. В мае 2015 г. в результате захвата Пальмиры боевиками ИГИЛ многие памятники, которые не были увезены властями, подверглись разграблению и/или уничтожению.

27 марта 2016 года сирийская армия при поддержке российских ВКС освободила Пальмиру. Государственное агентство по охране памятников Сирии заявило, что сирийская армия не нанесла вреда памятникам древнего города.

Работу по восстановлению памятников начнут в апреле. Специалисты планируют восстановить два храма, Триумфальную арку и башни-гробницы. План по восстановлению Пальмиры состоит из трёх этапов. На первом этапе будут поддерживать неустойчивые постройки, на втором — пройдёт реставрация большинства памятников, а на третьем этапе эксперты планируют заново построить разрушенные террористами храмы Бэла и Баалшамина.

В честь Пальмиры названы несколько городов в США. Санкт-Петербург поэтически называли северной Пальмирой, а Одессу — южной.

История

Древнейшие упоминания о Тадморе относятся к 1-й половине 2-го тыс. до н. э. (в каппадокийских (хурритских) табличках и документах из Мари). В конце 2-го тыс. до н. э. Пальмира была разрушена ассирийцами, в 10 в. до н. э. (?) Согласно Библии и Иосифу Флавию, Пальмира была основана израильским царём Соломоном как передовой оплот против нападений арамейских орд на его владения, простиравшиеся до берегов Евфрата. Навуходоносор II, при нашествии на Иерусалим, разорил её, но вскоре, благодаря своему выгодному положению между Средиземным морем с одной стороны, и долиной Евфрата с другой, она снова отстроилась и стала пристанищем торговых караванов и складским центром, шедших с Запада на Восток и обратно. Здесь была столица государства Пальмирены, управлявшегося собственными государями, сенатом и народным собранием. По последним данным археологов, Пальмира основана царем хурритов Тукриша.

Ветхий Завет, 3-я Книга Царств, глава 9. 16 Фараон, царь Египетский, пришёл и взял Газер, и сжёг его огнём, и Хананеев, живших в городе, побил, и отдал его в приданое дочери своей, жене Соломоновой. (Газер или Гезер передан Соломону). 17 И построил Соломон Газер и нижний Бефорон, (Строительство и восстановление городов-крепостей). 18 и Ваалаф и Фадмор в пустыне, (Строительство и восстановление городов-крепостей, в глубине Сирийской степи (пустыне) имеется оазис Тадмор или Фадмор (Пальмира), однако в III—II тысячелетиях до н. э., пока верблюд не стал главным транспортным средством и сообщение между Сирией и Палестиной, с одной стороны, и Месопотамией — с другой, ввиду редкости колодцев на пути не могло ещё осуществляться напрямик через степь, этот оазис не имел значения, и именно при Соломоне здесь был выстроен город). Научное объяснение Библии:

Римляне во время войны с парфянами (в 41 году) старались завладеть Пальмирой, но безуспешно. При Траяне она была совершенно разрушена римскими войсками, но Адриан восстановил её и переименовал в Адрианополь, причём её правителям предоставил некоторую независимость, думая удержать их этим от союза с парфянами. При Каракалле (около 212 года н. э.) Пальмира была объявлена римской колонией, с преимуществами juris italici (то есть с правами, равными правам колоний, находившихся непосредственно в самой Италии), и отдана в управление местному уроженцу, сенатору Септимию Оденату. Поднятое последним восстание против Рима привело к его убийству неким Руфином.

Оденату наследовал его сын, Гайран, вскоре умерший, а потом другой сын, также Оденат, ставший на сторону римлян в их войне с персами и получивший за это от Валериана и Галлиена в 258 году титул consularis (губернатора в ранге консула). Не удовольствовавшись этим титулом, он, после того, как Валериан попал в плен к персам, провозгласил себя «царём царей» (в 260 году).

После победоносного похода против персов, до Ктесифона на Тигре, Оденат был убит своим племянником, Меонием (в 267 году), и на пальмиренский престол вступила его жена, Зенобия, значительно расширившая пределы своего государства и даже мечтавшая подчинить себе сам Рим. При ней Пальмира достигла апогея своего благосостояния, которое, однако, продолжалось лишь короткое время.

Император Аврелиан решился сломить непокорность гордой царицы и в 273 году принудил Пальмиру сдаться; Зенобия стала пленницей Аврелиана, её столица подверглась опустошению, а владения стали провинцией Римской империи. Диоклетиан и затем Юстиниан пытались восстановить разрушенный город, но не могли возвратить ему прежний блеск. Наконец, будучи ещё раз разрушен арабами в 744 году, он постепенно превратился в небольшое селение. На близлежащем холме в XVI веке возвёл свой замок Фахр ад-Дин II.

Война в Сирии

Взятие Пальмиры войсками ИГИЛ

С 2012 года, из-за непрекращающихся военных действий на территории Сирии, несколько сотен памятников удалось эвакуировать из Пальмиры, однако не все они транспортабельны.

20 мая 2015 года боевики террористической организации ИГИЛ взяли под контроль почти всю территорию Пальмиры, в связи с чем возникли опасения, что её постигнет та же участь, что и ряд других архитектурных памятников на территории Ирака, разрушенных боевиками. Через месяц они приступили к разрушению культурного наследия: 27 июня снесена статуя «Лев Аллат», 23 августа стало известно, что взорван храм Баалшамина. Боевики также казнили хранителя Пальмиры, известного сирийского археолога 82-летнего Халеда аль-Асаада. 30 августа 2015 года исламисты произвели взрыв храма Бэла, разрушив его. Спутниковые фотографии из космоса подтвердили эти факты. В ЮНЕСКО осудили варварские деяния. 4 сентября были разрушены три наиболее сохранившиеся погребальные башни, которые были созданы в римский период для богатых семей в Долине гробниц. Специалисты считают, что террористы уничтожают только то, что не могут продать. При этом они дали разрешение «черным» археологам искать артефакты, чтобы продавать их на чёрном рынке. 5 октября 2015 года боевики взорвали Триумфальную арку эпохи Древнего Рима — символ Пальмиры и античной Сирии.

См. также: Уничтожение культурного наследия организацией ИГИЛ

Освобождение Пальмиры от террористов ИГИЛ

Начиная с 9 марта 2016 ВКС России наносили авиаудары по позициям террористов ИГИЛ близ Пальмиры, а также по конвоям, следующим из Ракки и Дейр Эз-Зора с поддержкой, по состоянию на 12 марта уничтожив более 100 террористов.

13 марта сирийская армия, при поддержке российских ВКС, начала операцию по освобождению Пальмиры. В освобождении Пальмиры принимают своё участие сирийские правительственные войска, сирийский спецназ «Соколы пустыни», добровольцы из Ирана и Ливана, а также силы российского спецназа.

23 марта сирийская армия начала штурм Пальмиры. В этот же день сирийские правительственные войска освободили историческую часть Пальмиры от террористов ИГИЛ. Сама Пальмира была взята под огневой контроль сирийской армией.

25 марта сирийская армия освободила исторический замок Фахр ад-Дина, господствующий над Пальмирой. Кроме того, на юго-западе города освобожден гостиничный комплекс «Семирамис» и район ресторанов, освобождена цитадель (крепость), а также была освобождена долина некрополя. 26 марта группы боевиков продолжили своё отступление к северным окраинам Пальмиры. Однако как на востоке, так и на западе террористы продолжали оказывать ожесточенное сопротивление. С древнего замка Пальмиры сирийские военные сорвали чёрный флаг ИГИЛ и демонстративно сожгли его.

27 марта сирийская правительственная армия полностью освободила Пальмиру от террористов ИГИЛ. В этот же день саперные подразделения сирийской армии начали разминирование домов и улиц Пальмиры. 28 марта СМИ (телеканал Россия-1) сообщили, что освобождена вся Пальмира. В этот же день, в 15:00 по местному времени, в центре Пальмиры был поднят государственный флаг Сирии.

Развалины

См. также: Храм Бэла в Пальмире

Останки столицы античности были погребены под песками во время частых здесь песчаных бурь, а те здания, что остались на поверхности, послужили строительным материалом для хижин местных жителей. Многое из того, что представляло интерес с точки зрения искусства, было разграблено и переправлено в крупные города, а оттуда в музеи мировых столиц. Когда в XII веке испанский раввин Вениамин дошел до Пальмиры, он увидел лишь арабскую деревушку, расположившуюся на огромном дворе храма бога Бела.

Второе открытие Пальмиры произошо в начале XVII века, когда на античные руины наткнулся итальянский путешественник Пьетро Делла Балле. Около 1692 года сюда приезжает английский пастор Галифакс. Он первым скопировал три пальмирских надписи, однако прочесть пальмирское письмо ему не удалось. В 1678 году английский негоциант Галифакс нашёл труднодоступные развалины Пальмиры; в 1751—1753 годах они были впервые исследованы и описаны Робертом Вудом и Джеймсом Докинсом. Археологические раскопки начались в конце XIX века и продолжаются по сей день (см. также разд. Пальмира в статье Михаловский, Казимеж). В 2008 году археологами было объявлено об обнаружении фундаментов крупнейшей в Сирии церкви размерами 47 на 27 метров.

Развалины тянутся с юго-востока на северо-запад непрерывным рядом на протяжении приблизительно 3 км, у подножия нескольких холмов, и состоят из остатков сооружений, относящихся к разным эпохам. В позднеантичных развалинах преобладает коринфский ордер. На восточной оконечности пространства, занимаемого развалинами, высится храм солнца (Ваала-Гелиоса) — величественный периптер длиной в 55 ¹/₃ м, шириной в 29 м, с 8 колоннами в каждом коротком фасе и с 16 колоннами в длинном. Внутренность храма представляет собой обширное помещение, со сводом, разбитым на кассетоны, с роскошной, вполне сохранившейся лепной орнаментацией фризов и стен, состоящей из листьев и плодов.

Напротив северо-западного угла храма находились входные ворота, похожие на триумфальную арку Константина в Риме. От них через весь город, на протяжении 1135 м, тянулась дорога, обставленная четырьмя рядами колонн, на архитраве которых помещались другие, меньшие колонны. Эти четыре колоннады разделяли дорогу вдоль на три части: средняя, более широкая, служила для езды экипажей и всадников; две боковые, более узкие — для пешеходов. Высота нижних колонн — 17 м. Всего их было 1500, то есть по 375 в каждом ряду.

Вся почва бывшего города покрыта обломками капителей, антаблементов, скульптурных фризов и иных архитектурных фрагментов, среди которых, на запад от храма Солнца, видны остатки других храмов, дворцов, колоннад, алтарей, акведуков, а за развалившейся городской стеной, составлявшей сооружение времён Юстиниана, лежит в небольшой долине некрополь с многочисленными погребальными пещерами и шестьюдесятью фамильными усыпальницами, сложенными в виде башен из огромных тёсаных камней. На вершине одного из соседних холмов высится замок позднейшей арабской постройки.

Восстановление после разрушений 2015 года

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Во время захвата Пальмиры боевиками ИГИЛ (2015—2016) некоторые сооружения были целенаправленно разрушены, другие — разворованы с целью продажи.

28 марта 2016 года глава департамента древностей и музеев Сирии Маамун Абд аль-Карим заявил, что восстановление Пальмиры может занять пять лет. По его словам, 80 % древних сооружений Пальмиры находятся в хорошем состоянии. Государственное агентство по охране памятников Сирии заявило, что сирийская армия при штурме города не нанесла вреда памятникам. Работу по восстановлению памятников начнут в апреле. Специалисты планируют восстановить два храма, Триумфальную арку и башни-гробницы. План по восстановлению Пальмиры состоит из трёх этапов. На первом этапе будут поддерживать неустойчивые постройки, на втором пройдёт реставрация большинства памятников, а на третьем этапе эксперты планируют заново построить разрушенные террористами храмы Бэла и Баалшамина. По словам экспертов, международные нормы позволяют прибегнуть к последней мере только в исключительных случаях.

Согласно распоряжению Президента России Владимира Путина, в разминировании города принял участие Международный противоминный центр Вооружённых сил Российской Федерации. В реставрации исторических памятников города примет участие Государственный Эрмитаж. Первые группы российских сапёров прибыли в Пальмиру в последних числах марта. Разминирование археологической зоны было завершено 21 апреля.

На сцене античного театра 5 мая 2016 года Симфонический оркестр Мариинского театра под руководством Валерия Гергиева дал концерт под названием «С молитвой о Пальмире». Концерт был приурочен ко Дню Победы и посвящён памяти казнённого боевиками ИГИЛ смотрителя Пальмиры Халеда Асаада и российскому офицеру Александру Прохоренко, погибшему при освобождении Пальмиры от террористов.

Панорамы

</div>

<center>Утренняя панорама Пальмиры

</div> </div> </div>

Напишите отзыв о статье "Пальмира"

Примечания

Литература

• кн. Абамелик-Лазарев С. Пальмира: археологическое исследование. СПб., 1885.
• Пальмира: Альбом / Текст: Казимеж Михаловский; Фотографии: Анджей Дзевановский; Перевод с польского: Юзеф Недома. — Варшава: Аркады, 1968. — 32, [96] с. — (Искусство и культура древнего мира). (в пер., суперобл.)
• Hillers Delbert R. Cussini Eleonora. Palmyrene aramaic texts. — Baltimore and London : The Johns Hopkins University Press, 1996. — 458 c.
• Шлюмберже Д. Эллинизированный Восток. Греческое искусство и его наследники в несредиземноморской Азии. М.: Искусство, 1985. — 208 с.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Пальмира
• [echo.msk.ru/blog/statya/1738358-echo/ Они сражались за Пальмиру] // Эхо Москвы

См. также

• Античный период в истории Сирии

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Пальмира

12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.