Памятники Кишинёва

Памятники Кишинёва — столицы Молдавии.

Современная Молдавия

Памятник Стефану III Великому

Памятник молдавскому господарю Стефану III Великому («Штефану чел Маре») правившему Молдавией с 12 апреля 1457 года по 2 июля 1504 года, установлен у главного входа в парк «Штефан чел Маре» со стороны Площади Великого Национального Собрания, на бульваре им. Штефана чел Маре в Кишинёве.

Стефан III изображён в короне и богатом одеянии молдавского господаря. Материалом для постамента послужил камень из косоуцкого карьера.

В 1923 году скульптору Александру Плэмэдялэ было предложено разработать проект памятника Штефану чел Маре. За основу для работы над портретом скульптор взял миниатюру, датированную 1475 годом, найденную им в Хуморском монастыре (на территории современной Румынии), изображение на которой считалось написанным с натуры.

В 1927 году памятник был отлит в бронзе и установлен в одном из старейших парков Кишинёва (ныне парк «Штефана чел Маре»). Архитектурное оформление монумента было выполнено по проекту Е. А. Бернардацци.

Мемориальные доски в честь А. О. Бернардацци

Мемориальная доска в честь Александра Бернардацци установлена на стене кишинёвской примарии. На ней изображён портрет архитектора и высечен текст:

«Главный архитектор Кишинёва в 1856—1878 гг, почётный гражданин города. Здание построено в 1902 году и признан национальным памятником архитектуры. Авторы проекта: Александр Бернардацци, Митрофан Етади.
июль 2004»

Другая мемориальная доска в честь Бернардацци установлена на стене здания капеллы женской гимназии, построенной под его руководством в 1895 году. Капелла была реставрирована в 1974 году.

Памятник жертвам сталинских репрессий

C 2006 года перед зданием железнодорожного вокзала, на Привокзальной площади (рум. Aleea Gării), планировалось возвести памятник жертвам сталинских репрессий. До окончательной установки памятника на его месте была установлена каменная плита с надписью «Aici va fi înalţat un monument în memoria victimilor represiunilor staliniste» («Здесь будет возведён памятник в память о жертвах сталинских репрессий»).

26 июля 2013 года памятник, изготовленный в Белоруссии, был установлен в намеченном месте. Памятник также называют — «Поезд боли» («рум. Trenul Durerii»). Композиция представляет собой людей, тесно сбившихся в одну колонну, они сливаются, образуя поезд. Размеры памятника составляют 3 метра в высоту и 12 метров в длину. Памятник изготовлен из бронзы и имеет вес 15 тонн. Скульптор — Юрие Платон.

Изготовление памятника и обустройство прилегающей территории обошлось в 25 миллионов леев.

Мемориальный камень «В память жертв советской оккупации и тоталитарного коммунистического режима»

Расположен на площади Великого Национального Собрания. Надпись на румынском языке гласит: «В память жертв советской оккупации и тоталитарного коммунистического режима». Камень был установлен в ночь на воскресенье, 27 июня 2010 года. До 1991 года на этом месте стоял главный в республике памятник Ленину.

Сынам отечества — священная память

Мемориальный комплекс памяти солдат, павших в афганской войне, открыт 20 мая 2007 на бульваре Мирона Костина на Рышкановке. Название комплекса: «Сынам отечества — священная память». Авторы — скульптор Борис Дубровин и архитектор Василий Еремчук.

Комплекс представляет собой возвышающуюся при входе в сквер скульптуру Скорбящей матери и белые пилоны, устремленные в небеса. На уровне пяти метров от земли их обрамляет выполненный из бронзы терновый венок. В центре — гранитная чаша в виде черного тюльпана, куда можно будет возложить цветы и поставить свечи. Вокруг монумента установлены гранитные плиты с именами погибших солдат. В верхней точке композиции водружен крест. Высота монумента — 15 метров. Вокруг мемориала раскинулся каскад фонтанов. Вместо старого асфальта уложена новая тротуарная плитка, обновлены и облагорожены газоны, установлена система полива, изменено наружное освещение.

Советское время

Памятник Ленину

Установлен на Центральной площади перед зданием Дома правительства (сейчас Площадь Национального Собрания) 11 октября 1949 года в канун празднования 25-летия образования МССР и создания Компартии Молдавии. Выполнен из уральского красного гранита. На высоком постаменте с бронзовой надписью «ЛЕНИН» высится устремлённая вперёд фигура Владимира Ильича Ленина. Вокруг основания памятника была сооружена гранитная площадка, которая во время торжеств служила правительственной трибуной. В 1991 году памятник был перенесён на территорию свободной экономической зоны «Молдэкспо».

Авторы — скульптор С. Меркуров, архитекторы А. В. Щусев и В. Турчанинов.

См. также: Памятники Ленину#Молдова

Мемориальный комплекс «Eternitate»

Мемориальный комплекс «Eternitate» (рус. Вечность) в советское время назывался Мемориалом Победы. Он был сооружён в память воинов, погибших в боях за освобождение Молдавии и Кишинёва от немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны. Открытие мемориала состоялось 9 мая 1975 года. Мемориал расположен вдоль улицы П. Халиппа (бывшая улица Маршала Малиновского).

Композицию Мемориала Победы венчает 25-метровая пирамида из пяти стилизованных винтовок, которая объединяет весь комплекс и в то же время разделяет его на сектор воинских захоронений и площадь для митингов. У основания пирамиды — большая пятиконечная звезда, в центре которой горит Вечный огонь, зажжённый от Вечного огня на старом воинском кладбище. Вдоль северо-западной стороны мемориала расположено шесть каменных стел, на которых высечены скульптурные композиции, символизирующие отдельные этапы Великой Отечественной войны с первого её дня и до дня Победы. У подножия стел, вдоль аллеи, расположено 155 мраморных плит с именами героически павших воинов. Территория мемориала вымощена белыми каменными плитами.

Скульпторы А. Майко и Иосиф Понятовский, архитектор А. Минаев.

В апреле-августе 2006 году прошла реконструкция мемориального комплекса (архитектор — С. М. Шойхет; скульптор Ганенко Сергей Андреевич). На проведение работ было выделено 35 млн леев, в том числе 22 млн леев из национального и местного бюджетов. Остальная часть суммы представляла собой вклад местных и зарубежных экономических агентов. Открытие реставрированного мемориального комплекса состоялось 24 августа 2006 года, в день освобождения Молдавии от немецко-румынских захватчиков.

1 августа 2016 года Центральным банком России была выпущена пятирублёвая монета из серии «Города—столицы государств, освобожденные советскими войсками от немецко-фашистских захватчиков», посвящённая Кишинёву, на реверсе которой изображён мемориал в честь освобождения Кишинёва от фашистских захватчиков в 1944 году, который является частью Мемориального комплекса «Eternitate». Количество экземпляров — два миллиона.

Географические координаты: 47°00′30″ с. ш. 28°49′58″ в. д.47.0084972° с. ш. 28.8328750° в. д. / 47.0084972; 28.8328750   

Воинское мемориальное кладбище

Воинское мемориальное кладбище — место захоронения советских воинов и гражданских лиц, героически погибших в годы Великой Отечественной войны. Расположено с юго-восточной части центрального городского кладбища Кишинёва и входит в состав Мемориала Победы.

На территории кладбища расположены братские и отдельные могилы 300 человек, погибших при защите и освобождении Кишинёва от немецко-румынских захватчиков. Здесь находятся могилы Героя Советского Союза А. Г. Карманова, командира 176-го гвардейского стрелкового полка подполковника С. Ф. Резниченко и других. На мемориальном кладбище похоронены члены подпольных групп, павшие в борьбе с фашистскими оккупантами, а также сотрудники милиции (подполковник А. М. Баженов, старшина Л. И. Спектор и др.), погибшие в мирное время при исполнении служебных обязанностей. На некоторых братских могилах установлены обелиски и мраморные надгробные плиты с именами павших. В центре кладбища воздвигнуто символическое надгробие из чёрного мрамора. На белой мраморной доске, установленной на его лицевой стороне, высечена пятиконечная звезда и надпись: «Вечная память героям!». По бокам установлены две мраморные плиты с надписью: «В братской могиле захоронены воины Советской Армии, погибшие в боях за освобождение Кишинёва в августе 1944 года».

Памятник Котовскому

На почтовой открытке, выпущенной артелью Промхудожник до 1961, есть другой ракурс памятника. Установлен в 1954 году на площади Котовского в 36-ю годовщину Советской Армии. Этот памятник был одним из первых монументальных памятников в послевоенной Молдавии. На массивном пьедестале из красного гранита установлена пятиметровая бронзовая конная статуя. На лицевой стороне постамента расположен бронзовый щит, на котором выбито «Котовский Григорий Иванович. 1881—1925».

Группу скульпторов и архитекторов (К. Китайка, И. Першудшев, А. Посядо, Ф. Наумов) возглавлял Л. Дубиновский.

Изначально планировлся по проекту скульптора Л. Муравина и архитектора И. Каракиса в 1947 году.

Географические координаты: 47°00′48″ с. ш. 28°51′18″ в. д.47.0135000° с. ш. 28.8550556° в. д. / 47.0135000; 28.8550556   

Борцам за власть Советов

Установлен в 1966 году перед кинотеатром «Гаудеамус» (быв. «40 лет ВЛКСМ»). Открыт накануне празднования 500-летия Кишинёва, которое согласно советской историографии приходилось на 1966 год. Памятник представляет собой 11-метровый прямоугольный в плане постамент из тёмно-красного гранита, увенчанный 3-метровой бронзовой фигурой рабочего — борца за народное счастье. Его правая рука со сжатым кулаком поднята вверх. У основания колонны — два барельефа, символизирующих борьбу за Советскую власть в Молдавии. На постаменте надпись:

ЛУПТЭТОРИЛОР ПЕНТРУ
ПУТЕРЯ СОВЕТИКЭ
БОРЦАМ ЗА ВЛАСТЬ
СОВЕТОВ

Авторы памятника — скульпторы А. Майко, И. Понятовский, Л. Фитов.

Географические координаты: 47°00′27″ с. ш. 28°49′40″ в. д.47.0076028° с. ш. 28.8277917° в. д. / 47.0076028; 28.8277917   

Мемориальные знаки на здании ж/д вокзала

24 апреля 1983 года на здании железнодорожного вокзала были установлены два мемориальных знака с текстами: «В честь проводов русских войск и болгарских ополченцев, отправившихся со станции Кишинёв 24 апреля 1877 года для участия в освобождении народов Балкан от османского ига» (Русско-турецкая война (1877—1878)) и «В память о революционной борьбе рабочих и солдат за власть Советов в Молдавии 1 (14) января 1918 года» (Румчерод).

Памятник Калинину

Памятник Калинину был установлен в 1977 году на проспекте Куйбышева (ныне Каля Ешилор) перед административным корпусом комбината искусственных кож и резинотехнических изделий.

Скульптор Н. Горёнышев, архитектор Н. Запорожан.

Бюст Карла Маркса

Бюст Карла Маркса был установлен в 1966 году перед корпусом экономического факультета Кишинёвского государственного университета на бульваре Карла Маркса. В настоящее время вместе с памятником Ленину, бюстом Димитрова и бывшей городской «Доской Почёта» находится на территории свободной экономической зоны «Молдэкспо».

Скульптор А. Майко, архитектор Ф. Наумов.

Памятник героям-комсомольцам

Установлен на бульваре Ренаштерий (бывший проспект Молодёжи). Памятник сооружён в 1959 году по инициативе и на средства молодёжи республики в честь юных патриотов, погибших в борьбе за свободу Советской Молдавии. Четырёхугольная гранитная колонна увенчана бронзовой скульптурой девушки с горящим факелом в правой руке, символизирующей Победу. В нижней части колонны — скульптурная группа из пяти фигур, олицетворяющих бесстрашие и стойкость советской молодёжи. Высота памятника — 14,5 м. В настоящее время у основания памятника прикреплена табличка с надписью «Eroilor Comsomolului Leninist».

Авторы — скульптор Л. Дубиновский, архитектор Ф. Наумов.

Мемориальный знак в честь Ф. Э. Дзержинского

Мемориальный знак в честь Ф. Э. Дзержинского был установлен^{[когда?]} перед специальной средней школой милиции МВД СССР им. Дзержинского, находившейся по улице его же имени. Сейчас улица носит название Асаки, а школа милиции преобразована в Академию им. Штефана чел Маре МВД Республики Молдова. Перед ней теперь установлен знак в честь Штефана чел Маре.

Памятник Димитрову

Памятник Георгию Димитрову в советское время находился перед Дворцом культуры профсоюзов Молдавии на Рышкановке. Памятник был установлен в 1980 году.

Авторы — скульптор Н. Горёнышев, архитектор — Ю. Василевич.

Российская империя

Памятник Пушкину

Замысел соорудить в Кишиневе памятник Пушкину возник ещё в 60-х годах XIX века, однако тогда осуществить его не удалось, хотя пожертвования были собраны. В 1880 году кишиневцы обратились к выдающемуся русскому скульптору Александру Михайловичу Опекушину с просьбой изваять для города памятник Пушкину. В это время скульптор как раз работал над его памятником для Москвы. Опекушин согласился сделать бюст, точную копию памятника А. С. Пушкина. Вот строки из ответа скульптора: «Позвольте предложить Вам бюст колоссальный, то есть голова в ту же величину и с той же модели, что и на Московской Пушкинской статуе».

В 1881 году выполненный Опекушиным бюст поэта доставили в Кишинёв по железной дороге. Позже под наблюдением скульптора была высечена гранитная колонна с пьедесталом. Сооружением памятника в 1881—1885 годах занималась специальная комиссия. Одним из активных участников кампании по установке памятника был пушкинист А. Н. Шимановский. 26 мая 1885 года, в день рождения поэта при огромном стечении народа памятник был открыт в одной из боковых аллей парка. Как свидетельствуют фотографии и гравюры того времени, памятник сначала был окружен цепями. В середине 50-х годов XX века памятник был перенесён в центр парка и установлен на оси Аллеи Классиков. Это был один из первых памятников Пушкину, являющийся точной копией верхней части статуи, установленной в центре Москвы.

Географические координаты: 47°01′30″ с. ш. 28°49′42″ в. д.47.0251083° с. ш. 28.8286028° в. д. / 47.0251083; 28.8286028   

См. также

• Аллея Классиков
• Музеи Кишинёва
• Парки Кишинёва

Ссылки

• [oldchisinau.com/buildings/monuments/ Памятники Кишинёва. Старые фотографии.]

Отрывок, характеризующий Памятники Кишинёва

– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.