Памятник «Немцам России»

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Памятник «Немцам России» — монумент, установленный на Левашовском кладбище в память о российских немцах.





Большой террор в отношении немецкого населения

2 июля 1937 года — года 20-летнего юбилея Великой Октябрьской Социалистической Революции, органов ВЧК-ОГПУ-НКВД и первых выборов в Верховный Совет СССР по новой (сталинской) конституции, политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о начале общегосударственной «операции по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов и уголовников». По устному свидетельству жертв террора, достаточным поводом для попадания в категорию «немцев» было «немецкое» звучание фамилии или просто знание немецкого языка[1].

По плану, утверждённому в приказе по Ленинградской области, специально созданная Особая тройка УНКВД должна была, начиная с 5 августа, в течение четырёх месяцев осудить по «первой категории» к расстрелу 4000 человек, а по «второй категории» — к заключению в лагеря и тюрьмы − 10 000 человек [2]

Аресты начались 29 июля. С осени операция постепенно стала распространяться на некоторые категории советских немцев и других граждан, обвиняемых в связях с Германией и шпионаже в её пользу. По «немецкой операции» в течение 1937—1938 гг. было осуждено 55 005 чел., из которых 41 898 приговорены к расстрелу[3]. У многих жителей Петербурга эти мероприятия ассоциируется с так называемым «Большим домом» (зданием управления госбезопасности). Дом построен на месте здания Окружного суда, известного, в том числе, участием выдающегося правозащитника А. Ф. Кони в проходивших здесь судебных процессах, нередко оканчивавшихся оправданием обвиняемых на суде бедняков и революционеров. В Февральскую революцию здание суда было сожжено народом дотла[1].

Ежегодно 30 октября, в День памяти жертв политических репрессий, aдминистрация С.-Петербурга организует автобусные поездки в Левашово и проводит церемонии возложения венков к памятникам[2][4].

Официальные документы (пример)

История создания памятника

Памятник был установлен в январе 1998 года Советом Немецкого общества Санкт-Петербурга (председатель В. Дехерт). На церемонии выступили председатель комитета по труду и социальной защите мэрии Санкт-Петербурга Владимир Дербин, исполняющий обязанности консула ФРГ г-н Шмидт, представители немецкого Общества Август Кнот и Рудольф Рауш, руководитель СПб НИЦ «Мемориал» [5] Вениамин Иоффе. Службу провели пасторы Евангелической Лютеранской Церкви.

Памятник был освящен 23 мая 1998 года.[2]

Автором первого проекта памятника был скульптор Гаральд. Макет памятника представлял собой согбенную фигуру, несущую на плечах крест. По финансовым соображениям этот проект реализовать не удалось.

Существующий памятник был создан по проекту Витольда Муратова, изготовление его было организовано Шефером В. И., а в финансировании приняли участие Генеральный консул ФРГ в Петербурге Дитер Боден, епископ Кречмар и директор русско-немецкого детского сада Н. А. Белоглазова. Администрация мэрии Петербурга приняла активное участие в реализации проекта и оказывала ему всяческую поддержку.

Иллюстрации

См. также

Напишите отзыв о статье "Памятник «Немцам России»"

Примечания

  1. 1 2 Sankt Petersburg — Die gebaute Utopie: «DU»—Die Zeitschrift der Kultur. — Heft Nr.12. Dezember 1998
  2. 1 2 3 Администрация С.-Петербурга, Комиссия по восстановлению прав реабилитированных жертв политических репрессий. Левашовское мемориальное кладбище (брошюра), С.-Петербург, 1999 Изд-во «ДЕАН».ГПП «Печатный Двор».167-3000
  3. [www.index.org.ru/journal/26/ter26.html «Большой террор»: 1937—1938. Краткая хроника]
  4. В среде коренного населения — старожилов Ленинграда — бытует мнение, что в подвалах «Большого дома» установлена мясорубка, которая в годы «Большого террора» использовалась для уничтожения трупов казнённых, продукция которой спускалась в канализационный коллектор, выходящий в Неву у Литейного моста. Эта легенда никак официально не комментируется и пока не поддаётся ни подтверждению, ни опровержению. Но, по словам некоторых очевидцев (А.Райкин), в эти времена по утрам у моста, выше по течению Невы, можно было видеть катер, разгоняющий по поверхности реки красное пятно. В связи с этим в годы Перестройки именно здесь, на спуске к воде у Литейного моста, в День Памяти жертв политических репрессий (30 октября) собирались люди, которые опускали в воду памятный похоронный венок.
  5. Международное историко- просветительное, правозащитное и благотворительное общество «Мемориал» — Санкт-Петербургский научно-исследовательский центр «Мемориал»

Ссылки

Отрывок, характеризующий Памятник «Немцам России»

«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.