Памятник Адаму Мицкевичу (Львов)
| Памятник | |
| |
| Страна | Украина |
| Город | Львов |
| Автор проекта | Антон Попель |
| Скульптор | Антон Попель |
| Строительство | 1899—1904 годы |
| Статус | Охраняется государством |
| Высота | 21 м |
| Материал | гранит, бронза |
|
Объект внесён в государственный реестр памятников Украины. Памятник истории Украины национального значения. Охранный номер: 130009-Н[1] |
Памятник Адаму Мицкевичу или Колонна Адама Мицкевича (польск. Kolumna Adama Mickiewicza we Lwowie, укр. Пам'ятник Адаму Міцкевичу) — историко-культурная достопримечательность центральной части Львова, находящаяся на площади, носящей имя поэта.
Высота памятника 21 метр, фигуры Мицкевича — 3,3 метра. Языки пламени на вершине колонны позолочены.
Содержание
История
Идея сооружения памятника Адаму Мицкевичу выдвигалась польской общественностью Львова сразу же после смерти поэта. Однако эта идея была реализована гораздо позже, после того, как в последней трети XIX века выкристаллизовался культ Мицкевича как национального гения польского народа.
10 декабря 1898 года, в год 100-летия со дня рождения поэта, были объявлены результаты конкурса, в котором участвовали 28 проектов сооружения памятника во Львове. Победил проект Антона Сулимы Попеля, который воплотил концепцию писателя Адама Креховецкого: оригинальность состояла в том, что памятник имел форму колонны, и этим отличался от монументов Мицкевичу в Варшаве и Кракове (оба — 1898). На окончательный проект, очевидно, повлиял венский памятник Мицкевичу (1896): в фигуре поэта был повторён жест правой руки, застывшей в воздухе. Именно этот жест связал во львовском памятнике фигуры поэта и ангела, слетающего с лирой. Диагональный ритм композиции подчёркнут пересекающимися прямыми: левое крыло ангела — лира — драпировка плаща поэта; правое крыло — нога ангела. Вертикали (торс — драпировка ангела, фигура поэта) в сочетании с диагоналями создают композиционную гармонию скульптурной пары.
Колонна Mицкевича должна была находиться на границе Марийской (иначе — Марьяцкой, ныне пл. Мицкевича) площади и Гетманских Валов (проспект Свободы), где она бы иначе воспринималась в пространстве, знаменуя начало главной аллеи и создавая ось колонна — Оперный театр. В 1903 году уже проводились земляные работы, готовилась укладка фундамента под гранитные блоки, когда разлилась заключённая в этом месте под землю Полтва. Река заставила принять радикальное решение перенести место строительства колонны Мицкевича в центр площади, где уже находились фонтан и скульптура Богоматери. Из опасений нового разлива Полтвы на место строительства свозилось много песка из-за чего некоторое время площадь называли «львовской Сахарой».
Колонна была выполнена из гранита, добытого неподалёку от Милана. Ныне, покрытая зеленоватой патиной скульптурная группа удачно соединяется с фоном материала колонны, мягким, охристо-розовым с зелёным оттенком.
Колонна Мицкевича сначала доминировала в пространстве, выступая как организующее звено площади, на которой преобладали трёхэтажные здания в духе эклектики. В 1909 году было сооружено монументальное здание на углу площади и улицы Коперника. Ещё большую конкуренцию памятнику как доминанте площади составил первый львовский «небоскрёб» — дом Шпрехера (1921).
Открытие 30 октября 1904 года памятника имело большое национально-культурное значение для польской общины Львова.
См. также
Напишите отзыв о статье "Памятник Адаму Мицкевичу (Львов)"
Литература
- Сьомочкін І. Пам`ятник Міцевичу у Львові // Галицька брама, вересень 1997, № 9 (33). — С. 12 — 13.
Ссылки
- [www.castles.com.ua/index.php?id=mickewicz Памятник Мицкевичу (на укр.)]
Примечания
- ↑ [zakon1.rada.gov.ua/cgi-bin/laws/main.cgi?page=1&nreg=928-2009-%EF Постанова від 3 вересня 2009 р. N 928 «Про занесення об'єктів культурної спадщини національного значення до Державного реєстру нерухомих пам’яток України»] (укр.)
Отрывок, характеризующий Памятник Адаму Мицкевичу (Львов)
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.
С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
