Памятник Владимиру Великому (Москва)

Памятник
Памятник Владимиру Великому
Страна	Россия
Город	Москва
Автор проекта	С.А. Щербаков
Строительство	2015—2016 годы
Высота	17,5 м

Па́мятник Влади́миру Вели́кому — монументальное сооружение, которое планируется установить в Москве.

В начале 2015 года появилась информация о планах установить в Москве, на Воробьёвых горах, ко Дню народного единства 4 ноября 2015 года, памятник князю Владимиру Святославичу, приуроченный к тысячелетию со дня его кончины. Проект памятника великому князю киевскому, при котором в 988 году произошло крещение Руси, уже на стадии разработки вызвал бурную реакцию общественности.

11 февраля 2015 года Российское военно-историческое общество обнародовало информацию о том, что оно провело конкурс, на который было представлено 10 проектов — комиссия во главе с архимандритом Тихоном тайным голосованием остановила свой выбор на одном из двух проектов мастерской народного художника РФ Салавата Щербакова (архитектор Василий Данилов).

Открытие памятника запланировано на 4 ноября 2016 года.

Существует мнение, что проект представляет собой своеобразный «ответ» киевскому памятнику Владимиру Великому авторства Петра Клодта.

Первый предполагаемый адрес

Было объявлено, что монумент высотой 24 метра и весом 330 тонн должен быть установлен на Воробьёвых горах, у бровки холма — там, где находится популярная среди москвичей смотровая площадка. Был объявлен сбор средств на строительство, 25 февраля установку памятника поддержала Московская городская дума.

Однако территория, идущая от смотровой площадки и ниже, вплоть до Москвы-реки, относится к природному заказнику «Воробьевы горы» и имеет статус особо охраняемой природной территории, не позволяющий проведения работ строительного характера — за исключением прямо относящихся к деятельности заказника. Также опасения вызывает выбор зоны, характеризующейся опасностью развития оползневых процессов (из более чем 400 миллионов рублей, нужных для установки памятника, не менее 300 требуется на работы по укреплению склона).

Ввиду того, что Мосгордумой не был проведен ни положенный по закону открытый конкурс проектов, ни экологическая экспертиза, а само сооружение памятника на этом месте вступает в противоречие с законодательством об охране культурного наследия, вмешивается в устоявшийся архитектурный ансамбль и фактически ликвидирует ценность смотровой площадки с её устоявшимися видами города, москвичи начали сбор подписей с требованием остановки проекта. 21 апреля было объявлено о создании общегородской коалиции в защиту Воробьёвых гор. К началу июня петицию подписало почти 60 тысяч человек. Также была создана петиция в поддержку решения Мосгордумы об установлении памятника, которую к концу мая подписали 52 тысячи человек.

Общественное движение «Архнадзор» предложило альтернативные варианты для установки памятника, сам скульптор Салават Щербаков не настаивает на смотровой площадке Воробьевых гор: «Москва — прекрасный город, мест для размещения очень много», при этом автор памятника готов скорректировать его размеры.

В конце мая смотровая площадка была огорожена, на ней, без разрешения на строительство и положенных по закону согласований, начались работы, при этом появилась информация, что начался демонтаж дорогостоящей интерактивной плитки, уложенной во время работ по капитальному благоустройству смотровой площадки во второй половине 2014 года. При том, что конкурс на отбор строительной организации завершился 26 мая, 21 мая 2015 года Департамент строительства Москвы выдал разрешение на работы, что является явным нарушением законодательства.

Второй предполагаемый адрес

В августе 2015 года московское правительство предложило москвичам выбрать место установки памятника путём голосования в мобильном приложении «Активный гражданин»: в качестве вариантов предлагались Лубянская площадь, Москворецкая набережная вдоль Зарядья и Боровицкая площадь — несмотря на то, что этот участок входит в охранную зону памятника Всемирного наследия ЮНЕСКО Московский Кремль и возведение там каких-либо новых объектов законодательно запрещено (одно время там планировалось возведение депозитария музея-заповедника «Московский Кремль», в 2010 году власти отказались от этого проекта). Высота Кремлёвской стены колеблется от 5 до 19 метров, высота основного четверика Боровицкой башни — чуть более 16,5 метров.

Для выполнения планов по установке памятника участок площадью 7 тысяч м² по адресу Манежная улица, владение 7, по запросу мэра города Сергея Собянина был передан из федеральной собственности в городскую — не дожидаясь ответа на запрос о возможности реализации проекта в этом месте, поданный властями в ЮНЕСКО ранее. В ночь на воскресенье 16 октября 2016 года на Боровицкой площади начался монтаж монумента.

Петиция против установки памятника на Боровицкой площади

В 2015 году депутатом Московской городской Думы по округу, в котором планируется установка памятника Владимиру, Еленой Шуваловой создана петиция на площадке Change.org, адресованная Генеральному директору ЮНЕСКО Ирине Боковой и Президенту Российской Федерации Владимиру Путину с просьбой предотвратить установку памятника Киевскому князю Владимиру на Боровицкой площади у Московского Кремля.

Ссылки

• [www.svoboda.org/content/transcript/27052167.html Битва за Воробьевы горы: о памятнике князю Владимиру.] // «Радио Свобода», 3 июня 2015.

Отрывок, характеризующий Памятник Владимиру Великому (Москва)

Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.