Памятник Леониду Трефолеву (Ярославль)

Памятник
Памятник Л. Трефолеву
Страна	Россия
Город	Ярославль
Координаты	57°37′39″ с. ш. 39°53′16″ в. д.57.6276056° с. ш. 39.8879361° в. д. / 57.6276056; 39.8879361
Автор проекта	скульптор А. Н. Черницкий
Строительство	???—1958 годы
Статус	охраняется государством

Памятник Л. Н. Трефолеву расположен в Ярославле на пересечении улиц Андропова и Трефолева в сквере перед Казанским монастырём.

Скульптор А. Н. Черницкий.

История создания

Известный ярославский историк и краевед, писатель и поэт Леонид Николаевич Трефолев родился в уездном городе Любиме Ярославской губернии. Позднее он учился в Ярославле в гимназии, в Демидовском юридическом лицее, после окончания которого работал помощником редактора Ярославских губернских ведомостей, занимался литературной деятельностью. Память о нём решено было увековечить, поставив памятник на улице, где он жил.

Описание памятника

Памятник представляет собой бюст Л. Н. Трефолева, установленный на строгом прямом постаменте. На постаменте имеются барельефы с изображением героев произведений Л. Трефолева — ярославских горожан, крестьян и, конечно, бурлаков, чью нелёгкую долю описывал поэт. Место выбрано неслучайно. Здесь на бывшей Варваринской улице в 1870-х годах жил и творил Трефолев. В его стихах есть такие строки: «Как на улице Варваринской спит Касьян, мужик Камаринский».

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  «Когда я на почте служил ямщиком» — левый барельеф

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  «Дубинушка» — барельеф с тыльной стороны постамента

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Правый барельеф

Источники

• Жельвис В. И. Прогулки по Ярославлю: Путеводитель. — Ярославль: Верхняя Волга, 2001.
• Козлов П. И., Маров В. Ф. Ярославль. — Ярославль: Верхне-Волжское книжное издательство, 1988.

Отрывок, характеризующий Памятник Леониду Трефолеву (Ярославль)

Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.