Памятник Николаю Гикало, Асланбеку Шерипову и Гапуру Ахриеву

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Памятник
Памятник борцам революции Николаю Гикало, Асланбеку Шерипову и Гапуру Ахриеву
Страна Россия
Местоположение Город Грозный, площадь Дружбы Народов
Скульптор Иван Бекичев
Архитектор Зиновий Беркович
Дата постройки 1973 год
Материал Гранит

Памятник борцам революции Николаю Фёдоровичу Гикало, Асланбеку Джемалдиновичу Шерипову, Гапуру Саидовичу Ахриеву — памятник в городе Грозном на площади Дружбы Народов. Симолизирует братство русского, чеченского и ингушского народов.[1]





Описание памятника

Монумент расположен в городе Грозном на площади Дружбы Народов. Памятник трёхфигурный. Фигуры выполнены в полный рост из блоков серого гранита Корнинского месторождения (Житомирская область, Украинская ССР, СССР). От грудной области и далее вниз фигуры слиты и не детализированы.

Высота фигур 6,4 метра. Низ монумента (3,7 х 3 метра) находится на основании, составленном из блоков (1 х 1 метр) красного гранита с общими размерами 8 х 6 метров. Монумент расположен на площадке, покрытой мраморными плитками, около памятника разбиты клумбы.[2]

В нижней части обратной стороны памятника высечены имена скульптора Ивана Бекичева и архитектора Зиновия Берковича.

Николай Гикало

В центре монумента изображён русский революционер, убеждённый партийный работник и руководитель народных масс Николай Гикало. Он изображён в пальто, без головного убора, в руке у него бумаги, взгляд направлен вперёд.

Николай Гикало являлся активным борцом за Советскую власть на Северном Кавказе, в 1918 — 1920 годах руководил грозненскими большевиками, являлся Председателем Грозненского Совета, командующим Грозненской Красной Армией и обороной Грозного во время Стодневных боёв, руководил партизанским движением в Терской области, в дальнейшем являлся партийным руководителем Северо-Кавказского края, Узбекистана, Азербайджана, Белоруссии.

Асланбек Шерипов

С левой стороны памятника изображён чеченский революционер Асланбек Шерипов. Он изображён в бурке и папахе. Устремлённый взгляд, положение бурки передают темпераментность народного трибуна, вождя чеченской бедноты, взгляд направлен вперёд.

Асламбек Шерипов являлся одним из руководителей борьбы за Советскую власть на Северном Кавказе, организовал и командовал чеченской Красной Армией, в 1918 году являлся членом Терского Народного Совета. Погиб в бою.

Гапур Ахриев

С правой стороны памятника изображён ингушский революционер Гапур Ахриев. Он изображён в черкеске, без головного убора. Сосредоточенный взгляд, спокойное лицо выражают образ волевого и целеустремлённого руководителя ингушской бедноты, взгляд направлен вперёд.

Гапур Ахриев являлся одним из руководителей борьбы за Советскую власть на Северном Кавказе, в 1918 году назначен народным комиссаром по делам национальностей и контроля Терского Народного Совета.

История памятника

Впервые идея установки памятника борцам революции — героям Стодневных боёв за Грозный была озвучена в постановлении бюро Чечено-Ингушского обкома КПСС и Оргкомитета по Чечено-Ингушской АССР от 12 октября 1957 года. В последующие годы несколько раз рассматривались проекты памятника.

3 февраля 1967 года бюро Чечено-Ингушского обкома КПСС и Совет министров Чечено-Ингушской АССР приняли постановление о сооружении памятника героям Гражданской войны — борцам революции. За основу был принят проект скульптора Ивана Бекичева и архитектора Зиновия Берковича.

Строительство памятника осуществляла Передвижная механизированная колонна № 921 «Чечингсельстроя».

Открытие памятника состоялось 29 апреля 1973 года (а вовсе не 30).[3][4][5]

13 марта 1990 года памятник признан объектом культурного наследия и поставлен на государственную охрану.

В 1995 году в ходе военных действий памятник получил повреждения. В ходе боевых действий 2000 года памятник подвергся частичному разрушению (у памятника была отсечена верхняя часть). В апреле 2004 года коллективом и на средства грозненского предприятия ОАО «Нурэнерго» (дочерняя компания ОАО РАО «ЕЭС России») памятник восстановлен по проекту известного в Чеченской Республике скульптора Абдуллы Сулейманова.[6] 7 мая 2004 года состоялось открытие восстановленного монумента. Открытие приурочили к дню инаугурации Президента России Владимира Путина.[7]

5 октября 2008 года состоялось открытие площади Дружбы Народов и проспекта Владимира Путина после реконструкции. В результате проведённых работ, памятник был оборудован подсветкой.[8]

Напишите отзыв о статье "Памятник Николаю Гикало, Асланбеку Шерипову и Гапуру Ахриеву"

Примечания

  1. [kulturnoe-nasledie.ru/monuments.php?id=2000000197 Памятник борцам революции Гикало Н.Ф., Шерипову А.Д., Ахриеву Г.С.]
  2. kulturnoe-nasledie.ru/upload/pas/2000000197/imgpas_001.jpg Памятники истории и культуры СССР. Паспорт памятника борцам революции Н. Ф. Гикало, А. Д. Шерипову, Г. С. Ахриеву.
  3. Н. В. Воронов. Советская монументальная скульптура 1960 — 1980. М., «Искусство», 1984, страница 147
  4. М. Крюков. Площадь Дружбы. «Правда», 1973, 5 мая
  5. В. Марзиев. Героям Гражданской. «Комсомольское племя», 1973, 1 мая
  6. [www.memo.ru/hr/hotpoints/caucas1/msg/2004/04/m22087.htm Грозный. "ЕЭС России" восстанавливает памятник Дружбы народов.]
  7. [www.kavkaz-uzel.ru/articles/55048/?print=true В Грозном открыт памятник Дружбы народов]
  8. [chechnya.gov.ru/page.php?r=126&id=3998 Реконструкция проспекта Победы выполнена на 30%]

Отрывок, характеризующий Памятник Николаю Гикало, Асланбеку Шерипову и Гапуру Ахриеву

– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.
– Пуста!
Он кинул бутылку англичанину, который ловко поймал ее. Долохов спрыгнул с окна. От него сильно пахло ромом.
– Отлично! Молодцом! Вот так пари! Чорт вас возьми совсем! – кричали с разных сторон.
Англичанин, достав кошелек, отсчитывал деньги. Долохов хмурился и молчал. Пьер вскочил на окно.
Господа! Кто хочет со мною пари? Я то же сделаю, – вдруг крикнул он. – И пари не нужно, вот что. Вели дать бутылку. Я сделаю… вели дать.
– Пускай, пускай! – сказал Долохов, улыбаясь.
– Что ты? с ума сошел? Кто тебя пустит? У тебя и на лестнице голова кружится, – заговорили с разных сторон.
– Я выпью, давай бутылку рому! – закричал Пьер, решительным и пьяным жестом ударяя по столу, и полез в окно.
Его схватили за руки; но он был так силен, что далеко оттолкнул того, кто приблизился к нему.
– Нет, его так не уломаешь ни за что, – говорил Анатоль, – постойте, я его обману. Послушай, я с тобой держу пари, но завтра, а теперь мы все едем к***.
– Едем, – закричал Пьер, – едем!… И Мишку с собой берем…
И он ухватил медведя, и, обняв и подняв его, стал кружиться с ним по комнате.


Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.