Памятник Николаю Некрасову (Ярославль)

Памятник
Памятник Н. А. Некрасову
Страна	Россия
Город	Ярославль
Координаты	57°37′57″ с. ш. 39°53′33″ в. д.57.6326333° с. ш. 39.8926444° в. д. / 57.6326333; 39.8926444
Автор проекта	Г. И. Мотовилов
Строитель	Л. М. Поляков
Строительство	???—1958 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7610009000

Памятник Некрасову посвящён Николаю Алексеевичу Некрасову — русскому поэту, писателю, публицисту, учившемуся в Ярославле, и расположен в конце Волжского бульвара, в месте пересечения Первомайской улицы и Волжской набережной.

Расположение

Место для памятника выбрано очень удачно: отсюда открывается дивный вид на Волгу, которую так любил Некрасов. «Я лиру посвятил народу своему», — начертано на постаменте, здесь же и барельефы на сюжеты произведений поэта.

История создания

Монумент был установлен в 1958 году по проекту скульптора Г. И. Мотовилова и архитектора Л. М. Полякова. Ярославцы давно мечтали о памятнике поэту в родном городе. В начале XX века неоднократно устраивались кампании по сбору средств на установку монумента, но собранных сумм всегда не хватало. Осуществить желаемое смогли лишь спустя 80 лет после кончины поэта.

Описание памятника

Памятник расположен на Волжской набережной, в конце Первомайского бульвара. Некрасов стоит во весь рост, его взгляд обращён к Волге. Поэт словно любуется рекой, которой посвятил строки «О, Волга!.. Колыбель моя! Любил ли кто тебя, как я?». Рядом с вертикальным постаментом находится горизонтальная стела с изображением героев некрасовских произведений: здесь и мужичок с ноготок, и Арина — мать солдатская, и крестьяне, искавшие «кому живётся весело, вольготно на Руси», и Гриша Добросклонов. Стоя у памятника, словно перечитываешь произведения Николая Алексеевича. Вся композиция установлена на широкой, облицованной гранитом, площадке.

Источники

• Жельвис В. И. Прогулки по Ярославлю: Путеводитель. — Ярославль: Верхняя Волга, 2001
• Ярославль / Под ред. Мейеровича М. Г. — Ярославль: Ярославское книжное издательство, 1961.

Отрывок, характеризующий Памятник Николаю Некрасову (Ярославль)

О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.