Памятник Петру Столыпину (Москва)

Достопримечательность
Памятник Петру Столыпину В Москве Памятник Петру Столыпину в Москве
Президент России В. Путин и председатель Правительства России Д. Медведев возлагают цветы к подножию только что открытого памятника П. А. Столыпину 27 декабря 2012 года
Страна	Россия
Пересечение улиц Новый Арбат и Конюшковской	г. Москва
Координаты	55°45′12″ с. ш. 37°34′28″ в. д.55.7535278° с. ш. 37.5745944° в. д. / 55.7535278; 37.5745944

Па́мятник Столы́пину в Москве́ — бронзовая скульптура на постаменте в центре Москвы в память о государственном деятеле Российской империи Петре Столыпине. Установлен 27 декабря 2012 года у Дома Правительства Российской Федерации на пересечении улиц Новый Арбат и Конюшковской в связи со 150-летием со дня рождения Столыпина.

Предыстория

В 2002 году комиссия по монументальному искусству при Московской городской думе уже рассматривала возможность установки памятника Столыпину, однако тогда эксперты сочли, что одного памятника реформатору в Санкт-Петербурге достаточно. Вместо этого в Москве было решено поставить памятник Хансу Кристиану Андерсену, который так и не был установлен из-за кризиса.

В октябре 2010 года был образован оргкомитет по подготовке к празднованию 150-летия со дня рождения Столыпина. В его состав вошли представители правительства, Госдумы, администрации президента России, федеральных и региональных органов власти.

Утверждение

В марте 2011 года комиссия по монументальному искусству единогласно одобрила идею установки памятника реформатору Петру Столыпину в Москве, без определения источников финансирования проекта. Решение об установке памятника было утверждено мэром Москвы С. Собяниным 2 июня 2011 года.

В творческом состязании под патронажем Минкульта участвовали 35 проектов скульпторов из Москвы, Санкт-Петербурга, Саратова и Златоуста. Однако приз за первое место и право создания монумента Петру Столыпину досталось коллективу молодых скульпторов во главе с Антоном Плохоцким (кроме него, в коллектив входят его брат Михаил Плохоцкий, а также скульпторы Константин Филиппов и Владимир Олейников).

Позднее в коллектив были включены, народный художник России скульптор Салават Щербаков, заслуженный архитектор России Игорь Воскресенский, заслуженные художники России Константин Зубрилин и Николай Сидоров, выпускники Российской академии живописи, ваяния и зодчества Ильи Глазунова Ярослав Бородин, Андрей Коробцов.

Финансирование

По поручению Владимира Путина Сбербанк открыл счёт для сбора средств на памятник Петру Столыпину.

13 июня 2011 года премьер-министр России В. Путин предложил членам правительства пожертвовать личные средства на строительство памятника Петру Столыпину и подал первым личный пример, переведя в фонд одну свою месячную зарплату. Первым из российских министров, по примеру Путина, перевёл свою заработную плату за июль в размере 172 тысячи 84 рубля в фонд сооружения памятника министр финансов Алексей Кудрин.

К концу 2011 года было собрано 12 млн рублей. По сообщениям газеты «Смена», многие предприниматели и организации, говорившие о необходимости установки памятника, за редкими исключениями ощутимых средств не предоставили. При этом много средств было получено от простых граждан. Переводились даже небольшие суммы в размере 500 рублей из деревень со всей России от Калининграда до Камчатки.

К апрелю 2012 года, когда планировалось открытие памятника, отмечалось, что для завершения работ не хватало около 4 млн рублей. В результате дату открытия перенесли на ноябрь 2012 года.

Подготовка к установке

По изначальным данным правительства Москвы, памятник должен был быть установлен у Белого дома вблизи контрольно-пропускного пункта, расположенного со стороны улицы Конюшковской «с раскрытием композиции в сторону площади Свободной России».

В районе расположения будущего памятника был установлен закладной гранитный камень с информацией о том, что здесь в скором времени «будет сооружен памятник выдающемуся государственному деятелю Петру Аркадьевичу Столыпину в связи со 150-летием со дня его рождения» Камень установлен 13 июля 2011 года при участии Владимира Путина.

Однако, весной 2012 года появились сообщения, что место установки памятника будет перенесено на несколько сотен метров и монумент предлагается расположить на площади Свободной России.

Открытие

Открытие памятника Столыпину состоялось 27 декабря 2012 года и было приурочено к 150-летию со дня рождения государственного деятеля.

См. также

• Памятник Петру Столыпину (Киев)
• Памятник Петру Столыпину (Саратов)

Отрывок, характеризующий Памятник Петру Столыпину (Москва)

– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.