Памятник Суворову (Санкт-Петербург)

ск.: М.И.Козловский, Ф.Г.Гордеев; арх.: А.Н.Воронихин, К.И.Росси

Памятник фельдмаршалу А. В. Суворову. 1801

бронза. Высота 3,37 м

Суворовская пл., Санкт-Петербург

К:Скульптуры 1801 года

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810661000

Па́мятник Суво́рову — памятник русскому военачальнику, генералиссимусу Александру Васильевичу Суворову в Санкт-Петербурге.

Находится на Суворовской площади и части бывшего Царицына луга, напротив Троицкого моста, между зданиями Мраморного дворца и домом графа Салтыкова.

Памятник А. В. Суворову был установлен по повелению императора Павла I, в царствование которого полководец совершил свой знаменитый поход в Италию, за что и получил титул «князь Италийский».

На круглом гранитном пьедестале памятника размещена надпись: «Князь Италійскій, графъ Суворовъ-Рымникскій. 1801 г.».

Авторство памятника принадлежит скульптору М. И. Козловскому, который работал над монументом с 1799 по 1801 год. На пьедестале расположена фигура фельдмаршала в аллегорическом облике Марса, с поднятым мечом в правой руке и со щитом в левой, в античной одежде. Фигура А. В. Суворова выполнена из бронзы. При этом нередко отмечается, что памятник не имеет прямого портретного сходства с фельдмаршалом, а представляет собой скорее символический героико-эпический образ «великого полководца».

История расположения памятника

Изначально памятник фельдмаршалу располагался не на Марсовом поле, а на Мойке. В царствование императора Александра I памятник в 1818 году был перенесён на место, где он находится и в наши дни. Памятник Суворову — первый в России памятник некоронованной особе. До этого в России памятники воздвигали только царям и императорам.

Модель памятника Суворову хранится в московской Третьяковской галерее.

Библиография

• Путеводитель по С.-Петербургу: Репринтное воспроизведение издания 1903 года. — Л.: СП «ИКАР», 1991. ISBN 5-85902-065-1
• Гусаров А.Ю. Памятники воинской славы Петербурга. — СПб, 2010. — ISBN 978-5-93437-363-5.

Отрывок, характеризующий Памятник Суворову (Санкт-Петербург)

– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»