Памятник героям Первой мировой войны (Москва)

Памятник
Памятник героям Первой мировой войны
Памятник в день открытия
Страна	Россия
Город	Москва
Автор проекта	А. Н. Ковальчук
Строительство	2013—2014 годы

Памятник героям Первой мировой войны — памятник, открытый в Москве на Поклонной горе 1 августа 2014 года в честь столетия Первой мировой войны. Авторы монумента — скульпторы А. Ковальчук, П. Любимов, В. Юсупов, архитекторы М. Корси, С. Шленкина.

История

Решение об установке в Москве памятника героям Первой мировой войны было принято в апреле 2013 года.

Инициатором установки памятника и организатором проведения конкурса являлось Российское военно-историческое общество. Монумент было решено установить на Поклонной горе между Триумфальной аркой и музеем Великой Отечественной войны.

Конкурс начался 15 апреля и проходил в несколько этапов. В первом этапе участвовало участвовали 32 конкурсанта. 12 июля стартовал второй этап конкурса, в котором участвовало 15 работ. На сайте конкурса до 16 августа проводилось интернет-голосование, в котором приняло участие около 200 тысяч пользователей. Выставка проектов-финалистов проходила в Центральном музее Великой Отечественной войны. 18 сентября жюри объявило победителя конкурса. Им оказался проект скульптора Андрея Ковальчука. По итогам интернет-головосания этот проект вошел в пятерку лучших, набрав около 6 % голосов.

Российское военно-историческое общество проводило сбор пожертвований на сооружение памятника. Ими было собрано 97 миллионов рублей. Ещё 74 миллиона выделили московские власти.

Открытие

1 августа 2014 года состоялась торжественная церемония открытия памятника. Это было одно из главных мероприятий, приуроченных к 100-летию со дня вступления России в Первую мировую войну. В церемонии принял участие президент России Владимир Путин. Среди гостей присутствовали министр обороны Сергей Шойгу, мэр Москвы Сергей Собянин, патриарх Кирилл. На открытии памятника президент выступил с речью.

«Ровно век назад Россия была вынуждена вступить в Первую мировую войну. И сегодня мы открываем мемориал её героям — российским солдатам и офицерам. Открываем на Поклонной горе, которая хранит благодарную память о ратной славе русского воинства. Обо всех, кто на разных этапах истории государства российского защищал его независимость, достоинство и свободу», — сказал Владимир Путин.

Описание

По словам скульптора Андрея Ковальчука, памятник состоит «из двух элементов: русского солдата, прошедшего войну, честно выполнившего свой долг и ставшего георгиевским кавалером, и многофигурной композиции, олицетворяющей флаг России». На открытии памятника скульптор рассказал о своей задумке: «Главный солдат — это точно собирательный образ, причем, создавая его, я преднамеренно не стал делать молодого человека, а хотел показать немного глубже, раскрыть эту тему защиты Родины. И вот русский солдат, XX век, это Русско-японская война, Первая Мировая война, Гражданская война и Великая Отечественная война, и вот этот человек фактически мог пройти все эти войны. И вот такие люди — это настоящие герои, герои, которым сегодня отдается дань памяти, потому что, многие годы, многие десятилетия, у нас в стране не было ни одного памятника, посвященного Первой Мировой войне и этим людям».

Бронзовая фигура солдата, установленная на высокой колонне, выполнена в классическом стиле. Через его плечо перекинута скатка шинели и трёхлинейка, а грудь украшают Георгиевские кресты. На постаменте — Георгиевский крест, покрытый сусальным золотом.

Позади солдата многофигурная композиция: на фоне флага России офицер поднимает солдат в атаку. Рядом сестра милосердия спасает раненого. В группе солдат казак Козьма Крючков — первый награждённым Георгиевским крестом в Первую мировую войну. В образе сестры милосердия можно узнать великую княгиню Елизавету Фёдоровну.

Ссылки

• [1914.histrf.ru/ Официальный сайт]

Отрывок, характеризующий Памятник героям Первой мировой войны (Москва)

– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.
Когда солнце совершенно вышло из тумана и ослепляющим блеском брызнуло по полям и туману (как будто он только ждал этого для начала дела), он снял перчатку с красивой, белой руки, сделал ею знак маршалам и отдал приказание начинать дело. Маршалы, сопутствуемые адъютантами, поскакали в разные стороны, и через несколько минут быстро двинулись главные силы французской армии к тем Праценским высотам, которые всё более и более очищались русскими войсками, спускавшимися налево в лощину.


В 8 часов Кутузов выехал верхом к Працу, впереди 4 й Милорадовичевской колонны, той, которая должна была занять места колонн Пржебышевского и Ланжерона, спустившихся уже вниз. Он поздоровался с людьми переднего полка и отдал приказание к движению, показывая тем, что он сам намерен был вести эту колонну. Выехав к деревне Прац, он остановился. Князь Андрей, в числе огромного количества лиц, составлявших свиту главнокомандующего, стоял позади его. Князь Андрей чувствовал себя взволнованным, раздраженным и вместе с тем сдержанно спокойным, каким бывает человек при наступлении давно желанной минуты. Он твердо был уверен, что нынче был день его Тулона или его Аркольского моста. Как это случится, он не знал, но он твердо был уверен, что это будет. Местность и положение наших войск были ему известны, насколько они могли быть известны кому нибудь из нашей армии. Его собственный стратегический план, который, очевидно, теперь и думать нечего было привести в исполнение, был им забыт. Теперь, уже входя в план Вейротера, князь Андрей обдумывал могущие произойти случайности и делал новые соображения, такие, в которых могли бы потребоваться его быстрота соображения и решительность.