Памятник первопечатнику Ивану Фёдорову (Москва)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Памятник
Памятник первопечатнику Ивану Фёдорову
Страна Россия
Город Москва, Театральный проезд
Скульптор С. М. Волнухин
Архитектор И. П. Машков
Дата постройки 1909 год

Па́мятник первопеча́тнику Ива́ну Фёдорову — московский скульптурный памятник создателю первой русской датированной печатной книги; один из самых известных в городе. Установлен в 1909 году перед Китайгородской стеной, рядом с Третьяковским проездом; скульптор С. М. Волнухин, архитектурное оформление И. П. Машкова. Ныне расположен возле дома № 2 по Театральному проезду.





История создания

Подписка на сбор средств для установки памятника первопечатнику Ивану Фёдорову была открыта в 1870 году; инициатором установки являлось Московское археологическое общество. По ряду причин реализация идеи постоянно откладывалась; наконец в 1901 году[1] был объявлен конкурс на лучший проект. В нём приняли участие не только видные российские скульпторы, но и ваятели из Австро-Венгрии, Франции, Сербии и Болгарии. Популярный в начале XX века скульптор Н. А. Андреев также участвовал в конкурсе (совместно с архитектором И. В. Жолтовским), однако жюри объявило победителем проект С. М. Волнухина и И. П. Машкова (Волнухин представил несколько вариантов памятника, получив 1-ю и 2-ю премии[1]).

Торжественное открытие памятника состоялось 12 октября 1909 года в присутствии городских властей и представителей различных организаций и сопровождалось крестным ходом[1]. На следующий день у памятника появился анонимный венок с надписью «Первому мученику русской печати», намекавший на подвижничество первопечатника и те опасности, с которыми ему пришлось столкнуться в Москве.

Место для памятника было выбрано историческое: неподалёку (на Никольской улице) расположены палаты бывшего Государева Печатного двора, возведённые в XVII веке на месте печатни Ивана Фёдорова. Здесь, кстати, уже в петровское время вышла первая российская газета «Ведомости». Однако памятник сейчас стоит не там, где был установлен в 1909 году: сначала его в 1934 году при расширении Театрального проезда и сносе Китайгородской стены подвинули вглубь, затем, уже в 1990-е, при строительстве торгового комплекса «Наутилус», передвинули ближе к гостинице «Метрополь».

Художественные особенности

Не сохранилось ни одного прижизненного изображения Ивана Фёдорова; это обстоятельство, с одной стороны создавало дополнительные сложности при создании памятника, с другой — открывало возможности свободной художественной трактовки образа. Скульптор придал чертам лица Ивана Фёдорова спокойное и сосредоточенное выражение: он изображён в момент работы, рассматривающим свежий оттиск страницы «Апостола». Левой рукой он придерживает печатную наборную доску. Несмотря на принадлежность к духовенству (Иван Фёдоров был дьяконом одной из церквей в Кремле), первопечатник представлен в мирской одежде; более того, скульптор изобразил его с ремешком, перехватившим волосы — деталь, характеризующая принадлежность к ремесленникам. В XVI веке многие представители низшего духовенства были вынуждены заниматься каким-либо ремеслом, чтобы не впасть в нищету. Костюм Фёдорова Волнухин изображал на основе консультаций с историком И. Е. Забелиным[1].

Постамент решён Машковым в простой, лаконичной форме и по высоте в два раза превышает скульптурную фигуру, чтобы силуэт Фёдорова возвышался над Китайгородской стеной и смотрелся на фоне неба[1]. На передней стороне постамента из чёрного полированного лабрадорита надпись: «Николы Чудотворца Гостунского диакон Иван Фёдоров»; под ней указана дата начала печатания «Апостола» — 19 апреля 1563 года (книга увидела свет 1 марта 1564 года; эту дату принято считать началом книгопечатания на Руси). В центре пьедестала на отлитой из бронзы доске изображён печатный знак Ивана Фёдорова: рука, держащая щит с буквами «И» «Ф»; между ними изогнутая полоса в виде латинской «S», над нею — деталь, напоминающая наконечник стрелы. Исследователи расшифровывают эти стилизованные изображения как изгиб реки (в соответствии с древним изречением «книги — суть реки, наполняющие вселенную») и угоьник — инструмент, использовавшийся при наборе букв. Однако Иван Фёдоров такой знак стал использовать для обозначения своих изданий позже, уже обосновавшись во Львове; после того, как был сожжён московский печатный двор в 1565 году Иван Фёдоров вместе со своим помощником Петром Мстиславцем вынуждены были бежать из Москвы.

С обратной стороны пьедестала помещена цитата из послесловия к изданной им книге: «Первее нача печатати на Москве святые книги» и девиз первопечатника:

Ради братии моих и ближних моих.

Интересные факты

  • Никольская улица, неподалёку от которой расположен памятник, издавна славилась своими книжными магазинами и являлась крупнейшим в дореволюционной Москве центром книжной торговли.
  • В 40-е — 60-е годы XX века изображение памятника часто появлялось на плакатах, сообщавших о московских книжных базарах.
  • В кинофильме «Место встречи изменить нельзя» Шарапов встречался у памятника с Аней.

См. также

Напишите отзыв о статье "Памятник первопечатнику Ивану Фёдорову (Москва)"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Бранденбург Б. Ю., Татаржинская Я. В., Щенков А. С. Архитектор Иван Машков. — М.: Русская книга, 2001. — С. 66-67. — 136 с. — ISBN 5-268-00413-1.

Литература

Путеводители
  • Экскурсии по Москве / Под ред. И. Романовского. — М.: Московский рабочий, 1959. — 520 с. — 30 000 экз. (в пер.)
  • Векслер А. Г. Десять маршрутов по Москве: Путеводитель. — Изд. 2-е, доп. и перераб. — М.: Московский рабочий, 1985. — 256, [32] с. — 75 000 экз. (обл.)
  • Бродский Я. Е. Москва от А до Я: Памятники истории, зодчества, скульптуры. — М.: Московский рабочий, 1994. — 320 с. — 10 000 экз. — ISBN 5-239-01346-2. (в пер., суперобл.)

Ссылки

  • Алексей Митрофанов. [www.mosteens.ru/ru/city/history/monuments/index.php?id4=22426 Памятник Ивану Федорову, первопечатнику] на сайте «Портал для молодёжи города Москвы». Цитаты из газет 1909 года.
  • [rusmilestones.ru/day/show/?id=14037&day=8&mounth=2& Памятник первопечатнику Ивану Фёдорову] на сайте «Вехи культуры» (при поддержке ГИВЦ Роскультуры)
  • [www.mirvokrug.com/moscow/pano.php?id=64 Сферическая панорама от памятника] на июнь 2007 года на сайте «Мир вокруг»

Координаты: 55°45′32″ с. ш. 37°37′24″ в. д. / 55.759028° с. ш. 37.623472° в. д. / 55.759028; 37.623472 (Памятник Ивану Фёдорову) (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=55.759028&mlon=37.623472&zoom=14 (O)] (Я)

Отрывок, характеризующий Памятник первопечатнику Ивану Фёдорову (Москва)


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.