Памятник финским красногвардейцам (Выборг)

Па́мятник фи́нским красногвардейцам — стела из серого гранита высотой около 4 метров и шириной около шести метров, установленная в Выборге на братской могиле расстрелянных в 1918 году войсками генерала Маннергейма финских красногвардейцев и гражданского населения, заподозренного в связях с коммунистами (Выборгская резня).

История

В ходе Гражданской войны в Финляндии в Выборге белофиннами были проведены массовые расстрелы. Трупы убитых были свалены в овраг за городом, на так называемом «Собачьем кладбище», где хоронили домашних животных. Несмотря на то, что в самом центре города, у стен лютеранского кафедрального собора, 29 апреля 1921 года был открыт «Памятник героям» на могиле погибших финских белогвардейцев, власти воспрепятствовали установлению схожего по композиции, но меньшего по масштабам памятника их противникам, деньги на который собирались в том числе и путём продажи почтовых открыток: было выполнено только основание памятника, а дальнейшие работы прекращены по распоряжению министерства внутренних дел Финляндии. Готовый, но не установленный памятник был зарыт финскими властями в ходе военных действий в 1940 году и в дальнейшем утерян.

Ситуация изменилась в результате советско-финской войны (1939-1940), когда Выборг перешёл в состав СССР. Памятник на могиле белофиннов был демонтирован (с 1993 года на его месте установлена памятная плита с текстом на четырёх языках), зато братское захоронение финских красногвардейцев было благоустроено с торжественным открытием памятника 30 апреля 1961 года в присутствии финской делегации.

Памятник расположен при въезде в город, на 4-м километре Ленинградского шоссе. Авторы памятника: скульптор В.С. Чеботарев и архитектор А.М. Швер. Широкая лестница ведёт к высокой гранитной стеле с датой «1918», украшенной горельефами, изображающими финского и русского рабочих со склонёнными знамёнами в руках. На обратной стороне на русском и финском языках написано: «В знак пролетарской солидарности с трудовым народом Финляндии от трудящихся Советского союза. Апрель 1961». На гранитной плите перед стелой выбита надпись, также на двух языках: «Здесь лежат финские красногвардейцы, мужественные борцы за дело трудового народа Финляндии, расстрелянные финскими белогвардейцами и германскими интервентами в апреле-мае 1918 года. Вечная слава героям!». Рядом со стелой сохранилось и основание запрещённого к установке памятника 1920 года.

См. также

• Статуя Свободы (Финляндия)

Литература

• Дмитриев В.В. и др. Гражданская война в Финляндии. Выборг. 1918 год / Ред. Л.И. Амирханов. — СПб.: «Остров», 2012. — 120 с. — ISBN 5-94500-071-1.
• Кепп Е.Е. Выборг. Художественные достопримечательности / Ред. О.В. Казаков. — Выборг: «Фантакт», 1992. — 200 с.

Ссылки

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 4700000205

Отрывок, характеризующий Памятник финским красногвардейцам (Выборг)

– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.
Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.