Памятник 1200 гвардейцам

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 54°42′40″ с. ш. 20°29′25″ в. д. / 54.71111° с. ш. 20.49028° в. д. / 54.71111; 20.49028 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=54.71111&mlon=20.49028&zoom=14 (O)] (Я) Памятник 1200 гвардейцам в Калининграде — мемориал, братская могила и памятник воинам 11-й гвардейской армии, погибшим при штурме Кёнигсберга (ныне — Калининград). Памятник 1 200 гвардейцам в Калининграде был открыт 30 сентября 1945 года и стал одним из первых мемориалов, сооруженных во славу павших и в честь победы советского народа в Великой Отечественной войне.

Архитекторы — И. Д. Мельчаков и С. С. Нанушьян, скульпторы — П.Вайвада, Б.Петраускас, Б. Пундзюс, Р. Якимавичюс, К. Ярощунас, Константинас Богданас, работавшие под руководством Юозаса Микенаса.

Мемориал расположен на закрытом для движения транспорта участке Гвардейского проспекта. Участок проспекта, примыкающий к памятнику, является традиционным местом проведения военных парадов.





История

По советским данным, общие потери войск 3-го Белорусского фронта с 1 по 10 апреля 1945 года, которые вели активные боевые действия в этот период при штурме Кёнигсберга — 3 700 человек убитыми[1].

В еще не остывшем от боев Кёнигсберге началось сооружение памятника, который должен был достойно возвеличить подвиг солдат и стать вечной памятью благодарной Родины об ушедших в бессмертие её защитниках. Военный совет 11-й гвардейской армии по инициативе командующего генерал-полковника К. Н. Галицкого принял решение о сооружении памятника. В частях и подразделениях из вчерашних пехотинцев, танкистов, артиллеристов, сапёров были отобраны бывшие архитекторы, скульпторы, художники, поэты.

Им было поручено ответственное задание: продумать, каким должен быть памятник, подобрать выразительные средства, которые бы в полной мере восславили мужество советских воинов в их справедливой, героической борьбе против фашизма. Они рисовали эскизы, строили макеты, писали полные гордости и печали строки эпитафии. Созданное ими послужило основой для дальнейшей работы над памятником.

Для доработки проекта были приглашены московские архитекторы И. Мельчаков и Ф. Нарушьян, группа литовских скульпторов во главе с Ю. Микенасом. Прибывшие незамедлительно подключились к работе. Напряженный творческий процесс шёл в тесном контакте с непосредственными участниками сражения.

Учитывая сжатые строки, было решено применить как классические архитектурные элементы, так и то новое, что появилось в монументальном искусстве, при этом максимально используя близлежащие объекты и топографические элементы местности.

В окончательном варианте проекта определились три составные части мемориала: обелиск, две скульптурные группы и мемориальная стена. Их дополняли барельефы, эпитафии, надгробия, венки, бюсты. Сооружение приобрело характер архитектурно-скульптурного ансамбля. После большой подготовительной работы, накануне Дня Победы, 8 мая 1945 года, командующим 11-й гвардейской армии был издан приказ, в котором говорилось: "В целях увековечения памяти бойцов и командиров, погибших в боях с немецко-фашистскими захватчиками за город кёнигсберг, соорудить по утверждённым эскизам памятник и произвести перезахоронение воинов...". Начальником стройки назначили гвардии полковника М. С. Бевзо, главным инженером - инженер-капитана Н. М. Захваткин. Общее руководство, контроль и содействие строительство было поручено начальнику инженерных войск армии Герою Советского Союза гвардии полковнику М. Г. Григоренко, которому пришлось решать многие технические проблемы, связанные с сооружением мемориала, в том числе проводить гидрологическое исследование местности. Для памятника был выбран участок, расположенный вдали от шумных магистралей, тихий, спокойный, с густыми зелеными нарядом, меньше других пострадавший от боевых действий. 

Памятник 1 200 гвардейцам[2] стал первым советским памятником в Кёнигсберге (который тогда ещё не успели переименовать в Калининград) и, вообще, первым мемориалом, увековечившим подвиг советских солдат, павших в Великой Отечественной войне. Решение о его создании было принято военным советом 11-й гвардейской армии в начале мая 1945 года. Приказ о перезахоронении павших воинов в братскую могилу был подписан 8 мая 1945 года генерал-полковником К. Н. Галицким[3]. Торжественное открытие монумента состоялось 30 сентября 1945 года. В 1946 году были установлены скульптурные группы «Штурм» и «Победа».

9 мая 1960 года перед обелиском был зажжён вечный огонь.

В 1961 году, после XX съезда КПСС, с обелиска стесали изображение И. Сталина (оно присутствовало на рисунке медали «За победу над Германией») и заменили его изображением реверса медали. Также было убрано имя Сталина под его цитатой «Наше дело правое, мы победили».

Во время подготовки к празднованию 50-летия Победы в Великой Отечественной войне, в 1995 году, на покрытии Аусфальских ворот (расположенных в непосредственной близости от памятника) в память о погибших советских солдатах была построена православная часовня[4].

В 2000 году за памятником, где раньше имелось ещё одно воинское захоронение, был устроен небольшой парк Победы, а в 2005 году в рамках федеральной целевой программы развития Калининградской области была проведена реставрация памятника, в ходе которой профиль Сталина и его фамилия были возвращены на первоначальное место.

В настоящее время по заказу Агентства главного распорядителя средств бюджета Калининградской области идёт создание второй очереди парка Победы.

Композиция памятника

Культурное наследие
Российской Федерации

Памятник представляет собой площадь примерно овальной формы, примыкающую к Гвардейскому проспекту. Ближе к центру площади установлена доминанта монумента — обелиск с основанием в форме пятиконечной звезды. На обелиске семь каменных поясов с эпитафиями. Перед обелиском горит Вечный огонь. С трёх сторон, не примыкающих к проспекту, площадь окаймлена невысокой стеной из рустированных гранитных блоков, вдоль неё расположены четыре белых мраморных надгробья с именами похороненных воинов. В одном ряду с мраморными надгробьями у стены на постаментах находятся бронзовые бюсты Героев Советского Союза С. С. Гурьева и С. И. Полецкого[5] и два памятных обелиска — в честь Героя Советского Союза А. А. Сергеева и медсестры Е. Б. Ковальчук. На стене размещены шестнадцать барельефов и мраморные плиты с именами павших. С обоих концов к стене примыкают постаменты, на которых установлены скульптурные композиции «Штурм» и «Победа», бронза, 1946 (за скульптурную композицию «Победа» скульптор Ю.Микенас удостоен в 1947 году Сталинской премии).

Высота обелиска — 26 метров. Обелиск пятигранный, его грани покрыты рельефами с изображениями орденов и медалей, оружия, боевых сцен[6].

Напишите отзыв о статье "Памятник 1200 гвардейцам"

Примечания

  1. Александр Катеруша. [kaliningrad.kp.ru/daily/25880.4/2843410/ Штурм Кенигсберга в цифрах: Победили не числом, а умением]. Комсомольская правда (10 мая 2012). Проверено 7 января 2013. [www.webcitation.org/6Dorv1iM4 Архивировано из первоисточника 20 января 2013].
  2. На самом деле в братских могилах у мемориала и за мостом, соединяющим основной мемориал с его второй частью, захоронено гораздо больше 1 200 погибших. Останки некоторых солдат перемещались на этот мемориал и в послевоенное время в связи с обнаружением неучтённых захоронений или упразднением некоторых небольших захоронений (так было, к примеру, с захоронением во дворе средней школы № 16).
  3. Памятники погибшим воинам других армий, участвовавших в штурме Кёнигсберга, расположены в других местах города. Перед одним из них, на улице Комсомольской, также горит вечный огонь.
  4. Авенир Овсянов. «В казематах королевского форта». Калининград. Издательство «Янтарный сказ», 1999.
  5. Сергей Иванович Полецкий родился в 1907 году в молдавском городе Бендеры. В армии с 1928 года, окончил Одесское артиллерийское училище. На фронте с 1941 года. Полковник, командующий артиллерией 16-го гвардейского стрелкового корпуса 11-й гвардейской армии. Награждён 4 орденами. Умер 15 мая 1945 года от ран, полученных в Пиллау. Похоронен на мемориале 1200 гвардейцам, его именем названа улица в Калининграде.
  6. Ильина, Татьяна Валериановна. Советское искусство середины 40-х – конца 50-х годов // [www.bibliotekar.ru/istoria-iskusstva-russia/15.htm История искусств: Отечественное искусство. Учебник]. — 3. — М.: Высш. шк, 2000. — 405 с. — (История искусств). — ISBN 5060037053.

Ссылки

  • [ncca-kaliningrad.ru/art-guide/?by=p&aglang=rus&au=069kozhevnikova Памятник 1200 гвардейцам на сайте Арт-гид. Кёнигсберг/Калининград сегодня]
  • [www.regnum.ru/news/391955.html На стеле 1200 гвардейцам в Калининграде выгравируют профиль Сталина. Информационное агентство Na Regnum]
  • [www.ruschudo.ru/miracles/1822/ Мемориал 1200 гвардейцам на сайте «Чудеса России»]
  • [konig750.narod.ru/show/screen078.htm Фото мемориала]
  • [www.rudnikov.ru/article.php?IBLOCK_ID=1&SECTION_ID=0&ELEMENT_ID=16856 О воинских мемориалах в Калининграде]

Отрывок, характеризующий Памятник 1200 гвардейцам

Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.