Памятные монеты евро Эстонии
| |
| Код ISO | ISO 3166-2:EE |
Памятные монеты евро — специальные монеты евро, выпускаемые каждой страной Еврозоны из драгоценных и недрагоценных металлов. Эстония вошла в Еврозону 1 января 2011 года. Начиная с этого времени банк Эстонии стал осуществлять эмиссию национальных монет евро для регулярного обращения, а также памятных монет.
Содержание
Статистика
По состоянию на апрель 2016 года было выпущено 11 разновидностей монет, в том числе 3 биметаллические, 5 из серебра 925 пробы, 2 из серебра 999 пробы и 1 биметаллическая (золото + серебро).
| Сводная таблица выпуска монет по годам и материалу | |||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 2011 | 2012 | 2013 | 2014 | 2015 | 2016 | Всего | |
| Биметалл недраг. | 1 | 1 | 1 | 3 | |||
| Серебро-925 | 1 | 2 | 1 | 1 | 5 | ||
| Серебро-999 | 1 | 1 | 2 | ||||
| Биметалл драг. | 1 | 1 | |||||
| Всего | 2 | 2 | 1 | 2 | 2 | 2 | 11 |
Монеты из недрагоценных металлов
Биметаллические монеты номиналом 2 евро отчеканены из латуни и мельхиора в качестве UNC. Имеют диаметр 25,75 мм, толщину 2,2 мм и массу 8,5 г.
На реверсе — номинал, карта ЕС, 12 звёзд. Гурт — рубчатый с надписями на эст. EESTI O* — «Эстония».
<center> 
|
10 лет наличному обращению евро | |
|---|---|---|
|
Аверс: композиция из изображения земного шара со знаком евро и другими элементами, название государства, даты «2002 2012», во внешнем кольце — 12 звёзд. | ||
| <center>2015 | <center>
|
30 лет флагу ЕС |
|
Аверс: стилизованные фигуры 12 человек, окруживших флаг ЕС, надпись на эст. EESTI 1985-2015 — «Эстония 1985—2015», знак монетного двора, по краю — 12 звёзд. |
||
| <center>2016 | <center>
|
100 лет со дня рождения Пауля Кереса |
|
Аверс: портрет Пауля Кереса, его имя на эст. PAUL KERES, стилизованные изображения шахматных фигур и фрагмента шахматной доски, название государства и год выпуска, по краю — 12 звёзд. |
Монеты из серебра
| <center>2011 | <center> 
|
Будущее Эстонии |
|---|---|---|
|
Аверс: герб и название государства, год выпуска. | ||
| <center>2012 | <center> 
|
XXX летние Олимпийские игры в Лондоне |
|
Аверс: герб государства, год выпуска, стилизованная композиция из линий. | ||
| <center>2013 | <center> 
|
100 лет со дня рождения Раймонда Валгре |
|
Аверс: герб и название государства, год выпуска. | ||
| <center>2014 | <center> 
|
XXII зимние Олимпийские игры в Сочи |
|
Аверс: герб и название государства, год выпуска, орнамент по краю. | ||
| <center>2014 | <center> 
|
150 лет со дня рождения Мийны Хярма |
|
Аверс: герб и название государства, год выпуска. | ||
| <center>2015 | <center> 
|
150 лет со дня рождения Эдуарда Вильде |
|
Аверс: герб и название государства, год выпуска. | ||
| <center>2016 | <center> 
|
150 лет со дня рождения Яана Поска |
|
Аверс: герб и название государства, год выпуска. |
Биметаллические монеты из драгоценных металлов
| <center>2011 | <center> 
|
Вхождение Эстонии в еврозону |
|---|---|---|
|
Аверс: название и герб государства на фоне стилизации под древесину, национальный орнамент, год выпуска. |
Напишите отзыв о статье "Памятные монеты евро Эстонии"
Примечания
Ссылки
- [www.eestipank.ee/en/notes-and-coins/euro-collector-coins Eesti Pank — Euro collector coins (англ.)]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Памятные монеты евро Эстонии
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.
Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
