Панаева, Авдотья Яковлевна

Авдотья Панаева
Имя при рождении:	Авдотья Яковлевна Брянская
Дата рождения:	31 июля (12 августа) 1820(1820-08-12)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Дата смерти:	30 марта (11 апреля) 1893(1893-04-11) (72 года)
Место смерти:	Санкт-Петербург
Род деятельности:	русская писательница
Язык произведений:	русский
[az.lib.ru/p/panaewa_a_j/ Произведения на сайте Lib.ru]

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Панаева и Брянская

Авдо́тья (Евдоки́я) Я́ковлевна Бря́нская, в первом браке Пана́ева, во втором браке Головачёва (31 июля (12 августа) 1820, Санкт-Петербург — 30 марта (11 апреля) 1893, там же) — русская писательница и мемуаристка, которая с 1846 года около 20 лет была гражданской женой Н. А. Некрасова.

Биография

Дочь артиста Александринского театра Я. Г. Брянского. Жена писателя Ивана Ивановича Панаева, с 1846 г. до 1863 г. гражданская жена Николая Алексеевича Некрасова. Их взаимоотношениями навеян «панаевский цикл» стихотворений — «неподслащённый, несентиментальный, пронзительный, страстный и трагический рассказ о любви, которая приносит любящим больше страдания, чем радости» (Д. Мирский).

Его связь с г-жой Панаевой, героиней его лучших и оригинальнейших любовных стихов, продолжалась около десяти лет и стала одним из самых известных романов в биографиях русских литераторов. Некоторое время Некрасов и Панаевы жили втроём (ménage à trois) — жоржсандистский либерализм, популярный среди интеллигенции в середине девятнадцатого века. Обоим — и Некрасову, и Панаевой — эта связь доставила гораздо больше страданий, чем радостей.

Написала и опубликовала под псевдонимом Н. Н. Стани́цкий ряд повестей и рассказов («Неосторожное слово», «Безобразный муж», «Жена часового мастера», «Пасека», «Капризная женщина», «Необдуманный шаг», «Мелочи жизни»), а также роман «Семейство Тальниковых» (1847). В соавторстве с Некрасовым написала романы «Мёртвое озеро» и «Три страны света».

Будучи вовлечена Панаевым и Некрасовым в литературную и окололитературную жизнь вокруг редакции журнала «Современник», Панаева на протяжении многих лет изо дня в день встречалась с самыми известными русскими литераторами. В её доме бывали В. Г. Белинский, А. И. Герцен, И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, И. А. Гончаров, Н. А. Добролюбов, Н. Г. Чернышевский, М. Е. Салтыков-Щедрин, А. Н. Островский, Д. В. Григорович, А. Ф. Писемский, В. А. Слепцов, Ф. М. Решетников. «Трудно назвать большого писателя 1840-х, 1850-х или 1860-х годов, с которым она не была бы знакома. Многие были дружески расположены к ней» (К. И. Чуковский)

В 1864 году Панаева во второй раз официально вышла замуж за публициста А. Ф. Головачёва, одного из сотрудников «Современника». Дочь А. Я. Панаевой от второго брака — писательница Евдокия Нагродская.

«Воспоминания»

«Воспоминания» Панаевой, написанные на склоне дней, являются ценнейшим источником сведений о кружке Белинского и о литераторах, группировавшихся вокруг журнала «Современник». Некоторые из созданных Панаевой мемуарных портретов весьма пристрастны; в частности, приводится много негативной информации о Тургеневе.

«Воспоминания» были впервые опубликованы в журнале «Исторический вестник» в 1889 г., в следующем году вышли отдельным изданием, после чего долгое время не переиздавались. Первое комментированное издание вышло в 1927 г. в знаменитом советском издательстве «Academia» под редакцией Корнея Чуковского. Во вступительной статье мемуарам дана была чрезвычайно высокая оценка. В советское время они многократно переиздавались, отрывки включались в сборники и хрестоматии.

Адреса в Санкт-Петербурге

1857—1863 — дом А. С. Норова, позже А. А. Краевского — Литейный проспект, 36.

Ссылки

• [memoirs.ru/rarhtml/Golo_IV_89_35_12.htm Головачёва А. Я. Воспоминания А. Я. Головачёвой (Панаевой) // Исторический вестник, 1889. — Т. 35. — № 1. — С. 30-66; № 2. — С. 291—333.], [memoirs.ru/rarhtml/Golo_IV89_35_3.htm № 3. — С. 541—576.], [memoirs.ru/rarhtml/Golo_IV89_36_37.htm Т. 36. — № 4. — С. 34-55; № 5. — С. 276—304; № 6. — С. 531—561; Т. 37. — № 7. — С. 26-52.], [memoirs.ru/rarhtml/Golo_IV89_8_11.htm Т. 37. — № 8. — С. 246—270; № 9. — С. 475—498; Т. 38. — № 10. — С. 22-41; № 11. — С. 263—275.]
• А.Панаева. [www.zakharov.ru/component/option,com_books/task,book_details/id,338/Itemid,53/ Воспоминания]. — М.: «Захаров», 2002. — 448 с. — ISBN 5-8159-0198-9.
• [az.lib.ru/p/panaewa_a_j/ Панаева, Авдотья Яковлевна] в библиотеке Максима Мошкова

Отрывок, характеризующий Панаева, Авдотья Яковлевна

– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.