Панаев, Иван Иванович (прокурор)
| Иван Иванович Панаев | |
| Рождение: | Туринск, Россия |
|---|---|
| Награды: |
|
Панаев Иван Иванович (1752/1753, Туринск — 1796, Ирбит) — пермский губернский прокурор, писатель, отец поэта Владимира Ивановича Панаева, дед своего полного тезки известного литератора Панаева.
Биография
Его отец надворный советник Иван Андреевич Панаев, был много лет туринским воеводой. Сыну он дал очень скромное домашнее воспитание и 11-ти лет записал его в гвардию; но до 15-летнего возраста тот оставался дома, и только когда обратил на себя внимание генерал-губернатора Чичерина во время посещения последним его родителей при объезде Тобольской губернии, был зачислен прапорщиком в один из стоявших в Сибири полков.
Помещенный Чичериным в его доме и попав под надзор лучших учителей, Панаев с особенным прилежанием занялся богословием, историей и словесностью, а по производстве в подпоручики в 1774 году, был отправлен своим благодетелем в Петербург, где в следующем году сделался адъютантом генерал-майора, графа М. П. Румянцева, сына фельдмаршала, а через четыре года — флигель-адъютантом генерал-аншефа, графа Брюса.
Обласканный графиней Марией Андреевной Румянцевой, матерью Румянцева-Задунайского, Панаев стал у неё домашним человеком и вскоре сблизился с образованнейшими людьми того времени, как высшего, так и литературного круга. На их собраниях читались собственные и чужие произведения, в том числе и панаевские, отличавшиеся особенной легкостью языка и удостаивавшиеся даже внимания великого князя Павла Петровича; но, по скромности автора, они никогда не печатались, а оставались в рукописях у его друзей.
Кроме занятия литературой, Панаев подвизался и на домашних театрах, научившись декламации у известного актера Дмитревского и с успехом исполняя иногда его роли. Когда при открытии губерний по новому учреждению императрицы Екатерины II многие молодые люди, оставив военную службу, заняли разные губернские места сообразно своим чинам, их примеру последовал и Панаев, вышедший в отставку секунд-майором в 1781 и определенный в 1782 губернским стряпчим в Казань. Там он женился на дочери местной помещицы, Надежде Васильевне Страховой, приходившейся двоюродной племянницей поэту Державину. Прожил в Казани до 1786 года.
Переведен губернским прокурором в Пермь.
В 1790 году назначен на должность директора училищ. При Главном народном училище в Перми была создана хорошая библиотека, кабинет по натуральной истории (или минералогический кабинет), кабинет физических и математических инструментов и пособий. В оснащении училища книгами, пособиями, в создании библиотеки и кабинетов самое непосредственное участие принимали учителя, директор училища Панаев, администрация города и наместничества, служащие разных учреждений, заводовладельцы, жители г. Перми и Пермского наместничества.
Панаев в 1792, будучи в чине коллежского советника, получил из рук императрицы Екатерины II орден святого Владимира 4 степени, для чего нарочно вызывался в Петербург князем Вяземским. Снискав себе общее уважение как в Казани, так и в Перми, Панаев не оставлял и своих столичных друзей, петербургских и московских, ведя с иными постоянную переписку. Ему же литература обязана открытием таланта в 14-летнем Алексее Федоровиче Мерзлякове, которому он дал образование, и посылкой Карамзина за границу, при участии друзей. Отправившись осенью 1796 со всем семейством к умирающему отцу в Туринск, он умер в Ирбите на обратном пути, всего за 10 дней до воцарения императора Павла. Поэтому, когда новый государь, вспомнив о Панаев по вступлении на престол, велел генерал-прокурору, князю Куракину, разыскать его, его не было уже в живых.
Масонская деятельность
Иван Иванович Панаев был петербургским масоном, близким по духу к деятельности известного просветителя 18 века, масона Николая Ивановича Новикова. В 1780—1781 годах Панаев был мастером стула в ложе «Горус» и в московской ложе «Трёх знамён». Летом 1783 года Панаев открыл ложу «Золотого ключа» в Перми, а с конца того же года был избран мастером стула в ложе «Восходящего Солнца» в Казани. В 1783—1786 годах ложа «Восходящего Солнца» работала под руководством Ивана Ивановича Панаева.
Его биограф С. В. Федосеев еще в конце прошлого века видел в Ирбите в ограде собора памятник с высеченными на его гранях стихами: два из них посвятили отцу его сыновья Иван и Владимир (будущий известный литератор и академик), одно — «брат» Панаева по ложе «Золотого ключа» Лев Черкасов. Эпитафия Черкасова довольно ясно говорит о их масонской близости (через 13 лет после закрытия ложи): «Под камнем сим сокрыт мой брат и друг почтенный, высокий в просвещеньи истины святой. Блажен он в небесах, здесь вечно незабвенный души и сердца несравненной простотой».
Семья
- Панаев, Иван Иванович + Надежда Васильевна Страхова
- Панаев, Владимир Иванович (1792—1859) — поэт и чиновник
- Александр
- Панаев, Ипполит Александрович (1822—1901) — инженер путей сообщения, участвовал в строительстве железной дороги Петербург-Москва. Публиковал свои повести и рассказы в «Современнике», заведовал конторой и хозяйственной частью журнала.
- Панаев, Валерьян Александрович (1824—1899) — российский инженер-путеец, строитель Николаевской железной дороги, создатель Панаевского театра
- Панаева, Александра Валерьяновна (по мужу Карцова (Карцева); сценический псевдоним Сандра) (1853—1941) — русская оперная певица (сопрано).
- Иван. Жена — М. Л. Панаева, урожденная Хулдубашева.
- Панаев, Иван Иванович (1812—1862) — писатель, литературный критик, журналист. Жена — Панаева, Авдотья Яковлевна
Напишите отзыв о статье "Панаев, Иван Иванович (прокурор)"
Отрывок, характеризующий Панаев, Иван Иванович (прокурор)
– Да что, бишь, они сделали? – спросила графиня.– Это совершенные разбойники, особенно Долохов, – говорила гостья. – Он сын Марьи Ивановны Долоховой, такой почтенной дамы, и что же? Можете себе представить: они втроем достали где то медведя, посадили с собой в карету и повезли к актрисам. Прибежала полиция их унимать. Они поймали квартального и привязали его спина со спиной к медведю и пустили медведя в Мойку; медведь плавает, а квартальный на нем.
– Хороша, ma chere, фигура квартального, – закричал граф, помирая со смеху.
– Ах, ужас какой! Чему тут смеяться, граф?
Но дамы невольно смеялись и сами.
– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
