Пандектная система

Пандектная система — принцип построения гражданского кодекса, при котором выделяется общая часть, вещное право, обязательственное право, семейное право, наследственное право. Ей противостоит институционная система, воплощённая в Кодексе Наполеона.

Пандектная система была разработана в XVIII—XIX веках видными германскими правоведами Георгом Фридрихом Пухтой, Карлом Адольфом Вангеровым, Георгом Арнольдом Хайзе, Бернхардом Виндшейдом, Генрихом Дернбургом, Оскаром фон Бюловым. Эти учёные юристы (пандектисты) произвели всеохватывающую (пандектную) систематизацию источников римского частного права, прежде всего, Юстиниановых Дигест (пандектов). «Благодаря работам пандектистов появились общие понятия: договор, сделка, обязательство, право собственности, вещное право, деликт, которых не было в римском праве. Основным достижением пандектистов стало выделение общей части (общих положений) гражданского права и дифференциация вещных и обязательственных прав, а также чёткое разделение материальных и процессуальных норм». По пандектной системе построено Германское гражданское уложение 1896 года (BGB), в основу которого были положены идеи знаменитого теоретика и историка права Фридриха Карла Савиньи. Пандектная система принята в Российской Федерации, Литве, Латвии, Эстонии, странах Содружества Независимых Государств, а также в Греции, Японии, Южной Корее, португалоязычных , некоторых европейских странах и других, которые придерживаются в основном германской модели.

Несколько обособленное положение занимает австрийское Всеобщее гражданское уложение 1811 года (ABGB), представляя собой уникальное явление. Будучи одной из первых европейских кодификаций, имевших в основе концепцию «естественных прав» и составленного по образцу Кодекса Наполеона, в силу определенных исторических причин оно фактически толкуется и применяется по догматическим правилам пандектистики и считается принадлежащим к германской правовой группе, чему никак не мешает отсутствие в нём Общей части (положения, применяемые ко всем институтам). В 1914—1916 годах в ABGB были внесены три крупные новеллы, позволившие относить его к кодификациям германского типа. С этого времени все австрийские учебники гражданского права стали строиться по пандектной системе и включать общую часть, несмотря на её отсутствие в самом Уложении.

В гражданских кодексах Венгрии (1959, 2013) и Чехословакии (1950, 1964) нормы общей части, как и в ABGB, оказались распределенными по нескольким разделам аналогично тому, как это имеет место и в швейцарском кодексе (1907). Принципиальной особенностью указанных кодексов является отсутствие в них общей части в смысле классической пандектной систематизации, обусловленные правда лишь исторической традицией. Тем не менее, находясь под сильным влиянием ABGB либо германского кодекса в них также были восприняты пандектные подходы, что указывает на их принадлежность к системам германской группы.

Австрийскую модель используют и ряд балканских стран (бывших когда-то частью обширной империи Габсбургов), где традиционно отсутствует единообразная кодификация частноправовых норм (кроме Албании, Греции, Сербии), следуя в основном по пути принятия отдельных Законов (о наследовании, об обязательствах, о собственности), и формулируя уже в них общие положения, которые носят характер частичной кодификации гражданского права. Вследствие абстрактности многих норм ABGB смогло без особых сложностей воспринять основные положения и принципы немецкой пандектной науки и основанного на ней Германского гражданского уложения (BGB), чему не помешала институционная систематика ABGB.

См. также

• Институционная система

Отрывок, характеризующий Пандектная система

«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.