Пандорика открывается
| 212a — «Пандорика открывается» англ. The Pandorica Opens | |
|---|---|
| Серия «Доктора Кто» | |
| |
| Актёры | |
Другие
| |
| Производство | |
| Сценарист | Стивен Моффат |
| Режиссёр | Тони Хейнс |
| Редактор сценария | Линдси Алфорд |
| Продюсер | Питер Беннет |
| Исполнительный(ые) продюсер(ы) |
Стивен Моффат Пирс Венджер Бет Уиллис |
| Сезон | 5 |
| Код производителя | 1.12 |
| Продолжительность | 50 минут |
| Дата выпуска | 19 июня 2010 |
| Хронология | |
| ← Предыдущая серия | Следующая серия → |
| «Квартирант» | «Большой взрыв» |
«Пандорика открывается» (англ. The Pandorica Opens) — 12-я серия пятого сезона британского научно-фантастического телесериала «Доктор Кто», первая часть истории, продолженная в серии «Большой взрыв». Вышла в эфир 19 июня 2010 года. Спутниками Доктора являются Эми Понд и Рори Уильямс, вернувшийся после своего исчезновения в серии «Холодная кровь». Доктора играет Мэтт Смит.
Сюжет
Франция, 1890 год. Винсент Ван Гог (Винсент и Доктор) окончил работу над некоей картиной и бьётся в агонии. В 1941 году полотно находят и доставляют Уинстону Черчиллю (Победа далеков). Черчилль решает, что Доктор должен увидеть картину и звонит в ТАРДИС. Звонок переадресовывается в 5145 год Ривер Сонг, находящейся в тюрьме «Стормкейдж». При помощи галлюциногенной губной помады Ривер сбегает из камеры, обманом выманивает у Дориума Малдовара манипулятор временной воронки (наручное устройство в виде часов, позволяющее путешествовать во времени и пространстве) и направляется в королевскую коллекцию, чтобы забрать картину и показать её Доктору. В музее Ривер встречает британская королева — Елизавета Десятая (Зверь внизу). Тем временем Эми находит в пиджаке Доктора обручальное кольцо, которое ей хотел подарить её жених Рори Уильямс (Голодная Земля), но не может вспомнить ни стёртого из времени Рори, ни даже предысторию этого ювелирного изделия; кольцо, впрочем, Амелия забирает с собой. Затем Доктор и Эми отправляются на планету 1 (первую планету во вселенной), где, по преданиям, находится утёс с неизвестными, самыми древними письменами на свете. ТАРДИС перевела надпись; это — послание Ривер Сонг: «Привет, дорогой!» (англ. Hello, sweetie!) и координаты, используя которые, Доктор и Эми попадают в 102 год нашей эры в римскую Британию. Солдаты принимают Доктора за Юлия Цезаря и отводят его к «Клеопатре» — Ривер Сонг, снова применившей свою галлюциногенную помаду. Ривер показывает Эми и Доктору картину Ван Гога: на полотне изображена взрывающаяся ТАРДИС.
Название картины — «Пандорика открывается»; кроме того, Винсент при написании этой работы указал некие координаты. Пандорика — тюрьма для самого опасного создания во вселенной. Доктор так не считает и полагает, что Пандорика — скорее миф или легенда. Тем не менее, все трое (Эми, Ривер и Доктор) отправляются на поиски загадочного ящика. Координаты привели героев к Стоунхенджу. Зафиксировав изменения в энергии, Доктор со спутниками принимает решение проникнуть под Стоунхендж. Исследуя подземелья Стоунхенджа, Доктор обнаруживает большой тёмный куб — оказавшийся реальной Пандорикой. Доктор предполагает, что последняя используется как тюрьма для некоего безымянного создания, заключённого туда много лет назад «добрым волшебником», в то время как Ривер Сонг замечает: Пандорика, защищённая всеми существующими методами и способами, действительно постепенно открывается. Камни, из которых и выстроен Стоунхендж, оказываются огромными передатчиками, транслирующими всем, повсюду, во все времена одно единственное сообщение — «Пандорика открывается» и её координаты. Благодаря им о Пандорике узнал и Винсент Ван Гог, живший спустя много сотен лет. Один только Доктор до того момента не знал об этом предупреждении. Стоунхендж уже некоторое время передавал сигнал всем и всюду, из-за чего в небе над землёй собрались космические корабли инопланетян: далеков, киберлюдей, сонтаранцев, трилептилов, сливинов, челонианов, нестин, гравинов, сикораксов, зайгонов, атракси, драконианцев и других. Доктор в недоумении, тогда как Ривер замечает, что все они являются давними врагами Доктора. Последний решается использовать, по его мнению, «величайшую военную мощь во вселенной» — римлян.
Ривер возвращается в военный лагерь за подмогой, однако там её гневно встречает настоящий Юлий Цезарь. Продемонстрировав военачальнику силу современного оружия, Ривер Сонг пытается усмирить его и убедить помочь Доктору, пока не вмешивается другой римлянин (чьё лицо скрыто от зрителей тенью) — для поддержки Доктора нашлись добровольцы. В это время Доктор работает с Пандорикой. Эми рассказывает ему о своей находке — обручальном кольце, думая при этом, что оно принадлежало давней подруге Доктора. Друзья разговаривают. Внезапно на них нападает отрубленная рука киберчеловека — приставленного к Пандорике часового. Доктор хватает «обидчицу», но та сильным зарядом тока на время обездвиживает повелителя времени. Эми атакует сначала только голова, а потом и обезглавленное туловище киборга с единственной целью — использовать Амелию в качестве органического материала для поддержания своей жизнедеятельности. Киберчеловеку удаётся метнуть в Эми дротиком с дозой транквилизатора, хотя спутнице Доктора и удаётся спрятаться от нападающего в тёмном, сыром и тесном помещении. Римский солдат пронзает кибермена мечом, но Эми засыпает под действием введённого дротиком препарата. Римлянин укладывает Понд на ровную поверхность. Спасителем Эми оказывается центурион, ставший во главе 50 римских добровольцев — Рори Уильямс.
Доктор очнулся. Появление Рори становится сюрпризом для Доктора, ведь Уильямс был стёрт из времени и никогда не существовал. Воспоминания Рори смутные и отрывочные; он не помнит, как стал римлянином. Тем временем открытие Пандорики входит в заключительную стадию, и над Стоунхенджем собираются миллионы инопланетных космических кораблей. Доктор окружён и просит Ривер доставить в подземелье ТАРДИС — повелителю времени необходимо дополнительное оборудование, ведь он считает, что стоит ему остановить того, кто выбирается из Пандорики, и вся инопланетная рать разлетится по своим домам. Эми просыпается, но при встрече с Рори не может вспомнить его и не признаёт в нём своего жениха: Уильямс был удалён из времени, а значит, и из памяти своей девушки. Доктор на некоторое время прогоняет инопланетян от Стоунхенджа, но понимает, что это лишь временная мера. Исследуя Пандорику, Доктор обнаруживает трещины во времени и выясняет, что в будущем вселенную ждёт огромный взрыв в какой-то особый день и «каждый момент истории, связанный с ним, трещит по швам», но непонятно — что взорвётся? Доктора осеняет: ТАРДИС взорвётся (кусок её обшивки Доктор нашёл во временной трещине в эпизоде «Холодная кровь») 26 июня 2010 года — «время Эми» (дата определена Доктором в серии «Плоть и камень»), день свадьбы Эми и Рори, в преддверии которого Доктор похитил жениха и невесту (Вампиры Венеции), но он снова не придаёт своим предположениям значения. Доктор думает, что возвращение Рори — это скорее чудо, но отнюдь не считает, что Эми забыла Уильямса до конца и отдаёт последнему то самое обручальное кольцо. Ривер отправляется на ТАРДИС к Доктору, но полёт нестабилен, и совершается аварийная посадка. Ривер выходит из машины времени, не зная, что ТАРДИС приземлилась 26 июня 2010 года. В отсутствие доктор Сонг на мониторе над консолью появляется временная трещина и звучит зловещее «Тишина наступит!»
Ривер вышла к дому Эми; путешественница во времени не понимает, зачем ТАРДИС занесла её туда. На газоне у дома видны следы от приземления, входная дверь взломана — в доме кто-то был. Ривер Сонг догадывается, что дом принадлежал Эми и сожалеет, что оставила Доктора. Неожиданно для себя Ривер находит в комнате Амелии книгу «Римская Британия» и брошюру «Ларец Пандоры». Рори находит Эми на поляне перед Стоунхенджем; герои знакомятся заново. Эми расплакалась от радости, но не понимает, в чём причина. Доктор звонит Ривер и просит поторопиться, но её волнует другое — римляне (в том числе и Рори-центурион) ненастоящие, дубликаты или проекции, хоть считают себя настоящими — верят в свою легенду, пока не будут сторонней командой активизированы; все они есть в книжке с картинками из комнаты Эми — кто-то использует остаточный ментальный след девушки, её память, чтобы заманить Доктора в правдоподобную западню. ТАРДИС вновь нестабильна, и Ривер сообщает Доктору о своём местоположении. Последний требует от Ривер Сонг как можно скорее покинуть 26 июня 2010 года или хотя бы отключить ТАРДИС, совершить посадку, так как это, по мнению Доктора, предотвратит взрыв ТАРДИС и закроет трещины во времени, но у Ривер не получается выполнить требования, какая-то сила извне перехватила контроль над машиной времени. Вновь прозвучали слова «Тишина наступит!». Рори Уильямс просит Эми вспомнить его, их совместное прошлое в Лидворте, Понд не удаётся, она видит Рори впервые в жизни. Внезапно появившийся резкий, пронзительный звук переключил большую часть римлян, и они направились к Доктору; один лишь Рори сопротивлялся этому внешнему приказу. Пандорика начала физически раскрываться. Ривер удалось приземлиться, и теперь Доктор хочет от неё просто выйти наружу (ведь тогда ТАРДИС автоматически отключится). Ведомые сознанием Нестин римляне обнажают своё оружие и обступают дезориентированного Доктора. Ривер не может открыть дверь. Рори, продолжая бороться с приказом, в мучениях велит Эми бежать как можно дальше от него, ведь он может убить её, если сознание Нестин победит. Внезапно Эми вспоминает Рори и отказывается уйти от него. Пластиковые римляне схватили Доктора. Далеки, киберлюди, сонтаранцы, джудуны и прочие пришельцы одни за другими телепортируются в подземелье. Пандорика оказалась пустой изнутри, она никого в себе не содержала. Её построили специально для этого случая, и в тот момент она была готова — для Доктора.
Не сумев совладать с сознанием Нестин, Рори стреляет в Эми и, обнимая умирающее тело невесты своего человеческого прототипа, горько сожалеет о произошедшем. Римские солдаты волокут сопротивляющегося Доктора к открытой Пандорике. Толпа инопланетян созерцает, как их злейшего врага заключают в совершенную тюрьму. Ривер Сонг, пытаясь отворить дверь ТАРДИС и выйти наружу, как того требовал Доктор, взрывает и дверь, и машину времени. Эми умирает. Перед тем как запереть Пандорику, пришельцы поясняют Доктору, что объединились в альянс против него неспроста: они боялись угрожавших всей реальности трещин в оболочке вселенной, полагая, что, пленив Доктора, они спасут вселенную от него. Альянсом на основе воспоминаний Эми был разработан сценарий, создана ловушка для повелителя времени. Инопланетяне поняли, что причина трещин — это взрыв ТАРДИС, которой, как им казалось, может управлять только Доктор. Последний не сумел разубедить неприятеля — Пандорика закрывается. Рори держит в руках бездыханное тело Эми. Ривер удаётся открыть двери ТАРДИС, но перед ней — лишь каменная стена, и ТАРДИС взрывается.
Финальная сцена. Планета Земля на фоне единовременно взрывающихся звёзд; кольца, образовавшиеся после взрывов гаснут, и беззвёздное небо медленно погружается в беспросветную мглу.
Отсылки к другим сериям
- Название «Пандорика» впервые упоминалось Заключенным Ноль в серии «Одиннадцатый час», и затем Ривер Сонг предупредила Доктора об этом в серии «Плоть и камень». Это так же название картины Ван Гога в серии.
- В серии возвращается Рори Уильямс, убитый в серии «Холодная кровь». Он является орудием сознания Нестин, но впоследствии в измененной реальности снова станет человеком и будет путешествовать с Доктором и дальше.
- Картина «Пандорика открывается» проходит через нескольких персонажей предыдущих серий «Доктора Кто». Её рисует Ван Гог (Винсент и Доктор), её приносят Черчиллю (Победа далеков), и наконец она оказывается в коллекции Лиз Десятой (Зверь внизу)
Съёмки
«Пандорика открывается» снималась вместе со своим продолжением — серией «Большой взрыв». Съёмки этих двух эпизодов велись вместе в ходе шестой (из семи) очереди производства пятого сезона[1], однако некоторые фрагменты были отсняты отдельно. Так, сцена с «Лиз Десять» (Зверь снизу) и Ривер Сонг в королевском собрании была снята раньше всей серии ещё 22 октября 2009 года в оранжереях[2]. Читка сценария была назначена на 16:00 13 января 2010 года Upper Boat Studios, но в действительности началась несколько позже. Виной тому плохая погода, из-за которой ряд актёров и членов съёмочной группы не смогли прибыть на читку в срок[3].
Показ
Серию смотрели 7.58 миллионов человек. На BBC One её смотрели 6.94 миллионов человек, а ещё 635 тысяч — на BBC HD.
Напишите отзыв о статье "Пандорика открывается"
Примечания
- ↑ (4 February 2010) «{{{title}}}». Doctor Who Magazine (Panini Comics) (418).
- ↑ [www.bbc.co.uk/wales/arts/sites/doctor-who-wales/alllocations/port-talbot-margam-country-park Margam Country Park, Port Talbot]. BBC. Проверено 8 августа 2011. [www.webcitation.org/67NMnmEua Архивировано из первоисточника 3 мая 2012].
- ↑ [www.bbc.co.uk/programmes/b00stv7m BBC — BBC One Programmes — Doctor Who, Series 5, The Pandorica Opens]
Ссылки
- [www.bbc.co.uk/doctorwho Doctor Who] (англ.) на сайте BBC
- [www.bbcamerica.com/genre/drama_mysteries/doctor_who/doctor_who.jsp Doctor Who] (англ.) на сайте BBC America
- [web.archive.org/web/20050312024348/www.cbc.ca/doctorwho/ Doctor Who] (англ.) на сайте CBC
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Пандорика открывается
– Как же, я прислал приказ. Ну, я вам не хочу мешать, – прибавил он и хотел пройти в гостиную.Наташа остановила его.
– Граф, что это, дурно, что я пою? – сказала она, покраснев, но, не спуская глаз, вопросительно глядя на Пьера.
– Нет… Отчего же? Напротив… Но отчего вы меня спрашиваете?
– Я сама не знаю, – быстро отвечала Наташа, – но я ничего бы не хотела сделать, что бы вам не нравилось. Я вам верю во всем. Вы не знаете, как вы для меля важны и как вы много для меня сделали!.. – Она говорила быстро и не замечая того, как Пьер покраснел при этих словах. – Я видела в том же приказе он, Болконский (быстро, шепотом проговорила она это слово), он в России и опять служит. Как вы думаете, – сказала она быстро, видимо, торопясь говорить, потому что она боялась за свои силы, – простит он меня когда нибудь? Не будет он иметь против меня злого чувства? Как вы думаете? Как вы думаете?
– Я думаю… – сказал Пьер. – Ему нечего прощать… Ежели бы я был на его месте… – По связи воспоминаний, Пьер мгновенно перенесся воображением к тому времени, когда он, утешая ее, сказал ей, что ежели бы он был не он, а лучший человек в мире и свободен, то он на коленях просил бы ее руки, и то же чувство жалости, нежности, любви охватило его, и те же слова были у него на устах. Но она не дала ему времени сказать их.
– Да вы – вы, – сказала она, с восторгом произнося это слово вы, – другое дело. Добрее, великодушнее, лучше вас я не знаю человека, и не может быть. Ежели бы вас не было тогда, да и теперь, я не знаю, что бы было со мною, потому что… – Слезы вдруг полились ей в глаза; она повернулась, подняла ноты к глазам, запела и пошла опять ходить по зале.
В это же время из гостиной выбежал Петя.
Петя был теперь красивый, румяный пятнадцатилетний мальчик с толстыми, красными губами, похожий на Наташу. Он готовился в университет, но в последнее время, с товарищем своим Оболенским, тайно решил, что пойдет в гусары.
Петя выскочил к своему тезке, чтобы переговорить о деле.
Он просил его узнать, примут ли его в гусары.
Пьер шел по гостиной, не слушая Петю.
Петя дернул его за руку, чтоб обратить на себя его вниманье.
– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.
Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
