Пандуры

Пандуры:

• первоначально — телохранители венгерских магнатов (ср. надворные казаки, гайдуки);
• позднее — в XVIII в. и до начала XIX в. иррегулярные пешие наёмные войска в Австрийской и Российской империях, а также местное крестьянское ополчение в Османской империи, выполнявшие, в основном, функции пограничной стражи;
• впоследствии — в некоторых государствах, с XIX в., пандуры стали выполнять полицейские задачи сначала в определенных регионах, а потом и в стране в целом, в результате чего так стали именовать вооруженных полицейских стражей (см. российский аналог — стражник);
• во время Великой Отечественной войны — солдаты и офицеры румынской добровольческой дивизии имени Тудора Владимиреску.
• в настоящее время — в ряде стран, нарицательное, — как правило, уничижительное, — наименование полицейских, например, в Сербии и Венгрии (ср. нарицательное наименование полицейских в Российской империи «жандармы», хотя многие вовсе и не являлись таковыми).

Этимология

По некоторым сведениям, название происходит от местечка Пандур в Венгрии, где впервые были созданы подобные подразделения.

По другим сведениям, вероятно, произошло от получившей распространение в доосманской Венгрии системы военного устройства «бандерия» (лат. banderium).

В Австрийской империи

Пандуры в Австрийской империи комплектовались жителями горных районов страны. Первые подразделения пандуров были сформированы императором Священной Римской империи в XVIII веке на границе для защиты от турецких войск. Часто использовались для борьбы с разбойными группами, в частности, с опришками, бескидниками. Эти полки частично были укомплектованы сербскими и хорватскими эмигрантами.

Самое первое упоминание о пандурах относится к 1742 году, когда они принимали участие в походе на Баварию под командованием полковника Франца Серафа фон дер Тренка.

Униформа и вооружение

Пандуры в Австрийской империи носили униформу, отмеченную национальными мотивами. Сначала большинство полков имело коричневую униформу, впоследствии ставшей стандартной для приграничных полков. Первое время пандуры сами обеспечивали себя снаряжением и одеждой, в связи с чем многие из них носили крестьянские опанки, деревянные фляги, одеяла и мешки, в которых хранили всё необходимое. В 1760 году правительство взяло на себя часть расходов по содержанию пандуров, в связи с чем солдаты получили белую униформу и башмаки (см. рис.).

Вооружение пандура состояло из ружья, пары пистолетов, сабли или ятагана.

В Российской империи

В Российской империи пандуры комплектовались из сербских переселенцев и несли службу, аналогичную казацкой.

24 декабря 1751 года сербскому уроженцу, полковнику австрийской армии Хорвату, дозволяется сформировать из сербов на территории России вместе с гусарским, также, один пандурский полк. 11 января следующего года к ним добавляются ещё по одному гусарскому и пандурскому полку. Все полки состояли из 20-ти рот, причем в пандурских полках пять рот были гренадерскими, остальные пятнадцать, мушкетёрские (или пандурские). Для поселения им назначены земли между устьями Каварлыка и Амельника (притоков Днепра), и земли эти повелено называть Новой Сербией.

Несколько позже, в июне 1760-го, дополнительно формируются три пандурских и одна гренадерская роты в составе гарнизона Новомиргородского шанца, «столицы» Новой Сербии.

Служба пандуров в Российской империи продолжалась недолго, уже в 1764 оба пандурских полка, вместе с Новомиргородским гарнизоном и сербскими гусарами, переформировываются в три поселенных конных полка: Чёрный и Жёлтый гусарские и Елисаветградский пикинерный. Тогда же Новая Сербия становится Новороссийской губернией.

Униформа

Униформа пандуров Российской империи во многом напоминала униформу австрийских пандуров, несмотря на некоторые незначительные различия.

Рядовые носили черные кафтаны, называвшиеся «гунец», расшитые красными шнурами наподобие гусарских доломанов, обшитые по краям красным галуном и с красными обшлагами, пуговицы медные. Под «гунцами» надевались короткие зелёные камзолы («бруслуки»), также, имевшие красные галун и шнуры, подпоясанные красными гарусными поясами. На ногах красные, облегающие «чакширы» и короткие полусапожки-«ципели», чёрные для повседневного ношения, и жёлтые с красными шнурками для парадов. Головной убор — чёрная валяная шапка слегка усечённо-конусовидной формы, имевшая спереди медную бляху с российским гербом. Также, полагались чёрный галстук и красная епанча. Гренадеры отличались только тем, что имели более крупную бляху на шапках, с вензелем Елизаветы I, воинскими атрибутами и условным изображением Новой Сербии.

Унтер-офицеры отличались узким золотым галуном на обшлагах: у квартирмейстеров в один ряд, у вахмистров в два.

Барабанщики и флейтисты («флейщики», только в гренадерских ротах) носили форму как у рядовых, за исключение того, что галун был разноцветным, а на плечах были небольшие декоративные «крыльца». Барабаны и флейты использовались стандартного армейского образца.

Офицеры носили зелёные кафтаны («капуты») с красными обшлагами, красные «бруслуки» и «чакширы». Все предметы верхней одежды офицеров с золотыми галунами и шнурами, также, у них были золоченые пуговицы и жёлтые «ципели» для повседневного ношения. В остальном офицерская форма совпадала с формой рядовых.

Личный состав Новомиргородского гарнизона использовал такую же форму, но своей отличительной расцветки: «гунцы» и пояса голубые, «бруслуки» красные с голубыми шнурами и галуном. Обшлага, шнуры на «гунцах», «чакширы» и епанчи, как и в полках, были красными. У офицеров были, также, чёрные с золотом пояса.

В гарнизоне был гораздо разнообразнее состав музыкантов: в пандурских ротах числились «чайнаши», «талабасисты» и «шипоши», в гренадерских барабанщики и флейщики, в гарнизоне вообще — гобоисты и валторнисты. Все они носили музыкантские «крыльца» и жёлтые нашивки.

Вооружение и снаряжение рядовых состояло из короткой сабли, пехотной фузеи с штыком, двух пистолетов носившихся за поясом и патронной сумы. У офицеров всё то же самое, кроме фузеи и сумы. Гренадерам дополнительно полагалась гренадная сума, патронная сума, в отличие от мушкетёр, крепилась у них спереди на поясе.

• 03 337 Book illustrations of Historical description of the clothes and weapons of Russian troops.jpg

  Гренадерская бляха на пандурские шапки с 1752 до 1761 года.

• 03 336 Book illustrations of Historical description of the clothes and weapons of Russian troops.jpg

  Гренадер Пандурского полка, с 1752 до 1763 года.

• 03 335 Book illustrations of Historical description of the clothes and weapons of Russian troops.jpg

  Мушкетёр Пандурского полка, с 1752 до 1763 года.

• 03 338 Book illustrations of Historical description of the clothes and weapons of Russian troops.jpg

  Офицер Пандурского полка, с 1752 до 1763 года.

В Османской империи

Были пандуры и в Османской империи, в частности, в Валахии, которые представляли собой местных крестьянских ополченцев, несущих за определенные льготы пограничную(?) службу.

Однако, положение пандуров под османским игом было довольно нелегким, кроме того, помимо крестьянского труда ещё и приходилось нести военную службу.

Поэтому валашские пандуры были настроены довольно воинственно по отношению к османской администрации. В частности, известно о действиях в ходе русско-турецкой войны 1806—1812 гг. корпуса добровольцев-пандуров в войсках господаря Константина Ипсиланти, входивших в состав русской армии. В ходе боевых действий из числа пандуров довольно скоро выдвинулся Тудор Владимиреску, выходец из крестьян, который до этого успешно вел торговлю и даже занял одну из низших административных должностей — управлял небольшим округом. Владимиреску было поручено командование указанным корпусом, он показал себя смелым воином, был пожалован в чин поручика и даже награждён за воинские заслуги русским орденом св. Владимира. Когда война кончилась, пандуры-добровольцы подверглись преследованиям со стороны турок. В связи с преследованиями, а также, из-за определенных злоупотреблений властей, в 1814 году среди валашских пандуров начались серьёзные волнения.

В 1821 году в западной части Валахии (Олтения или Малая Валахия) началось восстание, главной движущей силой которого стали пандуры. Поводом к восстанию послужили злоупотребления господаря Александра Суцу, который обложил новым налогом пандуров и пытался отнять землю у жителей города Тырговиште. Вскоре Александр Суцу скончался (по-видимому, отравленный). Сразу после этого, Владимиреску с небольшим отрядом арнаутов отправился по селам Малой Валахии, чтобы поднять восстание. Первыми присоединились к нему его бывшие соратники пандуры, а затем к нему стали стекаться все обездоленные и угнетённые.

В Австро-Венгрии

Основная статья Пандуры (Австро-Венгрия)

В XIX-м в., в Австро-Венгрии пандуры были переориентированы на выполнение полицейских задач и стали исполнять функции органов общественного порядка, сначала в некоторых провинциях, а затем и в стране в целом. Из-за чего пандурами стали называть полицейских.

С течением времени, это наименование в ряде стран (в Сербии, Венгрии) стало нарицательным наименованием стражей порядка и приобрело уничижительную окраску.

Пандуры в культуре

• В серии компьютерных стратегий «Казаки», производимых GSC Game World, пандуры представляют Австрию. Они появляются при переходе в XVIII век: не могут сражаться в рукопашной схватке, но при этом обладают большой силой выстрела.

См. также

• Валашское восстание
• Новая Сербия

Литература

• Пандуры // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Историческое описание одежды и вооружения российских войск, с рисунками, составленное по высочайшему повелению: в 30 т., в 60 кн. / Под ред. А. В. Висковатова.
• Канник П. Военная униформа — М.: Центрполиграф, 2003. — ISBN 5-9524-0094-9.

Отрывок, характеризующий Пандуры

– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.