Панин, Дмитрий Михайлович

Дмитрий Панин
Фотография из следственного дела 1943 года
Имя при рождении:	Дмитрий Михайлович Панин
Дата рождения:	11 февраля 1911(1911-02-11)
Место рождения:	Москва, Российская империя
Дата смерти:	18 ноября 1987(1987-11-18) (76 лет)
Место смерти:	Париж, Франция
Род деятельности:	инженер, мыслитель, публицист и философ

Дми́трий Миха́йлович Па́нин (11 февраля 1911, Москва — 18 ноября 1987, Париж) — русский инженер, мыслитель, философ, публицист, политический заключённый.

Биография

Родился в Москве в семье служащих. Предки со стороны отца были стрельцами. Отец Михаил Иванович Панин сдал экстерном экзамены по курсу юридического факультета Московского университета, что дало ему право на личное дворянство. Владел тремя европейскими языками. До войны 1914 года он работал присяжным поверенным, а в Первую мировую войну — служил армейским офицером. Отец умер от голода во время войны, в 1943 году. Мать — Мария Валериановна Панина — потомственная дворянка, принадлежала к старинному дворянскому роду Опряниных, окончила Екатерининский Институт благородных девиц. Последние годы своей жизни посвятила Церкви, была ярой сторонницей патриарха Тихона, умерла в 1927 году, в возрасте сорока девяти лет. Четыре сестры его отца монашествовали в монастыре города Краснослободска. Родители Дмитрия Панина и его близкие были прихожанами Храма Девяти мучеников Кизических, который в обиходе называли Храмом Мучеников. Категорически не приняли октябрьский переворот 1917 года.

Школу и химический техникум (ок. 1928 г.) Дмитрий Панин окончил уже при советской власти. Ввиду дворянского происхождения ему как «лишенцу» (лишенному гражданских прав после 1917 года) нужен был для поступления в высшее учебное заведение трудовой стаж, и три года он был рабочим на Подольском цементном заводе. «Заработав» стаж, он поступил в Московский институт химического машиностроения (МИХМ). В 1936 году защитил диплом инженера-механика и был оставлен в аспирантуре. Имел ряд изобретений, окончил аспирантуру, работал конструктором конструкторского бюро № 25 Народного комиссариата боеприпасов (1937—1940).

В июле 1940 года перед защитой диссертации был арестован по доносу человека, сослуживца по МИХМу, которого он считал своим другом — инженера Клементьева, и с которым Д. Панин свободно делился мыслями в коридоре своей коммунальной квартиры в Девятинском переулке.. Дмитрия Панина осудили без суда: Особое совещание при НКВД СССР 15 марта 1941 приговорило его за антисоветскую агитацию по статье 58-10 часть 1 Уголовного кодекса РСФСР («контрреволюционная агитация») к пяти годам исправительно-трудовых лагерей. Был отправлен в Вятлаг, где работал в механических мастерских.

19 марта 1943 года был арестован в лагере вместе с ещё двадцатью семью заключёнными по обвинению в подготовке вооружённого восстания. Фактически восстание не готовилось, однако один из заключённых говорил о таком замысле с другими, а потом на следствии сообщил об этом сотрудникам НКВД. 19 августа 1944 года Особое совещание приговорило Панина к новому сроку — 10 лет заключения. Он был переведён в Воркутлаг, где работал инженером в механических мастерских.

Внешние изображения
	[dpanin.ru/sites/default/files/images/imce/u1/panin_logo_big.jpg Дмитрий Панин, 1978 год, Франция.]

В октябре 1947 года после этапа и месяца в Бутырской тюрьме Панина перевели в «Марфинскую шарашку», где он познакомился со Львом Копелевым и Александром Солженицыным, который позднее изобразил Панина под фамилией Сологдин в романе «В круге первом». В шарашке занимался, в том числе, разработкой механических шифраторов, оценку которым давал высший авторитет в области дешифрации профессор Тимофеев, выведенный Солженицыным в романе под именем Челнова. На шарашке Панин проработал до 1950 года.

В июне 1950 года был этапирован в месте с А. Солженицыным на каторгу в Песчанлаг (Экибастуз). После смерти Сталина в 1953 году Панин был освобождён из заключения и отправлен на вечное поселение в ссылку в Северный Казахстан, в Кустанай.

В ноябре 1954 года, Д. М. Панин подал заявление о реабилитации. 10 декабря 1955 года Панин был «освобождён от ссылки на поселение в г. Кустанае», но не реабилитирован. Вернулся в Москву в 1956 году и в 1960-е годы работал главным конструктором проекта в научно-исследовательском институте «Стройдормаш».

В 1972 году, выйдя на пенсию, Панин принял решение уехать на Запад, чтобы иметь возможность завершить свои философские и научные работы, начатые ещё в студенческие годы. Эмигрировал вместе с женой на Запад с выездом в Италию по израильской визе. Позднее в качестве страны пребывания была выбрана Франция где он дописал и издал задуманные ещё до ареста работы, читал лекции в разных городах Франции и Европы, принимал участие в международных конгрессах и семинарах по физике, эпистемологии и биоматематике, читал философию и политэкономию в Королевском университете Кингстона в Канаде. Во Франции вместе с женой проживал в Севре — юго-западном предместье Парижа. В 1973 году издал воспоминания о годах заключения под названием «Записки Сологдина». В 1974—1983 годах издал ряд философских работ. Разочаровался в католичестве и принял православие.

Скончался в Париже в ноябре 1987 года. Погребён на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Реабилитирован посмертно в 1992 году.

Убеждения

Не скрывал свою веру в Бога и принадлежность к Православию ни во время переписи 1937 года, ни на двух следствиях в тюрьме и в лагере в 1940 и 1943 годах. В ходе своих размышлений и поисков к 1959 году нашел в католицизме то, что ему не хватало в православии, и старался вобрать в свой внутренний мир опыт католичества — «Я приобщался к богатству вероучения, энциклик, традиций Западной Церкви». Миру необходим этический контроль, его прообразом Панин считал Римскую католическую Церковь. В 1971 году принял католичество вместе с Юрием Глазовым в Литве, в небольшом сельском храме около города Кедайняй. После принятия католичества не порывал связи с православной церковью. По приезде в Рим в 1972 году Панины получили на аудиенции у Папы Павла VI благословение.

В последние годы жизни Панин являлся прихожанином храма Знамения Божией Матери на бульваре Экзельман в Париже.

Задолго до «перестройки» Панин сформулировал выстраданное своим личным опытом убеждение:

«уязвимость системы в страшном грузе совершенных преступлений, ошибочных концепциях, ложных целях, бесконечных средствах угнетения населения, непрерывной эксплуатации трудящихся, неслыханном закрепощении крестьянства, отсталости экономики, не обеспечивающей основных нужд населения, разрывом между крайне низким уровнем жизни населения и богатством класса партийных бюрократов… Гражданские свободы и демократия в области политической жизни и частная собственность в области экономики — смерть режима» — Дмитрий Панин. Как провести революцию в умах в СССР, 1972 год.

Частная жизнь

Внешние изображения
	[dpanin.ru/node/113 Дмитрий Панин и Исса Панина. Фотография на надгробии. Русское кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа.]

• Первым браком женат (с лета 1937 года) на Е. И. Голобородько, Панин называл её «светлооким ангелом».
• Второй брак (с февраля 1972 года, незадолго до отъезда на Запад) с Иссой Яковлевной Гинзберг-Черняк (Паниной), годы жизни 19.10.1922 — 18.03.2004. Добровольцем ушла на фронт, служила в войсковой разведке, позднее преподавала французский языка в Институте иностранных языков. Вдова Дмитрия Панина. Исса Яковлевна хранитель архива мужа, содействовала изданию в России его философских работ в четырёх томах (издательство «Радуга»). Участвовала в создании документального фильма «Дмитрий Панин» (1992).

От первого брака был сын Сергей 1940 года рождения, дтн., профессор МГТУ имени Н. Э. Баумана.

От рождения и до своего ареста проживал в доме Паниных по адресу Большой Девятинский переулок, дом 3.
В 1956—1961 годах, после возвращения из ссылки в Москву, проживал у сестры, Александры Ильиничны Черкасовой на улице Сивцев Вражек.
В 1961—1965 годах жил в Вострякове под Москвой, где снимал комнату.

На смерть Панина

В нем было нечто от средневекового рыцаря, смолоду посвятившего себя, служению Богу и Прекрасной Даме — для Панина ею была Россия — и никогда не нарушившего своих обетов.

— констатировал в некрологе журнал «Континент» в ноябре 1987 года.

Основные работы

• 1972 — «Как провести революцию в умах в СССР» ([dpanin.ru/node/125])
• 1973 — «Лубянка — Экибастуз» (первая публикация в Париже, в первоначальном варианте под названием «Записки Сологдина»)
• 1975 — «Солженицын и действительность» (первая публикация в Париже)
• 1976 — «Вселенная глазами современного человека» (первая публикация в Турне)
• 1977 — «Мир-маятник» (первая публикация в Турне)
• 1978 — «Le marxisme est-il un materialisme?», revue Le choix, 1978, Paris.
• 1982 — «Теория густот. Опыт христианской философии конца XX века» (1982)
• ^{[уточнить]} — «Механика на квантовом уровне» (первая публикация ^{[уточнить]})
• 1987 — «Держава Созидателей» (первая публикация 1993)

Печатные издания

• Лубянка — Экибастуз. — М.: РИК «Милосердие», 1990. — ISBN 5-85828-001-3
• Лубянка — Экибастуз. — М.: Скифы, 1991. — ISBN 5-8230-0027-8
• Теория густот. — М.: Мысль, 1993. — ISBN 5-244-00720-3
• Мысли о разном (комплект из 2 книг). — М.: Радуга, 1998. — ISBN 5-05-004623-8
• Собрание сочинений в 4 томах:
  • Т. 1. Лубянка-Экибастуз. — М.: Радуга, 2001. — ISBN 5-05-005016-2
  • Т. 2. Теория густот. Механика на квантовом уровне. — М.: Радуга, 2001. — ISBN 5-05-005017-0
  • Т. 3. Политическая экономия на энергетической основе. Держава Созидателей. — М.: Радуга, 2001. — ISBN 5-05-005018-9
  • Т. 4. Мысли о разном, статьи, письма. — М.: Радуга, 2001. — ISBN 5-05-005019-7
• Панин Д. М. В человеках благоволение: Философия. Социология / Сост., предисл. И. Паниной. — М.: Издательское предприятие «Обновление», 1991. — 416 с. [dpanin.ru/biography «Д. Панин»]

Ссылки

• Асмус В. В. Гражданин Державы созидателей: Дмитрий Панин (11.2.1911 — 18.11.1987) //Библиография. 1994. № 5. С.87-92.
• Афонский Л. О будущей России — в тоталитарные времена //Новый мир. 1997. № 3. С. 161—167.
• [www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=author&i=331 На сайте центра Сахарова]
• [www.vtoraya-literatura.com/publ_521.html Д. М. Панин. «Вселенная глазами современного человека». Турне. Издатель: «Издание автора». (1976)]
• [www.vtoraya-literatura.com/publ_544.html Д. М. Панин. «Мир-маятник». Турне. Издатель: «Издание автора». (1977)]
• [dpanin.ru/ Сайт, посвященный Д. М. Панину]
• Р. Южаков. Больше чем учёный^{[уточнить]}
• [www.herzenlib.ru/almanac/number/detail.php?NUMBER=number20&ELEMENT=gerzenka20_3_4В.Жаравин. Дмитрий Панин — узник Вятлага]
• [martirologvyatka.ortox.ru/vjatskijj_sinodik-_mirjane/view/id/1117616 Новомученики и исповедники Вятской земли: Панин Д. М.]
• [www.pressmon.com/cgi-bin/press_view.cgi?id=1119403 Ф. Медведев. Панин знал, кто его заложил]
• [magazines.russ.ru/novyi_mi/1997/3/berdin.html В. Бердинских. Восстание Дмитрия Панина]
• [gaspiko.ru/html/panin Дмитрий Панин — узник Вятлага (ГАСПИ КО)]

Отрывок, характеризующий Панин, Дмитрий Михайлович

– Спрошу, – отвечала Наташа.
Лицо ее вдруг разгорелось, выражая отчаянную и веселую решимость. Она привстала, приглашая взглядом Пьера, сидевшего против нее, прислушаться, и обратилась к матери:
– Мама! – прозвучал по всему столу ее детски грудной голос.
– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.