Панк
Поделись знанием:
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
 |
Эта статья или раздел содержит незавершённый перевод с английского языка. Вы можете помочь проекту, закончив перевод.
|
Запрос «Панки» перенаправляется сюда; см. также другие значения.
| Панки | |
 Два британских панка в вагоне, 1986; У правого панка нанесён символ группы Crass | |
| Место и время возникновения: |
конец 1960-х |
|---|---|
| Годы расцвета: | |
| Направленность: |
музыкальная, политическая |
| Распространение: |
весь мир |
| Элементы: | |
| Производные: | |
Панк, па́нки (англ. punk — перен. разг. «нехороший», «дрянной») — субкультура, возникшая в конце 1960-х — начале 1970-х годов в Великобритании, Канаде и Австралии, характерными особенностями которой являются критическое отношение к обществу и политике.
С панк-роком тесно связано имя известного американского художника Энди Уорхола и продюсированной им группой Velvet Underground. Их солист Лу Рид считается отцом-основателем альтернативного рока, течения, которое тесно связано с панк-роком. Панки также имеют очень крепкий союз с некоторыми другими субкультурами (металлисты, и пр.)
Такие группы как Ramones и Sex Pistols считаются первыми группами, игравшими музыку в стиле «панк-рок».
Содержание
Этимология
Среди значений, в зависимости от контекста, могло быть просто «подонок» или «негодяй», во всех остальных случаях как эмоциональное нецензурное выражение.[1] На уличном жаргоне так называли проституток.[2] Именно в этом значении слово «панк» встречается в пьесе Уильяма Шекспира «Мера за меру».
В начале XX века в США слово punk употребляли по отношению к заключённым — «шестёркам» или просто молодым людям, вовлечённым в преступную деятельность.[3] Позже, в основном лексиконе слово стало употребляться в значениях «грязь», «гнильё», «отбросы».
Истоки и влияния
Панк берёт своё начало в 1960-х годах, когда под влиянием The Beatles и The Rolling Stones стало появляться много молодёжных команд, исполняющих рок-н-ролл.
Относительно сырой и грубый (raw) звук, основанный всего лишь на нескольких аккордах, можно обнаружить в таких классических произведениях того времени, как «You Really Got Me» группы The Kinks. Родителями панка такого, каков он есть, была нью-йоркская группа The Ramones. Они первые начали классифицировать себя как панков, создали внешний стиль и стиль игры. К концу 1960-х вызывающе примитивное звучание, в соединении с вульгарной манерой поведения на сцене, стала культивировать американская команда The Stooges. Её лидер Игги Поп отвергал музыкальные утончённости, ценил в рок-н-ролле необузданный драйв, выступал на концертах вымазанным в собственной крови и заканчивал бесчинства на сцене «нырянием» в толпу зрителей.
Связующим звеном между движением панков и предыдущим поколением битников выступила «крёстная мать панк-движения», Патти Смит.[4]
Идеология
Панки придерживаются различных политических взглядов, но в большинстве своём они являются приверженцами социально направленных идеологий и прогрессивизма. Распространенными воззрениями являются стремление к личной свободе и полной независимости (индивидуализм), нонконформизм, принципы «не продаваться», «полагаться на самого себя» (DIY — Do it yourself — Сделай сам) и принцип «прямого действия» (direct action). Другие направления в политике панков включают в себя нигилизм, анархизм, социализм, антиавторитаризм, антимилитаризм, антикапитализм, антисексизм, антинационализм.
Некоторые панки придерживаются консервативных взглядов[5], неонацизма (см. наци-панк), либо аполитичны (см. хоррор-панк).
Напишите отзыв о статье "Панк"
Литература
Панк-культура породила значительное количество поэзии и прозы.
Среди известных панк-поэтов следует отметить Патти Смит, Ричарда Хелла, Джона К. Кларка, объединение «The Medway Poets», а также Джима Кэрролла, чьи автобиографические работы считаются первыми из образцов панк-прозы.
Издавалось довольно большое количество фэнзинов (т. н. punk-zines), среди которых стоит упомянуть Maximum Rock-n-Roll, Punk Planet, CometBus, Flipside, Search and Destroy. Первым из такого рода изданий стал собственно журнал Punk, основанный в 1975 года Легсом МакНилом, Джоном Хольстромом и Гедом Данном.
О панке написано множество художественных и документальных книг. Также с понятием «панк» тесно связаны такие литературные жанры, как киберпанк, дизельпанк и стимпанк.
Внешний вид панков
Панки отличаются пёстрым, эпатажным имиджем.
- Многие панки красят волосы в яркие неестественные цвета, начёсывают и фиксируют их лаком, бриллиантином, гелем или пивом, чтобы они стояли торчком. В 1980-х у панков стала модной причёска «ирокез». Носят рваные джинсы, заправленные в тяжёлые ботинки или подвёрнутые под тяжёлые ботинки (Dr. Martens) и кеды (Converse). Некоторые предварительно вымачивают джинсы в растворе отбеливателя, чтобы те пошли рыжими разводами. Манеру носить кеды начала группа Ramones, а саму эту манеру они переняли у мексиканской шпаны (также именуемой как «латиносы»).
- Куртка-косуха — была перенята как рок-н-ролльный атрибут из 1950-х, когда мотоцикл и рок-н-ролл были неотделимыми компонентами. Панки первой волны стремились вернуть рок-музыке ту нарочитую задиристость и драйв, которые со временем отняла массовая коммерциализация музыки.
- В одежде преобладает стиль «DEAD» то есть «мёртвый стиль». Панки наносят черепа и знаки на одежду и аксессуары.
- Также панки носят различные атрибуты рокерских субкультур: ошейники, напульсники, браслеты (преимущественно кожаные, с шипами, заклёпками и цепями.), так же зачастую делают их сами и т. п. Многие панки делают татуировки.
- Панки зачастую носят рваные, протёртые джинсы; прицепляют к джинсам цепи от собачьих поводков, так же пришивают к джинсам различные нашивки, например с логотипами любимых панк-групп и антиполитическими фразами.
Родственные субкультуры
- Моды — предшественники и современники панков. Оказали влияние на панк-рок. Музыка модов — Ска, Соул.
- Straight edge-ры — движение, порождённое ранней американской хардкор-панк-сценой начала 1980-х, характернейшей особенностью которой является отказ от наркотиков, алкоголя и табака, а также от беспорядочных половых связей.
Субкультуры в рамках панк
Субкультуры панка состоят из различных подгрупп, которые отличаются друг от друга различными подходами, музыкой и стилями одежды. Некоторые из этих групп являются антагонистическими по отношению друг к другу, и есть широкое несогласие с более крупными субкультурами.
| Субкультура | Истоки | Музыка | Главные группы | Идеология и Лирика | Мода | |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Анархо-панк | 1970-е и 1980-е Великобритания | Анархистский панк-рок | MDC, Crass, Conflict, Flux of Pink Indians, Subhumans, | Анархизм и другие политические и социальные темы | Анархистская символика, высокие ботинки, кеды, самодельная одежда, окрашенные волосы. | |
| Кельтский панк | 1970-е, Ирландия и Великобритания | Панк-рок, Celtic music, Oi!, кельтский рок | Dropkick Murphys, Flogging Molly, The Real McKenzies, The Pogues | Шотландские, ирландские или валлийские темы, различные духовные или социальные вопросы, рабочий класс | Влияние панк- и скинхед-культуры, влияние кельтского культурного наследия | |
| Краст-панк | Конец 1980-х и ранние 1990-е, анархо-панк | Схожесть с грайндкором, элементы D-beat, анархо-панка, хэви-метала, хардкора | Amebix, Doom, Nausea, Antisect | Анархизм | Символика анархизма, DIY одежда | |
| Готик-рок | Конец 1970-х, глэм-рок, панк-рок, психоделический рок, хард-рок | Постпанк, дарквэйв, готик-рок, дэт-рок | Siouxsie & The Banshees, Bauhaus, Joy Division, Sisters of Mercy, Christian Death, 45 Grave, The Cure, Killing Joke, Cocteau Twins | Фильмы ужасов, нигилизм, отчуждение, апатия | Чёрная одежда, разорванные сетчатые майки, мейк-ап, «темные ирокезы», обувь Dr. Martens | |
| Фолк-панк | Конец 1970-х, Великобритания | Фолк-музыка и панк-рок | The Pogues, Attila the Stockbroker, Billy Bragg, Defiance, Ohio, The Levellers | Множество тем, включая левые политические взгляды | Различные стили, DIY-мода | |
| Глэм-панк | В начале 1970-х, северо-восток Соединенных Штатов | Прото-панк, глэм-рок | New York Dolls, Hanoi Rocks, D Generation | Эстетизм, дендиизм, нарциссизм, рекреационное использование наркотиков | Модная одежда, косметика, фетиши | |
| Гаражный панк | Детройт, поздние 1980-е; начало 1990-х, Япония | Убыстренный гаражный рок, элементы серф-рока, пауэр-попа, хардкора, психоделического рока | Guitar Wolf, New Bomb Turks, The (International) Noise Conspiracy | Рабочий класс, «Back To Basics», независимые лейблы, левая идеология, отчаяние, подростковый возраст | Смешение рок, панк и гранж стилей | |
| Хардкор-панк | Ранние 1980-е к настоящему времени Северная Америка и Великобритания | Быстрые и тяжелые версии панк-рока | The Casualties,The Exploited, Black Flag, Circle Jerks, Dead Kennedys, D.O.A., Rattus, Agnostic Front, 7 Seconds, Crucifix, Bad Brains, Discharge, Kaaos, Minor Threat, NOFX | Различные темы, иногда политические: антивоенные, социальные темы. | Одежда «рабочего класса», спортивная одежда (Adidas и тому подобное), короткая стрижка (иногда дреды). Косухи, мотоциклетные сапоги, патронтажи. | |
| Хоррор-панк | Поздние 1970-е, Нью-Джерси | Панк или хардкор, с элементами рокабилли, лирика — а-ля фильмы ужасов | The Misfits, The Undead, Wednesday 13 | Фильмы ужасов и научная фантастика | Чёрная одежда, трупные пятна, devilock, скелеты. | |
| Oi! | Паб-рок, панк-рок, «футбольные кричалки», конец 1970-х | Стандарт (гитары+ударные), разовый припев, упрощенные мелодии | Skrewdriver, Cock Sparrer, Cockney Rejects, Angelic Upstarts, The 4-Skins, The Blood, Sham 69, Los Fastidios. | Социализм, популизм, околофутбольные темы, рабочий класс. | Стиль британских панков и схинхедов 1980-х годов, Dr. Martens, flat caps, джинсы Levi Strauss & Co., косухи | |
| Поп-панк | Поздние 1970-е Великобритания | панк-рок с влиянием различных жанров поп-музыки | Buzzcocks, Blink-182, The Queers, The Offspring, Sum41, Billy Talent, Avril Lavigne, Green Day, Simple Plan, Zebrahead | Политика, взаимоотношения, секс, сортирный юмор, многое другое | Косухи, кеды Chuck Taylor All-Stars, бейсбольные кепки, галстуки | |
| Queercore | середина 1980-х, американской панк-хардкор | Диапазон стилей панк | God Is My Co-Pilot, Pansy Division, Team Dresch, Limp Wrist, | Права секс-меньшинств, гендерное равноправие | Сходство с хардкор-панком | |
| Riot Grrrl | Ранние 1990-е Сиэтл, Олимпия, и вашингтонский хардкор-панк | панк под влиянием альтернативного рока | Bratmobile, Bikini Kill, Free Kitten, Sleater-Kinney | Феминизм, права женщин в современном обществе; имеет связи с queercore | Kinderwhore | |
| Скам-панк | 1990-е, американской панк и хардкор shock rock художников, как Элис Купер | Умышленно размытый и громкий звук, с низкой музыкальностью | GG Allin, The Scumfucs, Antiseen | Transgressive art, темы секса, насилия, табуированные темы | ||
| Ска-панк | 1980-е, Северная Америка, Испания и Великобритания | Типичный панк-рок плюс духовые инструменты; влияние 2 Tone, хардкор-панк и поп-панк | The Mighty Mighty Bosstones, Ska-P, Operation Ivy, Rancid, Kemuri, Distemper, Less Than Jake | антирасизм, единство (unity), личная лирика | Смешение и влияние 2 Tone, поп-панк, хардкор-панк | |
| Скейт-панк | Ранние 1980-е, Калифорния, скейтбординг | Сходство с хардкор-панком, поп-панком и ска-панком; появление динамичного жанра на их основе — скейт-панк | JFA, Big Boys, Drunk Injuns, Septic Death, Pennywise, Diesel Boy, Good Riddance. Offspring Green Day | анти-авторитаризм, экстремальный спорт | Sagging clothes, одежда скейтеров, trucker hats | |
| Сёрф-панк | 1980-е, Калифорния, хардкор-панк | Хардкор-панк, Сёрф-рок | Agent Orange, and others led the way for the surf punk movement. | Окружающая среда, Океан | Одежда различная, но большинство носят короткие стрижки, короткие шорты и скейтерскую обувь. | |
| UK 82 | 1980-е Великобритания | Элементы Oi! и хардкора; убыстренный саунд | The Exploited, Charged GBH, The Varukers, Vice Squad | Рабочий класс, темы бедных районов; политика | Стиль британских панков 1980-х | |
| Hard Blood Shock | 1980-е Югославия | Панк-рок с элементами балканской этники. | Satan Panonski | Табуированые темы, мистика, эротика, гомосексуализм |
Субкультуры, вышедшие из панка
Некоторые субкультуры в начале были тесно связаны с панк-субкультурой, но в дальнейшем стали отдельным.
| Субкультура | Истоки | Музыка | Главные группы | Идеология и Лирика | Мода |
|---|---|---|---|---|---|
| Готы | Поздние 1970-е, британский постпанк и панк-рок | Готик-рок | Bauhaus, Joy Division, The Sisters of Mercy, Siouxsie & the Banshees, The Cure | Фильмы ужасов, нигилизм, отчаяние, отчуждение воодушевленность культом смерти и иными «тёмными» темами, мрачный внешний вид | Черная одежда, напульсники, цепи, ошейники. Лицо максимально выбелено, глаза подведены черным карандашом. |
| Грайндкор | Поздние 1980-е, американский хардкор-панк и британский краст-панк | Грайндкор и его производные | Napalm Death, Extreme Noise Terror, Carcass, Terrorizer | Леворадикальные и анархические взгляды, смерть, секс, чёрная комедия | Various, heavy metal fashion, anti-fashion etc |
| Гранж | Середина 1980-х, Сиэтл, Вашингтон | Гранж, пост-гранж | Nirvana, Mudhoney, Soundgarden, Alice in Chains, Pearl Jam | Отчуждение, отчаяние, нигилизм, анти-сексизм, Поколение X | Неряшливые, фланелевые рубашки, порванные джинсы, длинные волосы, обувь фирмы Converse или Dr. Martens |
| Хардлайн | Конец 1980-х/1990-е, straight edge | Хардкор, металкор | Vegan Reich, Raid | Авторитаризм, anti-abortion, heterosexism, веганизм, deep ecology, straight edge lifestyle. Many also have affiliation with Abrahamic religions, especially Islam and Rastafarianism. | Разный стиль, в основном тип одежды панк-хардкорщиков |
| Инди | Середина 1980-х, США, Великобритания | Альтернативный рок, Гаражный панк, Экспериментальный рок, Глитч, Пауэр-поп | R.E.M., The Smiths, Sonic Youth, Pavement, The White Stripes | Независимые лейблы, региональное разнообразие, grassroots fanbases | Различные стили |
| Mod revival | Поздние 1970-е, Великобритания | Влияния от 1960-х годов мода связанных жанров; 1970-х годов панк и поп-панк пауэр-поп | джем, Секретное дело, Пурпурные сердца | эстетизм, самовлюбленность, эскапизм (танцы), проблемы молодежи, рабочий класс популизм | Костюмы, военных парки, Фреда Перри и Бен Шерман футболки |
| Новая волна | Середина 1970-х, Нью-Йорк, прото-панк | Новая волна | Blondie, Elvis Costello, Talking Heads | Более поп-ориентировано | Мейнстримовая одежда, пиджаки, влияние поп-арта |
| Сайкобилли | Конец 1970-х, США; начало 1980-х, Великобритания | Смесь из панк-рока и рокабилли, вместо бас-гитары используется контрабас | The Cramps, The Meteors, Demented Are Go, Nekromantix | Рокабилли, темы из фильмов ужасов и научной фантастики | Косухи, джинсы, татуировки, стиль 1950-х годов |
| Straight Edge[6] | 1980-е, вашингтонский хардкор | Хардкор, heavy metal, metalcore, Hip-Hop some indie rock and Emo | Fugazi, Youth of Today, Slapshot, Earth Crisis, Minor Threat | Полный отказ от наркотиков, алкоголя, табака, разборчивость в половых связях. | Athletic apparel, camouflage shorts, знаки X на тыльной стороне ладони |
Упоминания в искусстве
В литературе
- Легс Макнил и Джиллиан Маккейн. «Прошу, убей меня!»
- Майкл Тернер. «Эмблема тяжелого рока»
- Фред и Джуди Верморел. «Sex Pistols: Подлинная история»
- Крейг О’Хара. «Философия панка: больше, чем шум»
- Илья Стогов. «Грешники» и «Анархия в РФ»
- Дмитрий Спирин. «Тупой панк-рок для интеллектуалов»
- Джон Кинг. «Человеческий панк»
- Генри Роллинз. «Железо»
- Ольга Аксютина. «Если я не могу танцевать, это не моя революция! DIY панк/хардкор сцена в России»
- Ричард Хэлл. «Погнали»
- Джо Мено. «Сделай погромче»
- Олег Бочаров. «Панк-энциклопедия»
- Кшиштоф Варга. «Текила»
В кинематографе
- 1977 — «Юбилей» (Великобритания)
- 1984 — «Пригород» (США)
- 1986 — «Сид и Нэнси» (Великобритания)
- 1998 — «Панки из Солт-Лэйк-Сити» (США)
- 2001 — «Что делать в случае пожара?» (Германия)
- 2001 — «Анхель и Джо» (Германия)
- 2002 — «Поваренная книга анархиста» (США)
- 2013 — «Клуб CBGB» (США)
Аниме и манга
- В аниме Battle Angel действие происходит в городе, заселённом панками и киборгами.
- В аниме и манге Nana рассказывается о панк-рок группе Blast. Также встречается упоминание о Sex Pistols, а прообразом одного из главных героев является Сид Вишес.
- В аниме и манге Paradise Kiss один из главных героев является ярым представителем панк субкультуры и вокалистом панк группы.
- В аниме Akira много представителей данной субкультуры.
- В аниме Detroit Metal City вокалистка панк-группы вообразила главного героя Сидом Вишесом, вернувшимся с того света.
См. также
Примечания
- ↑ [dictionary.reference.com/browse/punk?r=75 Punk] // Dictionary.com
- ↑ [www.askoxford.com/concise_oed/punk?view=uk punk] // AskOxford
- ↑ [dictionary.cambridge.org/define.asp?key=64221&dict=CALD punk] // Cambridge Dictionary Online
- ↑ * Roger Sabin. Punk Rock: So What? (The Cultural Legacy of Punk). Routledge, 1999. — P. 146 ISBN 0-415-17030-3.
- Ian Inglis. Performance And Popular Music: History, Place and Time. Ashgate Publishing, 2006. — P. 85 etc. ISBN 0-7546-4057-4.
- ↑ [www.conservativepunk.com/about/ Conservative Punk]
- ↑ Следует учесть, что это движение, а не субкультура
Напишите отзыв о статье "Панк"
Литература
- Крейг О’Хара. [www.zaraz.org/lib/punk_phil.html Философия панка больше, чем шум]
- Аксютина О. А. [ec-dejavu.ru/p-2/Punk.html Панк-культура как феномен молодежной контркультуры] // Современные трансформации российской культуры. — М.: Наука, 2005. — С. 564—603
- Аксютина О. А. [www.375crew.org/index.php?option=com_content&task=view&id=23&Itemid=79 Власть и контркультура в 1980-е — 1990-е годы. Панк как этика и эстетика противостояния]
- Аксютина О. А. [www.375crew.org/index.php?option=com_content&task=view&id=44&Itemid=1 DIY — протест против коммерческой культуры: массовая музыка и андеграунд]
- Олег Бочаров. [russrock.ru/books/1120-oleg-bocharov-pank-jenciklopedija.html Панк-энциклопедия]
- Ильин А. Н. [www.zpu-journal.ru/e-zpu/2009/4/Ilyin/ Панк как явление китч-культуры] // Электронный журнал «Знание. Понимание. Умение». — 2009. — № 4 — Культурология.
Ссылки
|
Панк в Викисловаре? |
|---|
- [punkway.ru/index.php/2009-09-18-00-35-00/1061-2011-04-06-12-43-43 О панк контркультуре]
- «Карнавал безумия» // журнал Смена, 1979 — одно из первых упоминаний о панке в советской прессе
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Панк
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.
