Панков, Павел Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Павел Панков
Место рождения:

Усть-Ижора,
Петроградская губерния,
РСФСР

Место смерти:

Ленинград, РСФСР, СССР

Профессия:

актёр

Карьера:

1939—1978

Награды:

Па́вел Петро́вич Панко́в (19 июля 1922, Усть-Ижора20 июля 1978, Ленинград) — советский актёр театра и кино, заслуженный артист РСФСР (1965)[1].





Биография

Павел Панков родился 19 июля 1922 года в посёлке Усть-Ижора (ныне Колпинский район, Санкт-Петербург) в семье инженера Петра Ильича Панкова и Зинаиды Андреевны Чижовой. В семье было четверо детей: два брата и две сестры, все они связали свою жизнь с театром. Старший брат — Василий первым вышел на сцену БДТ, затем театра Балтфлота, погиб в августе 1941 года в Балтийском море. Сестра Татьяна играла в Малом театре, снималась в кино. Сестра Нина играла в БДТ, преподавала в ГИТИСе.

Актёрскую карьеру начал в 1939 году во вспомогательном составе театра-студии Ленсовета под руководством С.Э. Радлова. В 1941—1945 годах — в ансамбле МВО.

С 1947 года, по окончании студии при Большом драматическом театре имени М. Горького, стал актёром БДТ, однако вскоре покинул театр, переживавший не лучшие времена.

В 1951—1952 годах выступал на сцене МДТ имени М. Н. Ермоловой в Москве, с 1952 года был актёром Театра имени Ленсовета; в 1956—1964 годах — Театра Комедии в Ленинграде.

Павел Панков — создатель двух несомненных сценических шедевров: образа генерала Варравина в 1955 году в спектакле Н. П. Акимова «Дело» по пьесе А. В. Сухово-Кобылина на сцене Ленинградского Нового театра (позже переименованного в театре имени Ленсовета) и певчего Тетерева в спектакле Г. А. Товстоногова «Мещане» (1966).

В 1965 году Панков был приглашён в Большой драматический театр; роль Тетерева в легендарных товстоноговских «Мещанах» стала для него и дебютом, и триумфом[2].

Фантасмагория и тонкое остроумие, сгущенность сценических красок в роли Варравина, эмоциональная насыщенность и лиризм, незаурядность человеческой индивидуальности в роли Тетерева определяют два полюса творческой индивидуальности Панкова.

В кино первой заметной ролью стал Сосед в комедии «Волшебная сила», где его партнёром выступил Аркадий Райкин. Однако роли были преимущественно второго плана, отрицательного либо комического характера. На их фоне можно выделить целостный, запоминающийся образ прокурора Берга в четырехсерийном фильме «Жизнь и смерть Фердинанда Люса».

Похоронен на Большеохтинском кладбище в Санкт-Петербурге[3].

Творчество

Театральные работы

Фильмография

  1. 1949 — Академик Иван Павловстудент (нет в титрах)
  2. 1949 — Александр Поповученик Попова (нет в титрах)
  3. 1953 — Над Неманом рассветнемецкий офицер
  4. 1955 — Оводофицер (нет в титрах)
  5. 1957 — Балтийская славатипографский рабочий (нет в титрах)
  6. 1957 — Его время придётминистр
  7. 1957 — Степан Кольчугин — доктор
  8. 1958Отцы и детимужик
  9. 1960 — Разноцветные камешкикультработник
  10. 1962Когда разводят мостыдядя Илья (в титрах А. Панков)
  11. 1963 — Всё остаётся людям — Трошкин
  12. 1963 — Знакомьтесь, Балуев! — Фёдор Фокин
  13. 1965Иду на грозудиректор завода
  14. 1965Первый посетительшвейцар
  15. 1965 — Похождения зубного врача — Пётр Чесноков
  16. 1966Начальник Чукоткиполковник Петухов
  17. 1966 — Чужое имя — Василий Степанович Буткеви, директор автобазы
  18. 1967 — Операция «Трест» — Путилов
  19. 1968 — Интервенция — переводчик
  20. 1970 — Волшебная силаХаритон Мордатенков, сосед
  21. 1970Крушение империиМ. В. Родзянко
  22. 1970 — Путь к сердцу — Григорий Петрович, больной
  23. 1973 — За горами, за лесами
  24. 1973 — Умные вещи — Барин
  25. 1973 — Чёрный принц — Яков Афанасьевич Пузырин
  26. 1974 — Врача вызывали? — Александр Петрович, привередливый больной
  27. 1974 — Сергеев ищет Сергеева — Иван Никитич
  28. 19741981 — Агония — Игнатий Порфирьевич Манус, банкир
  29. 1975Меняю собаку на паровозПавел Трофимович, машинист
  30. 1975Принимаю на себяИван Тимофеевич
  31. 1975 — Шаг навстречу — Александр Евгеньевич, главврач
  32. 1976Весёлое сновидение, или Смех и слёзыдоктор (в титрах Н. Панков)
  33. 1976Жизнь и смерть Фердинанда ЛюсаБерг, прокурор
  34. 1976 — Меня это не касается — Новосёлов, бухгалтер
  35. 1976 — Моё дело — профессор Лобанов, ректор Технологического института
  36. 1976 — Киножурнал «Фитиль», № 167, «Свежий глаз»
  37. 1977 — За пять секунд до катастрофы — Кинг
  38. 1977 — Собственное мнение — Иван Степанович Басов, директор завода
  39. 1977 — Киножурнал «Фитиль», № 187, «Разгневанный мошенник»
  40. 1978Двое в новом домеМихаил Кононов
  41. 1978Комиссия по расследованиюИван Николаевич Подоба
  42. 1978ОднокашникиПавел Петрович Ершов
  43. 1978Особых примет нетполковник Шевяков (озвучивает Игорь Ефимов)
  44. 1978 — Расмус-бродяга — Ленсман, начальник полиции
  45. 1977 — Киножурнал «Фитиль», № 197, «Дождался»

Напишите отзыв о статье "Панков, Павел Петрович"

Примечания

  1. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_cinema/13805/ПАНКОВ Энциклопедия кино. Панков Павел Петрович] (2010). Проверено 28 января 2013. [www.webcitation.org/6E8sb6310 Архивировано из первоисточника 3 февраля 2013].
  2. Рецептер В. Э. Жизнь и приключения артистов БДТ. — Москва: Вагриус, 2005. — С. 28. — ISBN 5-475-00096-4.
  3. [m-necropol.narod.ru/pankow.html Панков Павел Петрович (1922-1978)]

Литература

Ссылки

  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=Павел Панков Панков, Павел Петрович] на сайте «Энциклопедия отечественного кино»

Отрывок, характеризующий Панков, Павел Петрович


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.
Она, видимо, забыла свои годы и пускала в ход, по привычке, все старинные женские средства. Но как только он вышел, лицо ее опять приняло то же холодное, притворное выражение, которое было на нем прежде. Она вернулась к кружку, в котором виконт продолжал рассказывать, и опять сделала вид, что слушает, дожидаясь времени уехать, так как дело ее было сделано.
– Но как вы находите всю эту последнюю комедию du sacre de Milan? [миланского помазания?] – сказала Анна Павловна. Et la nouvelle comedie des peuples de Genes et de Lucques, qui viennent presenter leurs voeux a M. Buonaparte assis sur un trone, et exaucant les voeux des nations! Adorable! Non, mais c'est a en devenir folle! On dirait, que le monde entier a perdu la tete. [И вот новая комедия: народы Генуи и Лукки изъявляют свои желания господину Бонапарте. И господин Бонапарте сидит на троне и исполняет желания народов. 0! это восхитительно! Нет, от этого можно с ума сойти. Подумаешь, что весь свет потерял голову.]
Князь Андрей усмехнулся, прямо глядя в лицо Анны Павловны.
– «Dieu me la donne, gare a qui la touche», – сказал он (слова Бонапарте, сказанные при возложении короны). – On dit qu'il a ete tres beau en prononcant ces paroles, [Бог мне дал корону. Беда тому, кто ее тронет. – Говорят, он был очень хорош, произнося эти слова,] – прибавил он и еще раз повторил эти слова по итальянски: «Dio mi la dona, guai a chi la tocca».
– J'espere enfin, – продолжала Анна Павловна, – que ca a ete la goutte d'eau qui fera deborder le verre. Les souverains ne peuvent plus supporter cet homme, qui menace tout. [Надеюсь, что это была, наконец, та капля, которая переполнит стакан. Государи не могут более терпеть этого человека, который угрожает всему.]
– Les souverains? Je ne parle pas de la Russie, – сказал виконт учтиво и безнадежно: – Les souverains, madame! Qu'ont ils fait pour Louis XVII, pour la reine, pour madame Elisabeth? Rien, – продолжал он одушевляясь. – Et croyez moi, ils subissent la punition pour leur trahison de la cause des Bourbons. Les souverains? Ils envoient des ambassadeurs complimenter l'usurpateur. [Государи! Я не говорю о России. Государи! Но что они сделали для Людовика XVII, для королевы, для Елизаветы? Ничего. И, поверьте мне, они несут наказание за свою измену делу Бурбонов. Государи! Они шлют послов приветствовать похитителя престола.]
И он, презрительно вздохнув, опять переменил положение. Князь Ипполит, долго смотревший в лорнет на виконта, вдруг при этих словах повернулся всем телом к маленькой княгине и, попросив у нее иголку, стал показывать ей, рисуя иголкой на столе, герб Конде. Он растолковывал ей этот герб с таким значительным видом, как будто княгиня просила его об этом.
– Baton de gueules, engrele de gueules d'azur – maison Conde, [Фраза, не переводимая буквально, так как состоит из условных геральдических терминов, не вполне точно употребленных. Общий смысл такой : Герб Конде представляет щит с красными и синими узкими зазубренными полосами,] – говорил он.
Княгиня, улыбаясь, слушала.
– Ежели еще год Бонапарте останется на престоле Франции, – продолжал виконт начатый разговор, с видом человека не слушающего других, но в деле, лучше всех ему известном, следящего только за ходом своих мыслей, – то дела пойдут слишком далеко. Интригой, насилием, изгнаниями, казнями общество, я разумею хорошее общество, французское, навсегда будет уничтожено, и тогда…
Он пожал плечами и развел руками. Пьер хотел было сказать что то: разговор интересовал его, но Анна Павловна, караулившая его, перебила.