Пантикапей

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Пантикапей[1] (др.-греч. Παντικάπαιον, от греч. и тюрк. pont-kapi «врата моря» или др.-иран. *panti-kapa- «рыбный путь») — древнегреческий город, основанный в конце VII века до н. э. выходцами из Милета на месте современной Керчи; в пору расцвета занимал около 100 га. Акрополь располагался на горе, называемой сегодня Митридат. Главным божеством-покровителем Пантикапея с основания поселения являлся Аполлон, ему был посвящён главный храм акрополя. Сооружение древнейшего и грандиознейшего по меркам Северного Причерноморья здания храма Аполлона Иетра было завершено к концу VI в. до н. э.. Кроме того, позднее рядом с дворцом Спартокидов находился храм в честь Афродиты и Диониса.

Город со временем был опоясан мощной системой каменных укреплений, превосходящей афинскую.

В окрестностях города находился некрополь, отличавшийся от некрополей других эллинских городов. Помимо обычных в то время для эллинов грунтовых погребений некрополь Пантикапея состоял из цепи курганов, протянувшихся вдоль дорог от города в степь. С южной стороны город окаймляет наиболее значительная гряда курганов, именуемая сегодня Юз-Оба — сто холмов. Под их насыпями погребены представители варварской знати — скифские вожди, осуществлявшие военно-политический протекторат над городом. Курганы и сейчас составляют одну из главных достопримечательностей окрестностей Керчи. Наиболее популярны курганы Куль-Оба, Мелек-Чесменский, Золотой и особенно Царский.

С октября 2015 года архитектурно-археологический комплекс «Древний город Пантикапей» является объектом культурного наследия федерального значения[2].





Военная конфедерация на Боспоре. Пантикапей

Территория, на которой расположена современная Керчь, была уже заселена в XVIIXV веках до н. э., о чём свидетельствуют археологические раскопки, проводимые в районе посёлка Маяк. Однако история Керчи как города началась в конце VII века до н. э., когда на берегах Боспора Киммерийского (Керченского пролива) древнегреческие колонисты основали ряд независимых городов-государств (полисов) составивших в 40-х гг. VI в.до н. э. военную конфедерацию.[3] Целью межполисного союза было противостояние коренному населению — скифам. Пантикапей являлся наиболее крупным, мощным и, вероятно, первым полисом. На это указывает тот факт, что уже с конца 40-х гг. VI в. до н. э. Пантикапей чеканил свою серебряную монету, а с последней трети 70-х гг. IV в. до н. э. — и золотую.

К середине 80-х гг. IV в. до н. э. города по обе стороны пролива теряют независимость и входят в Боспорское государство Спартокидов со столицей Пантикапеем.

Благодаря своему географическому положению город долгое время находился на пересечении торговых путей между Европой, Средней Азией, Китаем и Средиземноморьем. Основными продуктами экспорта Пантикапея являлись зерно и солёная рыба. Широкое распространение получило виноделие.

Столица Боспорского царства. Династии: Археанактиды, Спартокиды.

Боспорские цари от Археанакта до Рескупорида VI.

Представитель знатного милетского рода Археанакт, стал архонтом (выборным магистратом) для демократического союза большинства греческих городов на Боспоре с 479 г. до н. э. со столицей в Пантикапее. В течение последовавших 42 лет в Боспорской конфедерации председательствовали Археанактиды, которых Диодор, модернизируя прошлое, по ошибке назвал «царствующими» (для Диодора все боспорские правители были царями). При Спартокидах, сменивших Археанактидов в 438 до н. э. и правящих на Боспоре до 109 до н. э., уже все без исключения города бывшей конфедерации подчинялись Пантикапею — политическому, торговому, ремесленному и культурному центру. В результате активной внешней политики Спартокидов — тираническая власть которых переросла в царскую — Боспорское царство в середине IV в. до н. э. включило в себя восточную Таврику и Таманский полуостров.

Расцвет Боспорского царства относится к периоду правления Левкона I с 389 по 349 гг. до н. э., его сыновей и заканчивается на внуке Евмеле (309—304 гг. до н. э.), в планы которого входило сделать Понт Эвксинский (Чёрное море) внутренним морем своего царства.

Последний из Спартокидов — Перисад V — не смог противостоять притязаниям варваров (сарматов?) на гегемонию над Боспором и принуждён был отречься от престола в пользу Понтийского царя Митридата Евпатора.

Однако в 107 г. до н. э. во время переговоров с Диофантом о передаче власти понтийскому царю в Пантикапее вспыхнуло восстание Савмака, и последний из рода Спартокидов был убит Савмаком.

Савмак

Вождь повстанцев скиф Савмак стал правителем Боспора. Строй, установившийся в период правления Савмака, продолжавшегося около года, неизвестен. После длительной подготовки Митридат VI направил из Синопы большую карательную экспедицию Диофанта. В Крыму в неё были включены херсонесские отряды. Войска Диофанта взяли Феодосию, прошли Керченский полуостров и захватили Пантикапей. Савмак был пленён, а Боспорское царство перешло под власть Митридата VI.

Митридат VI Евпатор

Подавив восстание, Митридат стал управлять Боспорским царством, которое вошло в Понтийское.
В течение трех Митридатовых войн Пантикапей и все Боспорское царство работает на воюющего с Римской республикой понтийского царя.

В 65 г. до н. э. потерпевший поражение Митридат укрывается в Пантикапее и, узнав в 63 г до н. э. о предательстве сына Фарнака II, закалывается по своей просьбе начальником своего отряда телохранителей, когда его в пантикапейской цитадели окружают восставшие против него и подстрекаемые его сыном войска.

Римская колония. Тиберии Юлии. Царь-сармат Аспург

Помпей признал боспорским царём Фарнака, доказавшего верность Риму тем, что поднял против своего отца мятеж[4].

После убийства Евпатора I (Скрибония) в 14 году до н. э. Боспорское царство на триста лет стало вассальным царством Римской империи. В 14 году н. э Тиберий закрепил титул царя за сарматом по имени Аспург, который, опираясь на большой потенциал кочевого войска, провёл серию победоносных войн со скифами, укрепив Боспор, расширил границы своего царства. Получил звание φιλοκαισαρ — «друга цезаря» и римское гражданство с правом передачи его по наследству. Именовался великим царём, царствующим над всем Боспором, Феодосией, синдами, меотами, торетами, псессами, тарпетами и танаитами. С I века н. э. местные цари приняли новое династическое имя и стали именоваться Тибериями Юлиями.

После смерти Аспурга Калигула утвердил на престоле в Пантикапее Митридата VIII, который однако стал реализовывать курс на независимость. На первом этапе Боспорской войны (4549 годы) он был свергнут римлянами и бежал на азиатскую часть Боспора. В Риме в 68 году, после неудачной попытки заговора против императора Гальбы, он был казнён.

Конец Боспорского царства

В 3 веке нашей эры Пантикапей, как и всё Боспорское царство, подвергся нападению остготов.

Окончательно Пантикапей как столица государства прекратил своё существование в 370-е годы н. э. во время гуннского нашествия. Обширные участки столицы были превращены в руины. Однако город продолжал жить, и, вскоре возродившись, превратился в крупный торгово-ремесленный центр Северного Причерноморья.

Напишите отзыв о статье "Пантикапей"

Примечания

  1. По преданию, место для Пантикапея грекам выделил скифский царь Агаэт (источник: Стефан Византийский, Словарь, статья «Пантикапей»; М. В. Скржинская, «Скифия глазами эллинов»). Легенды связывают основание города также с циклом мифов об аргонавтах, считая его ойкистом (организатором колонии) сына легендарного колхидского царя Эета (Ээта), у которого эллины похитили золотое руно. В действительности же основателями Пантикапея были милетяне.
  2. government.ru/media/files/XnNawtIgNdGfkAMwq9cweD5tE4N6miAy.pdf
  3. См.: Расширение греческого мира. VIII—VI вв. до н. э. (Кембриджская история древнего мира. Т. III, ч. 3. М.: 2007. С. 156—157 и др. ISBN 978-5-86218-467-9.
  4. App. Mithr. 113 Митридатовы войны. Аппиан. Римские войны; Dio Cass. XXXVII.14.2. Дион Кассий. Римская история.

Отрывок, характеризующий Пантикапей

– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.