Панцерваффе
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)
Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Панцерваффе (нем. Panzerwaffe) — танковые войска, входящие в состав сухопутных войск Вермахта (нем. Heer) и войск СС. Под таким названием существовали с 1936 по 1945 год.
Содержание
История
Состоянию бронетанковых войск в Третьем Рейхе уделялось немалое внимание. Адольф Гитлер постоянно требовал увеличить количество производства танков, хотя тех цифр, которых желало германское командование, достичь так и не удалось — в первую очередь, из-за нехватки сырья и производственных мощностей.
Начало танкостроения в Германии обычно связывают с приходом к власти нацистов. Это не совсем верно. Ещё в 1931 году инспектор автомобильных войск рейхсвера генерал-майор Освальд Луц выдвинул идею формирования крупных танковых соединений, оценив при этом достигнутые к тому времени результаты разработки танков в Веймарской республике как неудовлетворительные. Находясь под сильным влиянием начальника своего штаба, подполковника Гейнца Гудериана, он отдал указание приступить к проектированию бронированной машины массой 5 тонн, для использования её в учебных целях (единственная поблажка Версальского договора). До сих пор для этого в войсках применялись деревянные макеты танков, смонтированные на легковых автомобилях и даже на велосипедах. Также выпускались лёгкие танки под видом тракторной техники.
С 1925 года началось военное сотрудничество Германии с СССР, 3 октября 1926 г. был подписан документ о создании совместной танковой школы под Казанью. К практическому обучению в ней приступили с весны 1929 года, просуществовала школа до 20 июня 1933 года. В ней одновременно обучалось не более 12 человек. Для немецкой стороны за время функционирования школы подготовлено до 30 офицеров рейхсвера.
Кроме того, Гудериану с другими немецкими офицерами довелось присутствовать на английских танковых учениях в Солсбери — возможно, там у будущего «отца моторизованной войны» и зародились идеи о глубоких проникающих танковых ударах.
Panzer I стал первым (1933) немецким танком, поступившим на вооружение Вермахта. Несмотря на то, что эта машина предназначалась для подготовки кадров панцерваффе, довольно долго ей суждено было составлять основу германского танкового парка.
С середины 1934 года, параллельно с поставкой боевых машин в армию, началось и развертывание танковых частей.
В 1935 году Эрих фон Манштейн в письме к генералу Беку описал идею машин «штурмовой артиллерии», главной задачей которых должна была бы быть непосредственная поддержка атакующих подразделений пехоты. На основе этих рекомендаций, к 1937 году были разработаны самоходные орудия Sturmgeschütz III (Штуг III), ставшие самым массовым по численности представителем бронетехники вермахта.
Известно высказывание Гудериана[1]:
|
Победа идет по следам танков. | 
|
Бронетанковые войска Вермахта пользовались не только разработками немецких конструкторов. Достаточно широко использовались чешские танки, которые достались немцам в ходе оккупации Чехословакии.
На 1 сентября 1939 года (начало Второй мировой войны) вермахт располагал 3190 танками, из них Pz Kpfw I — 1145, Pz Kpfw II — 1223, Pz Kpfw 35(t) — 219, Pz Kpfw 38(t) — 76, Pz Kpfw III — 98, Pz Kpfw IV — 211, 215 — командирские, 3 — огнемётные, 5 штурмовых орудий.
Безвозвратные потери в Польской кампании составили 198 машин.
Накануне нападения на СССР общее количество танков и штурмовых орудий, сосредоточенных на восточном фронте, составляло 4171 машин (против 15 687 у Красной Армии[2], в том числе ок. 1400 танков новых типов — Т-34-76 и КВ-1, аналогов которых по огневой мощи не имелось у панцерваффе[3]).
За первый год войны было потеряно 75-80 % изначального танкового парка панцерваффе.
Третий период войны (1943—1944) характеризовался значительным количественным ростом германских вооружённых сил в техническом отношении: количество танков и САУ составило[4]
к 1 января 1943 года — 7927 единиц,
к 1 января 1944 года — 9149 единиц,
к 1 января 1945 года 12 990 единиц.
Это было результатом деятельности Шпеера, Мильха и др. в рамках программы военной мобилизации промышленности Германии, начатой в январе 1942 года, но ставшей давать серьёзные результаты лишь в 1943—1944 годах.
Однако, количественный рост из-за огромных потерь на Восточном фронте и нехватки топлива для обучения танкистов сопровождался снижением качественного уровня германских вооружённых сил.
Некоторые танковые дивизии СС (это 1-я дивизия СС «Лейбштандарте-СС Адольф Гитлер», 2-я танковая дивизия СС «Дас Рейх», 3-я танковая дивизия СС «Тотенкопф» и 12-я танковая дивизия СС «Гитлерюгенд»), среди прочих, были уничтожены неоднократно (например, только в феврале 1945 года, при взятии Будапешта было уничтожено три дивизии СС — 8-я, 22-я и 33-я), а затем формировались заново.
Суммарные потери немецких танков, по советским официальным данным, составили 32,5 тыс. ед.[5], причем большая их часть была уничтожена ИПТАП и танками РККА, у авиации эффективность была значительно ниже.
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Известные сражения
- Блицкриг в Бенилюксе и Северной Франции (май 1940)
- Танковое сражение под Дубно—Луцком—Ровно (июнь 1941)
- Битва под Сенно (июль 1941)
- Сражение под Прохоровкой (июль 1943)
- Наступление в Арденнах (декабрь 1944)
- Наступление под Балатоном (март 1945)
Командование
 |
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
Структура
Вермахт
- Танковый корпус
- Танковая дивизия
- Должности
Войска СС
- Танковая дивизия СС имела не десять, как аналогичные соединения вермахта, а пятнадцать мотопехотных рот, кроме того, танковые полки были больше (как правило, на один взвод в каждой танковой роте — вместо 17, положенных по штатам вермахта, было 22 танка) и имели дополнительно сапёрный батальон, две роты мостоукладчиков, зенитный батальон, батальон снабжения и мортирный дивизион. Позже, в 1944 году, часто также миномётный дивизион, вооружённый преимущественно ракетными установками типа «Панцерверфер» на полугусеничном ходу. Подразделения тяжёлых танков войск СС ввиду своей организации и оснащённости танками «Тигр» и «Королевский Тигр» были самыми мощными танковыми подразделениями войны;
- Танково-гренадерская дивизия СС была почти одинакова с аналогичными соединениями вермахта, однако имела в своём составе не 14, а 15 рот, а также пулемётный, зенитный батальоны и батальон снабжения;
Всего в войсках СС было 7 танковых дивизий и 8 танково-гренадерских дивизий.
Личный состав шести танковых дивизий СС имел стандартные петлицы с зиг-рунами (танковая дивизия СС «Тотенкопф» имела петлицы с изображением т. н. «мёртвой головы»). В 1944 г. немецкие танкисты получили новую форму — камуфлированая куртка с нагрудными карманами.
Состав
Номерные танковые дивизии
- 1-я танковая дивизия
- 2-я танковая дивизия
- 3-я танковая дивизия
- 4-я танковая дивизия
- 5-я танковая дивизия
- 6-я танковая дивизия (прежняя 1-я лёгкая дивизия)
- 7-я танковая дивизия (прежняя 2-я лёгкая дивизия)
- 8-я танковая дивизия (прежняя 3-я лёгкая дивизия)
- 9-я танковая дивизия (прежняя 4-я лёгкая дивизия)
- 10-я танковая дивизия
- 11-я танковая дивизия
- 12-я танковая дивизия (прежняя 2-я пехотная дивизия (моторизованная))
- 13-я танковая дивизия (прежняя 13-я пехотная дивизия (моторизованная); впоследствии Танковая дивизия «Фельдхернхалле 2»)
- 14-я танковая дивизия (прежняя 4-я пехотная дивизия)
- 15-я танковая дивизия (прежняя 33-я пехотная дивизия; впоследствии 15-я танковая гренадерская дивизия)
- 16-я танковая дивизия (прежняя 16-я пехотная дивизия)
- 17-я танковая дивизия (прежняя 27-я пехотная дивизия)
- 18-я танковая дивизия (впоследствии 18-я артиллерийская дивизия)
- 19-я танковая дивизия (прежняя 19-я пехотная дивизия)
- 20-я танковая дивизия
- 21-я танковая дивизия (прежняя 5-я лёгкая дивизия)
- 22-я танковая дивизия
- 23-я танковая дивизия
- 24-я танковая дивизия (прежняя 1-я кавалерийская дивизия)
- 25-я танковая дивизия
- 26-я танковая дивизия (прежняя 23-я пехотная дивизия)
- 27-я танковая дивизия
- 116-я танковая дивизия «Виндхунд» (нем. «Windhund» — «Борзая») (прежние 16-я танковая гренадерская дивизия и 179-я резервная танковая дивизия)
- 130-я учебная танковая дивизия (часто упоминается как просто Учебная танковая дивизия)
- 155-я резервная танковая дивизия (прежняя дивизия Nr. 155, дивизия Nr. 155 (моторизованная), танковая дивизия Nr.155)
- 178-я запасная танковая дивизия
- 179-я резервная танковая дивизия (прежняя дивизия Nr.179, дивизия Nr.179 (моторизованная), танковая дивизия Nr.179)
- 232-я танковая дивизия (прежняя Учебная танковая дивизия «Татры»)
- 233-я танковая дивизия (прежняя дивизия Nr.233 (моторизованная), 233-я мотопехотная дивизия, 233-я танковая дивизия, 233-я резервная танковая дивизия; впоследствии Танковая дивизия «Клаузевиц»)
- 273-я резервная танковая дивизия
Подготовкой всех экипажей «Тигров» занимался 500-й учебный танковый батальон.
Именные танковые дивизии
- Танковая дивизия «Гольштейн» (нем. «Holstein») (несформирована полностью, вошла в состав 18-й мотопехотной дивизии)
- Танковая дивизия «Кемпф» (нем. «Kempf») (частично армия, частично Войска СС)
- Танковая дивизия «Клаузевиц» (нем. «Clausewitz») (прежняя 233-я танковая дивизия)
- Танковая дивизия «Курмарк» (нем. «Kurmark») (на самом деле была мотопехотной дивизией «Курмарк»)
- Танковая дивизия «Мюнхеберг» (нем. «Müncheberg»)
- Танковая дивизия «Норвегия» (нем. «Norwegen») (несформирована полностью, вошла в состав 25-й танковой дивизии)
- Танковая дивизия «Силезия» (нем. «Schlesien») (несформирована полностью, вошла в состав 18-й мотопехотной дивизии)
- Танковая дивизия «Фельдхернхалле 1» (нем. «Feldherrnhalle») (прежняя мотопехотная дивизия «Фельдхернхалле»)
- Танковая дивизия «Фельдхернхалле 2» (нем. «Feldherrnhalle») (прежняя 13-я танковая дивизия)
- Танковая дивизия «Ютербог» (нем. «Jüterbog»)
- Учебная танковая дивизия (нем. «Lehr»)
- Танковая дивизия «Татры» (нем. «Tatra») (впоследствии учебная танковая дивизия «Татры»; впоследствии 232-я танковая дивизия)
Войска СС
- I танковый корпус СС («Лейбштандарте СС Адольф Гитлер»)
- VII танковый корпус СС («Корпус ландскнехтов»)
- 6-я танковая армия СС (1944—1945)
в состав которых, в разное время, входили:
- 1-я танковая дивизия СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер»
- 2-я танковая дивизия СС «Дас Райх»
- 3-я танковая дивизия СС «Тотенкопф»
- 5-я танковая дивизия СС «Викинг»
- 9-я танковая дивизия СС «Хоэнштауфен»
- 10-я танковая дивизия СС «Фрундсберг»
- 11-я добровольческая танково-гренадерская дивизия СС «Нордланд»
- 12-я танковая дивизия СС «Гитлерюгенд»
- 17-я танково-гренадерская дивизия СС «Гёц фон Берлихинген»
- 19-я танковая дивизия
- 23-я добровольческая танково-гренадерская дивизия СС «Недерланд» (1-я голландская)
а также
- 40-я танковая добровольческая дивизия СС «Фельдхернхалле» (бывшая танково-гренадерская дивизия «Фельдхеррнхалле» и бывшая 13-я танковая дивизия вермахта);
- 103-й танково-истребительный полк СС (1-й румынский)
Вооружения
Основные типы танков и самоходных орудий, состоявших на вооружении панцерваффе:
- PzKpfw I — лёгкий танк; производство: 1933—1937 (1574 машин); эксплуатация: 1934 — конец 1940-х.
- PzKpfw II — лёгкий танк; производство: 1935—1942 (~2000 машин); эксплуатация: 1935 — конец 1950-х.
- PzKpfw III — средний танк; производство: 1938—1943(5865 машин); эксплуатация: 1939 — середина 1944.
- PzKpfw IV — средний танк; производство: 1937—1945 (8686 машин); эксплуатация: 1939—1945.
- PzKpfw 35(t) — лёгкий танк; производство (Чехословакия): 1936—1938; эксплуатация: 1936 — начало 1950-х.
- PzKpfw 38(t) — лёгкий танк; производство (Чехословакия): 1938—1942; эксплуатация: 1939 — середина 1950-х.
- PzKpfw V «Пантера» — средний танк (основной); производство: 1943—1945(5976 машин); эксплуатация: 1943 — конец 1940-х.
- Тигр I — тяжёлый танк; производство: с середины 1942 года и до середины 1944 (1356 машин).
- Тигр II «Королевский тигр» — тяжёлый танк; производство: с марта 1944 года и до конца войны (489 машин).
- StuG III — средняя САУ класса штурмовых орудий; производство: 1939—1944 (9346 машин); эксплуатация: 1940—1967.
- StuH 42 — средняя САУ класса штурмовых орудий; производство: 1942—1944 (1212 машин); эксплуатация: 1942—1945.
- StuG IV — средняя САУ класса штурмовых орудий; производство: 1943—1945 (~1150 машин); эксплуатация: 1943—1945.
- Хетцер — лёгкая САУ класса истребителей танков; производство (Чехословакия): 1944—1951 (3145 машин); эксплуатация: 1944—1972.
- Фердинанд — тяжёлая САУ класса истребителей танков; производство: 1943—1945 (88 машин).
- Ягдпантера — тяжёлая САУ класса истребителей танков; производство: 1943—1945 (415 машин).
- Ягдтигр — тяжёлая САУ класса истребителей танков; производство: 1943—1945 (~77 машин).
Трофейная техника
За время войны немцы охотно использовали также трофейную технику. Так, в африканском корпусе на вооружении также были трофейные английские танки:
Pz Mk II 478 (e) — пехотные танки Matilda Mk II
Pz Mk III 479 (e) — пехотные танки Valentine Mk III
Трофейные советские танки использовались под обозначениями:
Panzerkampfwagen KV-IA 753(r) — КВ-1
(Sturm)Panzerkampfwagen KV-II 754(r) — КВ-2
Panzerkampfwagen KV-IB 755(r) — КВ-1с
Panzerkampfwagen 746 (r) — Т-28
В 1941 году в 1-й, 8-й и 11-й танковых дивизиях на вооружении имелись трофейные советские Т-34.
В 1943 году во 2-й танковой дивизии СС «Дас Райх» на вооружении было 25 танков Т-34, они участвовали в битве на Курской дуге (в том числе 8 из них — в сражении под Прохоровкой). Трофейными советскими танками первоначально был вооружен противотанковый дивизион, который к началу Курской битвы был переформирован в 3-й танковый батальон 2-го танкового полка дивизии СС «Дас Райх» (нем. III. Abteilung/SS-Panzer-Regiment 2). Германское командование было вынуждено пойти на это, чтобы восполнить отсутствие 1-го батальона 2-го танкового полка СС (нем. I. Abteilung/SS-Panzer-Regiment 2), который 17 апреля 1943 года отбыл в Германию для получения новой техники (танков «Пантера») и вернулся на фронт уже после завершения Курской битвы[7].
По некоторым данным, на 31 мая 1943 г. в танковых дивизиях числилось не более сотни трофейных советских танков, в том числе 4 Т-70, 2 КВ-1 и 59 Т-34.
Прочее вооружение
- Nahverteidigungswaffe — «оружие ближней обороны». Было стандартным противопехотным оружием, устанавливалось на танк или самоходное орудие и обеспечивало ближнюю защиту боевой машины от пехоты противника. Использовалось вместо пистолетных портов, ослаблявших броневую защиту. Оружие представляло собой мортирку калибром 92 мм, заряжаемую разрывными зарядами. Она выстреливала небольшую гранату на высоту около 3 метров, где она взрывалась, усеивая всё вокруг шрапнелью и металлическими шариками. Считалась очень эффективным средством для очистки близлежащего пространства от пехоты противника. Устанавливалась на САУ «Ягдпантера»[уточнить].
Производство
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этом разделе не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 22 мая 2015 года. |
В 1941 г. было произведено 2300, а в 1942 г. — 3600 легких бронированных машин различного назначения.
Всего за годы войны танкостроительной промышленностью Германии было произведено ок. 25 тыс. средних танков, в то время как союзниками — ок. 200 тыс.
Ремонтная база
|
Этот раздел статьи ещё не написан. Согласно замыслу одного из участников Википедии, на этом месте должен располагаться специальный раздел.
Вы можете помочь проекту, написав этот раздел. |
См. также
- Танковая дивизия вермахта
- Классификация германской бронетехники периода Второй мировой войны
- Курт Книспель — самый результативный танковый ас панцерваффе
- Список танкистов-асов Второй мировой войны
- Neubaufahrzeug
Напишите отзыв о статье "Панцерваффе"
Литература
- Г. Гудериан. Внимание, танки! История создания танковых войск, 1937
- Г. Гудериан. Воспоминания солдата, 1951
- Г. Гудериан. Танки, вперед!, 1956
- Г. Гудериан. Воспоминания немецкого генерала. Танковые войска Германии во Второй мировой войне 1939-1945. / пер. с нем. М., ЗАО "Центрполиграф", 2013.
- Г. Гот. [militera.lib.ru/h/hoth/index.html Танковые операции]. — Смоленск: «Русич», 1999.
- Э. фон Манштейн. [militera.lib.ru/memo/german/manstein/index.html Утерянные победы]. — М.: АСТ; Ростов н/Д: Феникс, 1999.
- Ф. В. фон Меллентин [www.moscowbooks.ru/book.asp?id=604886 Бронированный кулак вермахта]. Смоленск: «Русич», 1999. 528 с. («Мир в войнах»), ISBN 5-8138-0088-3
- Драбкин А. [militera.lib.ru/memo/russian/drabkin_ay4/ Я дрался с Панцерваффе. «Двойной оклад — тройная смерть!»]. — М.: Яуза, Эксмо, 2007. — (Война и мы). — 10 000 экз. — ISBN 978-5-699-20524-0.
- Андрей Лобанов. Танковые войска Гитлера. Первая энциклопедия панцерваффе. — Изд. второе, переработанное и дополненное, М. "Яуза", «Эксмо», 2010. ISBN 978-5-699-39768-6
- Исаев А. В., Коломиец М. В. Разгром 6-й танковой армии СС. Могила Панцерваффе.[8] — М.: Яуза, Эксмо, Стратегия КМ, 2009. — 160 с. — ISBN 978-5-699-34808-4
- Мельтюхов М. И. [militera.lib.ru/research/meltyukhov/index.html Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу: 1939—1941 (Документы, факты, суждения)]. — М.: Вече, 2000. — 608 с. — ISBN 5-7838-0590-4.
- Митчем С. [read24.ru/pdf/semyuel-mitchem-mladshiy-tankovyie-legionyi-gitlera.html Танковые легионы Гитлера]
Ссылки
- [www.panzervaffe.1939-45.ru/ panzervaffe.1939-45.ru] — Военно-исторический портал Панцерваффе
- [ww2history.ru/tank/ Немецкие танки и САУ. Оружие Панцерваффе] // ww2history.ru
- [army.armor.kiev.ua/hist/artbatarea-446.php Штат батареи самоходных штурмовых орудий Вермахта] // АНАТОМИЯ АРМИИ
- [samlib.ru/t/tonina_o_i/panzer_muller_01.shtml Таблицы наличия, производства и потерь танков вермахта] по книге Мюллера-Гиллебранда «Сухопутная армия Германии. 1933—1945 год» Или почему Гитлеру не хватило 5600 танков для взятия Москвы.
- д/ф [www.youtube.com/watch?v=9_L7HzksIks «Танки Германии. Panzerwaffe»] из цикла «Танки!»/Tanks! (Discovery Channel, 1998)
Примечания
- ↑ д/ф [www.youtube.com/watch?v=bfbQMepVFgs#t=102 «Крупнейшее танковое сражение Второй мировой. Прохоровка. Укрощение „Тигра“»] (см. 3:45)
- ↑ Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. — С. 478 (Таблица 47).
- ↑ Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. — С. 482 (Таблица 57).
- ↑ Б. Мюллер-Гиллебранд. Сухопутная армия Германии, 1939—1945 гг. — 2002. — С. 726—727.
- ↑ [www.soldat.ru/doc/casualties/book/chapter5_13_09.html Россия и СССР в войнах XX века — Потери вооруженных сил. ч.5 13_09]
- ↑ [army.armor.kiev.ua/hist/rota-1175.shtml Вермахт. Средняя танковая рота] // сайт АНАТОМИЯ АРМИИ
- ↑ Роман Пономаренко. 1943. Дивизия СС «Рейх» на Восточном фронте. — М.: Яуза-пресс, 2010. — С. 286-287. — ISBN 978-5-9955-0086-5.
- ↑ Переиздавалась под названием «Последние контрудары Гитлера. Разгром Панцерваффе» (М., 2010)
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Панцерваффе
Денежные дела Ростовых не поправились в продолжение двух лет, которые они пробыли в деревне.
Несмотря на то, что Николай Ростов, твердо держась своего намерения, продолжал темно служить в глухом полку, расходуя сравнительно мало денег, ход жизни в Отрадном был таков, и в особенности Митенька так вел дела, что долги неудержимо росли с каждым годом. Единственная помощь, которая очевидно представлялась старому графу, это была служба, и он приехал в Петербург искать места; искать места и вместе с тем, как он говорил, в последний раз потешить девчат.
Вскоре после приезда Ростовых в Петербург, Берг сделал предложение Вере, и предложение его было принято.
Несмотря на то, что в Москве Ростовы принадлежали к высшему обществу, сами того не зная и не думая о том, к какому они принадлежали обществу, в Петербурге общество их было смешанное и неопределенное. В Петербурге они были провинциалы, до которых не спускались те самые люди, которых, не спрашивая их к какому они принадлежат обществу, в Москве кормили Ростовы.
Ростовы в Петербурге жили так же гостеприимно, как и в Москве, и на их ужинах сходились самые разнообразные лица: соседи по Отрадному, старые небогатые помещики с дочерьми и фрейлина Перонская, Пьер Безухов и сын уездного почтмейстера, служивший в Петербурге. Из мужчин домашними людьми в доме Ростовых в Петербурге очень скоро сделались Борис, Пьер, которого, встретив на улице, затащил к себе старый граф, и Берг, который целые дни проводил у Ростовых и оказывал старшей графине Вере такое внимание, которое может оказывать молодой человек, намеревающийся сделать предложение.
Берг недаром показывал всем свою раненую в Аустерлицком сражении правую руку и держал совершенно не нужную шпагу в левой. Он так упорно и с такою значительностью рассказывал всем это событие, что все поверили в целесообразность и достоинство этого поступка, и Берг получил за Аустерлиц две награды.
В Финляндской войне ему удалось также отличиться. Он поднял осколок гранаты, которым был убит адъютант подле главнокомандующего и поднес начальнику этот осколок. Так же как и после Аустерлица, он так долго и упорно рассказывал всем про это событие, что все поверили тоже, что надо было это сделать, и за Финляндскую войну Берг получил две награды. В 19 м году он был капитан гвардии с орденами и занимал в Петербурге какие то особенные выгодные места.
Хотя некоторые вольнодумцы и улыбались, когда им говорили про достоинства Берга, нельзя было не согласиться, что Берг был исправный, храбрый офицер, на отличном счету у начальства, и нравственный молодой человек с блестящей карьерой впереди и даже прочным положением в обществе.
Четыре года тому назад, встретившись в партере московского театра с товарищем немцем, Берг указал ему на Веру Ростову и по немецки сказал: «Das soll mein Weib werden», [Она должна быть моей женой,] и с той минуты решил жениться на ней. Теперь, в Петербурге, сообразив положение Ростовых и свое, он решил, что пришло время, и сделал предложение.
Предложение Берга было принято сначала с нелестным для него недоумением. Сначала представилось странно, что сын темного, лифляндского дворянина делает предложение графине Ростовой; но главное свойство характера Берга состояло в таком наивном и добродушном эгоизме, что невольно Ростовы подумали, что это будет хорошо, ежели он сам так твердо убежден, что это хорошо и даже очень хорошо. Притом же дела Ростовых были очень расстроены, чего не мог не знать жених, а главное, Вере было 24 года, она выезжала везде, и, несмотря на то, что она несомненно была хороша и рассудительна, до сих пор никто никогда ей не сделал предложения. Согласие было дано.
– Вот видите ли, – говорил Берг своему товарищу, которого он называл другом только потому, что он знал, что у всех людей бывают друзья. – Вот видите ли, я всё это сообразил, и я бы не женился, ежели бы не обдумал всего, и это почему нибудь было бы неудобно. А теперь напротив, папенька и маменька мои теперь обеспечены, я им устроил эту аренду в Остзейском крае, а мне прожить можно в Петербурге при моем жалованьи, при ее состоянии и при моей аккуратности. Прожить можно хорошо. Я не из за денег женюсь, я считаю это неблагородно, но надо, чтоб жена принесла свое, а муж свое. У меня служба – у нее связи и маленькие средства. Это в наше время что нибудь такое значит, не так ли? А главное она прекрасная, почтенная девушка и любит меня…
Берг покраснел и улыбнулся.
– И я люблю ее, потому что у нее характер рассудительный – очень хороший. Вот другая ее сестра – одной фамилии, а совсем другое, и неприятный характер, и ума нет того, и эдакое, знаете?… Неприятно… А моя невеста… Вот будете приходить к нам… – продолжал Берг, он хотел сказать обедать, но раздумал и сказал: «чай пить», и, проткнув его быстро языком, выпустил круглое, маленькое колечко табачного дыма, олицетворявшее вполне его мечты о счастьи.
Подле первого чувства недоуменья, возбужденного в родителях предложением Берга, в семействе водворилась обычная в таких случаях праздничность и радость, но радость была не искренняя, а внешняя. В чувствах родных относительно этой свадьбы были заметны замешательство и стыдливость. Как будто им совестно было теперь за то, что они мало любили Веру, и теперь так охотно сбывали ее с рук. Больше всех смущен был старый граф. Он вероятно не умел бы назвать того, что было причиной его смущенья, а причина эта была его денежные дела. Он решительно не знал, что у него есть, сколько у него долгов и что он в состоянии будет дать в приданое Вере. Когда родились дочери, каждой было назначено по 300 душ в приданое; но одна из этих деревень была уж продана, другая заложена и так просрочена, что должна была продаваться, поэтому отдать имение было невозможно. Денег тоже не было.
Берг уже более месяца был женихом и только неделя оставалась до свадьбы, а граф еще не решил с собой вопроса о приданом и не говорил об этом с женою. Граф то хотел отделить Вере рязанское именье, то хотел продать лес, то занять денег под вексель. За несколько дней до свадьбы Берг вошел рано утром в кабинет к графу и с приятной улыбкой почтительно попросил будущего тестя объявить ему, что будет дано за графиней Верой. Граф так смутился при этом давно предчувствуемом вопросе, что сказал необдуманно первое, что пришло ему в голову.
– Люблю, что позаботился, люблю, останешься доволен…
И он, похлопав Берга по плечу, встал, желая прекратить разговор. Но Берг, приятно улыбаясь, объяснил, что, ежели он не будет знать верно, что будет дано за Верой, и не получит вперед хотя части того, что назначено ей, то он принужден будет отказаться.
– Потому что рассудите, граф, ежели бы я теперь позволил себе жениться, не имея определенных средств для поддержания своей жены, я поступил бы подло…
Разговор кончился тем, что граф, желая быть великодушным и не подвергаться новым просьбам, сказал, что он выдает вексель в 80 тысяч. Берг кротко улыбнулся, поцеловал графа в плечо и сказал, что он очень благодарен, но никак не может теперь устроиться в новой жизни, не получив чистыми деньгами 30 тысяч. – Хотя бы 20 тысяч, граф, – прибавил он; – а вексель тогда только в 60 тысяч.
– Да, да, хорошо, – скороговоркой заговорил граф, – только уж извини, дружок, 20 тысяч я дам, а вексель кроме того на 80 тысяч дам. Так то, поцелуй меня.
Наташе было 16 лет, и был 1809 год, тот самый, до которого она четыре года тому назад по пальцам считала с Борисом после того, как она с ним поцеловалась. С тех пор она ни разу не видала Бориса. Перед Соней и с матерью, когда разговор заходил о Борисе, она совершенно свободно говорила, как о деле решенном, что всё, что было прежде, – было ребячество, про которое не стоило и говорить, и которое давно было забыто. Но в самой тайной глубине ее души, вопрос о том, было ли обязательство к Борису шуткой или важным, связывающим обещанием, мучил ее.
С самых тех пор, как Борис в 1805 году из Москвы уехал в армию, он не видался с Ростовыми. Несколько раз он бывал в Москве, проезжал недалеко от Отрадного, но ни разу не был у Ростовых.
Наташе приходило иногда к голову, что он не хотел видеть ее, и эти догадки ее подтверждались тем грустным тоном, которым говаривали о нем старшие:
– В нынешнем веке не помнят старых друзей, – говорила графиня вслед за упоминанием о Борисе.
Анна Михайловна, в последнее время реже бывавшая у Ростовых, тоже держала себя как то особенно достойно, и всякий раз восторженно и благодарно говорила о достоинствах своего сына и о блестящей карьере, на которой он находился. Когда Ростовы приехали в Петербург, Борис приехал к ним с визитом.
Он ехал к ним не без волнения. Воспоминание о Наташе было самым поэтическим воспоминанием Бориса. Но вместе с тем он ехал с твердым намерением ясно дать почувствовать и ей, и родным ее, что детские отношения между ним и Наташей не могут быть обязательством ни для нее, ни для него. У него было блестящее положение в обществе, благодаря интимности с графиней Безуховой, блестящее положение на службе, благодаря покровительству важного лица, доверием которого он вполне пользовался, и у него были зарождающиеся планы женитьбы на одной из самых богатых невест Петербурга, которые очень легко могли осуществиться. Когда Борис вошел в гостиную Ростовых, Наташа была в своей комнате. Узнав о его приезде, она раскрасневшись почти вбежала в гостиную, сияя более чем ласковой улыбкой.
Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.
Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
