Панцирь (кольчуга)

Панцирь («пансырь») — название разновидности кольчатого доспеха, используемое в Великом Княжестве Московском и Русском Царстве с 70-х годов XV века. Также был распространён в Польше, Литве, Казанском ханстве, Астраханском ханстве и в других регионах Восточной Европы и Средней Азии.

Термин «пансырь» — греческого происхождения, от слова «πανσιδηριον», и означает «всеоружие» или «доспех». Согласно иному мнению, не исключено и другое происхождение этого термина — из Италии, от итальянского слова «pancia»: «живот», «тело». В целом, вопрос о месте заимствования пансырей в последнюю четверть XV века, до сих пор является предметом дискуссий.

А.Н. Кирпичников, считал, что термин «панцирь» не греческий, а европейский. Похожие слова встречаются в польском, чешском, немецком и французском языках. Дополнительное подтверждение западного происхождения панцирей, можно найти у А.Ф. Вельтмана. Он упомянул грамоту ногайского Уруса Мурзы от 1564 года: «Да что мне самому вздевать тягиляй бархат золотной, да пансырь меделенской добрый, да саблю золотом наведену, да седло с золотом, да шелом бы доброй пожаловал еси». «Пансырь меделенский» есть ни что иное, как кольчатый пансырь миланской работы, либо пансырь, сделанный по миланским образцам.

Согласно документам поместной службы, пансыри были наиболее популярным доспехом русского поместного войска. Согласно данным из "Боярской книги" 1556/1557 года, каширской десятни 1556 года, коломенской десятни 1577 года и ряжской десятни 1579 года, в пансырь были облачены 53, 22, 267 и 26 ратников соответственно.

Основной чертой, выделяющей панцирное плетение, было то, что в нём использовались плоские кольца. Хотя на Руси они появились около 1200 года, разделение терминов «панцирь» и «кольчуга» произошло значительно позднее - в последнюю четверть XV века. Плоские кольца обеспечивали большую, по сравнению с круглыми, площадь прикрытия, при том же весе. По другой версии — панцирь имел скрепление колец не заклёпкой, а шипом.

Второй чертой было то, что концы каждого кольца соединялись «на гвоздь», причём на одном конце укреплялся шип, который с помощью молотка либо отжимных щипцов вгонялся в другой расплюснутый конец. Этот способ был проще и быстрее, чем стандартное крепление «на гвоздь» в кольчугах (когда «гвоздём» соединялись два расплюснутых конца), но уступал в прочности соединения.

Третьей чертой было то, что кольца были довольно мелкого размера. Диаметр колец в разных изделиях колебался примерно от 7 до 13 мм, толщина около 1 и ширина 2—3 мм. Причём на ворот, рукава подол иногда шли кольца мельче остальных. В панцирях использовалось только одинарное плетение (1 к 4), в отличие от кольчуг, в которых иногда применялось двойное (1 к 6). На панцирь уходило до 50 000 колец.

Панцирь имел вид рубашки, надеваемой через голову, с рукавами (разнообразной длины), иногда — горловиной. Иногда также украшался бляхами из цветных металлов. В Оружейной палате сохранилось 68 панцирей, произведённых вплоть до XVII века. Судя по описям, для их классификации использовались особые термины — например, выделяли «хрящевые» (грубой работы), «вострогвоздь» (кольца которых соединялись острым высоким шипом), «коробчатые» (из овальных колец для эластичности плетения) панцири. К тому же они различались по производителю: кроме панцирей, записанных, как русские, сохранились 5 черкасских, 14 немецких, 11 московских. Если московские панцири весили 7—11 кг и имели длину 70—90 см, то черкасские — 3,5—5 кг и 65—75 см, а немецкие — 3,5—5,5 кг и 55—70 см. Среди русских панцирей тоже есть лёгкие, 3,5—8 кг образцы.

Источники

• Кирпичников А. Н., «Военное дело на Руси в XIII—XV вв.»
• [velizariy.kiev.ua/avallon/cuirass/gordeev.htm Русский оборонительный доспех] Гордеев Н. В. Сборник научных трудов по материалам Государственной оружейной палаты. М., 1954.
• [www.milhist.info/2014/08/18/schindler Шиндлер О.В. Классификация русских корпусных доспехов  XVI века] // История военного дела: исследования и источники. — 2014. — Т. V. — С. 417-486.

Отрывок, характеризующий Панцирь (кольчуга)

Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.