Панчишкина, Клавдия Григорьевна

Клавдия Григорьевна Панчишкина
фотография из фондов музея-заповедника «Сталинградская битва
Псевдоним	Аня
Дата рождения	17 марта 1921(1921-03-17)
Место рождения	хутор Верхнесолоновский, Царицынская губерния РСФСР
Дата смерти	12 ноября 1942(1942-11-12) (21 год)
Место смерти	Нижний Чир Сталинградская область, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	партизан
Годы службы	1942
Звание	Партизанка
Часть	партизанский отряд Нижне-Чирского района «За Родину»
Командовал	секретарь Нижнее-Чирского подпольного райкома комсомола
Сражения/войны	Великая Отечественная война Сталинградская битва
Награды и премии

Клавдия Григорьевна Панчишкина (17 марта 1921, хутор Верхнесолоновский Царицынская губерния — 12 ноября 1942, Нижний Чир Сталинградская область) — участница Сталинградской битвы, боец партизанского отряда Нижне-Чирского района «За Родину», секретарь Нижнее-Чирского подпольного райкома комсомола, увековечена мемориальной плитой на Большой братской могиле мемориального комплекса «Героям Сталинградской битвы».

Молодость

Окончив в станице Нижне-Чирской 7 классов, Клавдия Григорьевна поступила в Дубовское педагогическое училище, на отделение учителя начальных классов, где и училась в 1939—1940 годах. По окончании педучилища, Клавдия Григорьевна была распределена в совхоз «Выпасной» Котельниковского района Сталинградской области. Вскоре она стала заведующей школой в хуторе Караичев. Клавдия Григорьевна активно участвовала в жизни хутора. Совмещала работу секретаря комсомольской организации колхоза с должностью старшего агитатора.

По семейным обстоятельствам, Клавдия Григорьевна переехала в Нижне-Чирскую, где сначала работала секретарём в артели «Борец», а затем учительницей начальной школы совхоза «Красная Звезда».

Участие в Сталинградской битве

С началом Великой Отечественной Войны судьба Клавдии Панчишкиной стала меняться. Нижне-Чирской райком партии направил Клавдию Григорьевну на должность замполита по комсомолу в Задонскую МТС. По мере приближения врага Задонская МТС была эвакуирована.

26 июля 1942 части 51-го немецкого армейского корпуса захватили Нижне-Чирскую. В станице развернула активную работу «Абвергруппа 304» — контрразведывательное подразделение абвера. Здание военкомата на улице Первомайской в райцентре заняли немецкая комендатура и жандармерия. В помещениях бывшего райисполкома и начальной школы развернулся отдел тайной немецкой полиции (гестапо). В здании детской поликлиники находился штаб 6-й армии Паулюса.

Сразу после прихода немцев в Нижне-Чирской и прилегающем районе был организован 910-й партизанский отряд «За Родину» во главе с коммунистом Павлом Воскобойниковым. Сталинградский обком комсомола на базе партизанского отряда сформировал подпольный райком комсомола, который возглавила Клавдия Григорьевна Панчишкина. Перед подпольным райкомом были поставлены следующие задачи: неустанно проводить разъяснительную работу среди населения о «лживости гитлеровской пропаганды», вести разведку, устраивать диверсии, собирать и передавать данные о полиции и вражеской технике.

Для работы в подполье Клавдия Ивановна взяла псевдоним «Аня», а для связи с обкомом пароль «Земля». В приметах указывалось: рост — средний, блондинка, глаза серые.

Работа в партизанском отряде

В Нижне-Чирской партизанский отряд входило 26 человек. За время деятельности отряд уничтожил 56 немецких солдат и офицеров, ранил более 70 человек, подорвал вражеский тягач, две автомашины с боеприпасами, постоянно нарушал телефонную связь. Клавдия Григорьевна по заданию командования отряда неоднократно ходила в разведку, закладывала мины на дорогах, расклеивала листовки в оккупированных селах. Участвовала во взрыве моста через реку Дон и железнодорожного полотна между станцией Чир и разъездом Рычковский. Вместе с товарищами по подполью Раисой Демидой и Тамарой Артемовой собирали разведданные и передавали их советским войскам по рации, ракетами указывали места скопления вражеской техники, распространяли листовки среди местного населения. Кроме участия в боевых мероприятиях, Клавдия Панчишкина занималась распространением информации и состоянии дел на фронте и деятельности новой власти на захваченной территории. В том числе и о расстреле воспитанников Нижне-Чирского детского дома.

1 сентября 1942 года в детский дом явились двое гитлеровских офицеров и приказали собрать детей к отправке указав, что «продуктов им не нужно, поедут недалеко». На двух грузовиках воспитанники были вывезены в неизвестном направлении. Позже стало известно, что 47 детей в возрасте от 2 до 16 лет были расстреляны в нескольких километрах от станицы.

После нападения участников отряда на склад военного имущества в хуторе Средне-Садовском «Абвергруппа 304» активизировала свою деятельность и 12 ноября 1942 Клавдия Григорьевна (а так же Тамара Артёмова и Раиса Демида) была арестована и после пыток расстреляна на окраине станицы Нижне-Чирская.

Расследование провала

Сразу после освобождения началось следствие по делу гибели Нижне-Чирского подполья. Сейчас существует несколько версий провала подпольщиков:

• Из показаний начальника районной полиции Копцева, его сына (полицая в ст. Нижне-Чирской), Георгия Родина (помощника старосты), и Попова Александра (сотрудника комендатуры) было выяснено, что Клавдию Григорьевну Панчишкину и её подруг выдала Мануйлова Евдокия.
• Из материалов, ныне хранящихся в архиве УФСБ по Волгоградской области, следует, что подпольщиц выдал житель хутора Зимовной, некий Паршин (во время оккупации бакенщик на Дону).

Весной 1943 было найдено место тайного захоронения подпольщиц. При строительстве Цимлянского водохранилища и угрозе затопления, их тела были перезахоронены в братской могиле в центре станицы Нижне-Чирская.

Память

В посёлке Нижний Чир, на территории интерната, Клавдии Григорьевне Панчишкиной установлен памятник. Клавдия Григорьевна посмертно награждена орденом Ленина и медалью «За оборону Сталинграда» (1.2.1944). На Мамаевом кургане установлена памятная мраморная плита с её именем. Одна из улиц Красноармейского района Волгограда с 1954 года носит её имя. Одна из улиц хутора Верхнесолоновский носит имя Клавы Панчишкиной

Литература

• Геннадий Алексеевич Ясковец. С тобой, моя Родина, до конца: документальный очерк о героях комсомольского подполья в Задонье. — Принт, 2011. — 207 с. — ISBN 5944241683, 9785944241689.
• ВГМП «Сталинградская битва», инв. № 2437, 7774 (1—3), п. 13.
• Красавин В.С., Бородин А.М., Логинов И.М. Подвиг Сталинграда. — Волгоград, 1975. — 373 с.
• Сталинградская битва. Июль 1942-февраль 1943: энциклопедия / под ред. М. М. Загорулько. — 5-е изд., испр. и доп. — Волгоград: Издатель, 2012. — 800 с.
• Музей обороны Царицына-Сталинграда. Клава Панчишкина и Тамара Артемова. — Сталинград: Книжное издательство, 1960. — 11 с. — (Комсомолки Герои Великой Отечественной войны).

Ссылки

• [www.miroznai.ru/Trip/Pages/ShowSubject.aspx?sbjid=4358&templId=82 Биография на сайте Мирознай]
• [www.miroznai.ru/Trip/Pages/ShowSubject.aspx?sbjid=4358 ещё на Мирознае]
• [monument.volgadmin.ru/start.asp?np=12-69 Прописаны в Волгограде навечно]. — Волгоград, 1975.

Отрывок, характеризующий Панчишкина, Клавдия Григорьевна

Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.